— С приключениями, — ответил Графин и обернулся к палатке девушек. — Девчата, посуду несите!

Филимон подобрался к палатке и церемонно постучал в брезентовый полог.

— Солнце, выходи мириться!

В убежище зазвенела посуда, и раздался смешок Дашуни.

— По приколу, да? — прозвучал непонятный ответ «солнца», после чего объявился голубой джинсовый зад, художественно исполосованный провокационными прорехами.

Даша пятилась из палатки.

— Классные штаны! — похвалил миротворец, помогая владелице штанов принять вертикальное положение. Следом за Громовой выполз край поролонового матраца и уткнулся ей в ноги.

— Держи! — скомандовал голос Шуйской.

— Забирай! — Дашуня перевела стрелки на сильного мужчину.

Когда они с удобствами расположились на импровизированном сиденье, Даша игриво потерлась носом о щёку соседа, исподтишка дунув ему в ухо. Он сморщил нос, обнял её за плечи и повернул лицом к садку с уловом.

— Смотри сюда! Неплохо, а?

Она шутливо пихнула его локтем в живот, заставив демонстративно согнуться.

— Ты, мать, на грубость нарываешься и всё обидеть… что там за приключения? — сдался Филимон.

Громова обхватила его за талию обоими руками и пожаловалась:

— Подо мною гнилые доски проломились, и я в погреб упала. Эдик с Данькой верёвкой вытягивали. А ещё, представляешь, на нас мажоры с битами напали. Мы дрались. Не день, а затычка!

Филимон перестал сгибаться, с недоверием уставившись на подружку.

— Какие такие мажоры? Местные?

— Откуда я знаю?

— Мальчишки на мотоциклах, — уточнила Алиса, подходя к костру с мисками.

— Беспредел! — возмутился Филимон. — Что за дристамёты?

— Японцы.

— Что за мотоциклы? Японские, — перевел Эдик.

— Приезжие чуваки захотели острых ощущений. — Громова с удовольствием подливала масла в огонь.

— Только пусть появятся, бараны, я им устрою ощущения.

Филимон подхватил лежащий поодаль камень, и со всей дури обрушил его на землю, гипотетически пригвоздив баранов-мотоциклистов. Алиса мысленно поздравила подружку, сумевшую за пару минут подрядить защитника.

— Вас опасно одних отпускать, — тревожился Графин. — Меня родственница за брата… — Он провёл рукой по шее, потом в обратную сторону и на закуску изобразил висельника с языком.

Кристине, меж тем, надоело стоять позади сплоченного общества. Она оттолкнула Эдика и уселась с ребятами на колоде.

— Мы золотой перстень под срубом нашли, — Эдик ринулся в наступление. — С янтарём.

Кристина равнодушно протянула руку и получила перстень в своё полное распоряжение. С непроницаемым видом рассматривая драгоценность, она нарочито скучающе зевнула, что послужило сигналом для Громовой. Она привстала с матраца и забрала трофей с вялой ладони.

— Как тебе? — Нацепила перстень на палец и помахала рукой перед лицом Филимона.

— Круто, — одобрил тот, прицениваясь к находке. — Камушек забойный.

— Темнота! Это же янтарь! Скажи, супер?

— Супер.

Алиса так не думала: кольцо ей не нравилось, а энтузиазм подружки тревожил. Как было бы хорошо продать «Аську» тому же Графину и домой. Больше тебе никаких находок, никаких сокровищ, никаких юных байкеров с битами. Она вскрикнула от боли.

— Ой-ёй!

Диковатая Кристина сорвалась с места, бесцеремонно пробежалась по ногам и скрылась в кустарнике.

— Ты куда? — крикнул Филимон.

Графин пожал плечами: с молоденькими девицами сплошные проблемы. Что у них в голове делается?! То есть великая тайна.

Беглянка возвратилась довольно быстро. Она держала перед собой гитару Данилы, которую и вручила оторопевшему хозяину.

— Лучше бы кружки принесла, — попенял ей дядя и прошептал на ухо Даше. — Сейчас бы, за удачу и находки!

Та, без намека на улыбку, несколько долгих секунд разглядывала его в упор — он даже забеспокоился — после чего протянула миску с кашей.

— Поешь сначала. Потом пойдём…рыбу чистить.

Они рассмеялись, причем смех Даши звучал веселее. Филимон потянулся к сетке и стал с азартом рассказывать слушателям, где и какого «карася» он поймал. Данила перебирал струны гитары, а Кристина заняла место Алисы. Та, не рискуя вторично попасть под ноги девицы-слона, вытащила из палатки второй матрац и с удобством расположилась чуть в стороне от общества. Подошёл Графин с двумя чашками чая и присел рядом с ней.

— Спасибо, — искренне поблагодарила она, окидывая взглядом старых и новых друзей.

Оранжевые блики костра и глубокие тени накидывали флер загадочности на фигурантов событий и побуждали к разговорам о странностях последних дней.

Жара исчезла вместе с закатом, с озера потянуло прохладой. Подлые враги всё не являлись, затягивая обсуждение. Где-то вначале одиннадцатого Даша пару раз отчаянно зевнула, вяло распрощалась с разочарованным любителем алкогольных тостов и ушла «давить на подушку». Филимон недовольно бурчал, костеря «любительницу дрыхнуть», и на пару с Графином решал судьбу рыбы.

У Алисы тоже слипались глаза, но она решила не изменять жизненным принципам, а потому отправилась мыть посуду. Данила тотчас вызвался помогать и для начала накинул ей на плечи свою куртку. Она обернулась с улыбкой и невольно ускорила шаг: на поляне, в сосуде под именем Кристина, кипела взрывоопасная смесь ненависти, ревности и злобы. Так вдвоем и сбежали.

Алиса заворочалась в спальном мешке. Прошло полчаса, а она не в силах заснуть от будоражащих мыслей. Данила за ней ухаживает! Причем так осторожно. Она уставилась в брезентовый потолок и едва слышно рассмеялась. Вокруг столько красавиц, а он ухаживает именно за ней! На мостике они церемонно побеседовали о камерном оркестре, в котором она играет, о музыкальном репертуаре, о скрипачах и виолончелистах. Интересно, что ему рассказал Эдик?

В темноте слышалось тихое сопение подружки. Умница Дашуня! Ничто её не тревожит: крепко спит и не забивает голову глупыми фантазиями. Это ведь ужасно глупо! Через пару дней они расстанутся и больше никогда не встретятся. Два глубоких вздоха с гримасой боли. Поворот на другой бок. Который час?

Алиса не выдержала, выпростала руку из спального мешка и потянулась за фонариком и часами. В темноте вспыхнул тонкий лучик, высветив сиреневый циферблат на кожаном ремешке. Сколько? Так и есть. Одиннадцать пятьдесят семь — глухая полночь. Она выключила фонарик и перед глазами появилась другая картинка: возле костра сидит Данила, подбрасывает дрова в огонь и охраняет их от врагов. Она бы с удовольствием посидела рядом. Обидно, если никогда не встретятся.

Даша как-то надрывно застонала и заметалась в спальном мешке. Алиса даже затаила дыхание: доворочалась, что разбудила подружку. Послышался тихое «вж-жик» расстёгиваемой молнии, слабый шелест ткани, и тёмный силуэт завозился у входа в палатку.

— Дашунь, ты куда? Подожди, я с тобой.

Подруга даже не обернулась. Она выскользнула из палатки и пошла по траве. Босиком. Откинутый полог с шуршаньем вернулся на место. Алиса ничего не понимала: договаривались же никуда не выходить поодиночке. Она поспешно расстегнула свой спальный мешок.

Данила подкинул ветку в огонь и перемешал рдеющие угли. Раздался короткий треск, высокое жёлтое пламя охватило свежие дрова. «Молодец Граф, укрыл хворост, иначе бы намок и дымил, как проклятый». Он посмотрел вверх: в омытом дождем небе показательно ярко сияли голубые звезды. По спине пробежал холодок. Данила передернул плечами, застегнул замок у куртки и вдохнул запах, исходящий от воротника: камфара — эта медсестра Громова — и духи Алисы. Ему до внутренней дрожи нравился этот горький аромат свежей зелени, где смешиваются нотки ландыша и сирени. Усмехнулся при мысли о нотке: последние два дня он часто стал употреблять музыкальные термины.

Горящая ветка выстрелила и рассыпалась, и в унисон звуку раздался возглас Алисы:

— Подожди, я с тобой!