— Своевольная — это даже хорошо. Будет не так скучно в постели, — услышала я как сквозь вату голос Хейдрека.

Во рту появился привкус крови, от которого замутило ещё больше. Тряхнув головой, словно надеясь разогнать туман перед глазами, села. Никто не торопился мне помочь, пока я кое-как собирала себя в кучу, чтобы встать.

— А теперь твой черёд, Призванная, уяснить кое-что, — спокойно продолжил Хейдрек.

Он зашёл Рейнару за спину и, нажав на плечи, заставил того опуститься на колени. Откуда в руке повелителя появился кинжал, я не поняла, заметив его, лишь когда он прижал клинок к щеке всадника.

— Видишь ли, Агата, я хочу быть честен с тобой, — почти ласково начал Хейдрек. — Я не хочу поить тебя зельем, запирать под стражей или ещё как-то ограничивать. До завтрашнего вечера ты вольна пойти, куда пожелаешь, даже уйти из замка или попытаться его разрушить. Только помни об одном…

Повелитель схватил Рейнара за волосы, заставив откинуть голову назад, открывая шею. Кинжал прижался прямо к бьющейся венке рядом с ухом, ещё чуть-чуть — и порежет кожу.

— Я же объяснила: он тут не причем, — хрипло сказала я. — Отпусти его. Тебе же нужна я, так причём здесь Рейнар…

— Очень даже «причём», — возразил Хейдрек. — А потому запомни: рядом с ним всегда будет кто-то из всадников. Если тебе вздумается Призвать, то знай, что в этот момент Рейнар лишается кусочка чего-нибудь важного, например, пальца, ладони, а может ноги? Фантазия тут бесконечна. Одно неверное слово, и я казню его на твоих глазах. А чтобы ты не сомневалась, я тебе это докажу. Экхарт!

Старый всадник вошёл в комнату, словно ждал прямо за дверью. Хейдрек перекинул ему кинжал, который тот с лёгкостью поймал.

— Давай отрежем нашему другу что-нибудь не очень нужное, ухо, например? — обыденным тоном предложил повелитель.

Экхарт нахмурился, но ничего не сказал, а Рейнар даже не пошевелился, когда лезвие кинжала прижалось к его голове. Моё сердце остановилось от ужаса, готовое провалиться в пятки, когда по коже всадника побежала первая капля крови. Не в силах выносить это зрелище, я бросилась к Хейдреку.

— Пожалуйста, нет! — Я вцепилась в его руку, заставила повернуться. — Я всё поняла! Сделаю всё, что скажешь, всё, что захочешь. И не сбегу ни сегодня, ни завтра, никогда! Только не трогай его, прошу… Он же ничего не сделал.

Мой голос упал до хриплого шёпота, по щекам полились горячие слёзы. Ноги задрожали, и я опустилась на колени, как в бреду повторяя свою просьбу, пока Хейдрек не вырвал рукав из моих ослабевших пальцев.

— Повезло тебе, Рейнар, за тебя просит моя будущая супруга, — с непонятным сарказмом заметил повелитель, направившись к двери. — Скажи ей спасибо: только лишь потому, что я не хочу видеть её завтра зарёванной, ты сегодня останешься цел. Циса, проводи Агату в комнату.

Всадница попробовала вздёрнуть меня на ноги, но я вывернулась из её хватки и бросилась к Рейнару. Стоя на коленях, осмотрела его висок, рукавом вытерла кровь, натёкшую за шиворот рубахи. Он был бледнее обычного, на лбу выступил пот, но во взгляде мелькнула улыбка, от которой тоскливо заныло сердце.

— Не нужно было, Агата… — еле слышно прошептал всадник, отворачиваясь, но я всё равно погладила его по щеке, стирая натёкшую кровь.

— Нужно, — ответила тоже шёпотом. — Потому что я не вынесу, если с тобой ещё что-то случится из-за меня.

Отчаянное желание прижаться к нему накрыло с головой. Всё бы отдала, только б спрятаться в его объятиях хоть на миг. Зачем я узнала вкус его губ, нежность его рук — ведь никогда больше это не повторится? Горечь упущенной любви комом осела в горле, когда Рейнара оторвали от меня, силой вытащив прочь из комнаты.

Провожавшая меня Циса наверняка упражнялась в острословии, но я её не слушала. Я почти не запомнила дорогу в свою комнату, в памяти сохранились только десятки ступеней, слившиеся в бесконечную лестницу. Оставшись одна, я сумела лишь кое-как добрести до кровати. Сил не осталось даже расшнуровать сапоги. Я рухнула лицом в подушки, надеясь, что на утро всё случившееся окажется дурным сном. Но меня подняли раньше.

Подготовка к свадьбе неслась семимильными шагами. Целый отряд служанок ворвался в спальню, не обращая внимания на моё недовольство. Меня вежливо, но непреклонно растолкали, раздели, помыли и даже попытались накормить с ложечки. Потом я стояла вместо манекена для платья, пока вокруг суетились портнихи. Нечеловеческая усталость навалилась на плечи, отняв волю к сопротивлению. Все разошлись только к вечеру, когда принесли ужин.

— Госпожа, к вам миледи Унна, — с поклоном доложила молоденькая служанка.

— Кто? — вяло переспросила я, рухнув в кресло у окна.

— Дочь повелителя, госпожа Унна.

Этого ещё не хватало! Выслушивать колкости вздорной девицы, которая наверняка не рада моему появлению, пусть и не долгому? Ну уж нет.

Я уже приготовилась послать всех, включая миледи Унну, куда подальше, как вдруг остолбенела от мимолётного взгляда во двор. Моя комната была в башне, чуть ли не под самой крышей, откуда открывался панорамный вид на внутренний двор замка. Не представляю, как среди десятков тёмных фигур в полумраке я узнала Рейнара — мало ли у кого могут быть длинные светлые волосы? — но это точно был он. Меня будто ударило молнией, ладони вспотели, в горле пересохло. Один мимолётный взгляд — и я уже не я. Оставаться один на один с собственными чувствами не хотелось. Чёрт с ними, лучше пикировка с ненавидящей меня девицей, чем эта жгучая боль в груди.

— Хорошо, — быстро согласилась я, отвернувшись от окна. — Пригласите миледи.

Каково же было моё удивление, когда вместо девушки в комнату вошла девочка лет десяти-одиннадцати. Светловолосая, одетая в по-взрослому скроенное платье с жемчужным ожерельем на шее, она очень старалась казаться серьёзной, но любопытство, с которым Унна разглядывала меня, выдавали её с головой. Поклонившись друг другу, мы уселись в кресла, а служанка тут же сервировала принесённый ужин на низком столике между нами.

— Чем могу служить, миледи? — с трудом сдерживая улыбку спросила я, когда девочка с неприкрытой радостью первым делом потянулась к яблочному пирогу.

— Извините, если я вас потревожила, госпожа Агата, — нарочито степенно, подражая взрослой речи, сказала Унна, отставив тарелку в сторону. — Но мне так хотелось познакомиться с вами поскорее, что я не могла больше ждать.

— Вы ничуть меня не побеспокоили, — ободряюще улыбнулась я, кивнув на пирог. — Ешьте, пока горячее.

Отбросив манеры, девочка взяла кусок обеими руками. Она походила на Хейдрека лишь пшеничного цвета волосами, не унаследовав от него ни острых черт лица, ни светлых до бесцветности глаз. Детская припухлость украшала её щёки, ярко контрастируя со взрослой причёской и платьем. Камеристка попыталась напомнить о воспитании, но была отослана прочь. Мы остались вдвоём.

— И зачем вы хотели видеть меня, миледи? — спросила я, после того как мы утолили первый голод.

— Говорю же: познакомиться, — поёрзав в кресле, ответила Унна. — Вы первая невеста отца, с которой я могу увидеться до свадьбы.

— А с остальными разве не могли? — удивилась я.

— Неа, — беззаботно болтая ногами, замотала головой Унна. — Это первый год, когда мне разрешено покидать женские комнаты. Раньше я была маленькая, и отец запрещал гулять по замку, поэтому с Оттилией мы познакомились, когда её переселили в женскую часть замка. Мей я почти не видела — она умерла в родах. До неё была Кирса, она трижды беременела, прежде чем отправиться к Создателю. Гретхен я почти не помню: она умерла, когда мне было три.

— А твоя мама? — осторожно спросила я, боясь огорчить девочку, но та отнеслась к этому спокойно.

— Она умерла через полтора года после моего рождения. Подхватила лихорадку.

— Мне очень жаль, Унна, — прошептала я.

— Да ничего, я привыкла, — беспечно махнула рукой она и тут же потребовала: — Лучше расскажи о себе! Это правда, что тебя призвал тайный народ?