Но задаться этими вопросами вслух я не успела. Всадник оставил тёплый плащ и меч на столе, а сам вышел в коридор. Он вернулся с двумя вёдрами воды, опрокинул их в кадку и, не глядя на меня, снова ушёл. Сама общительность, ей богу!

Пока я стаскивала с себя опостылевшей дублет и с наслаждением распутывала волосы, Рейнар успел наполнить кадку. Выходя в очередной раз, он буркнул:

— Вернусь к полуночи.

Дверь за ним закрылась с противным скрипом.

Всадник и раньше казался суровым, но теперь, узнав мою историю, совсем замкнулся. Хотя, чего я ждала? Что он радостно включится в операцию «Спасение Триединой»? Не сдал своему начальнику — спасибо и на этом. Да и какое мне дело до его настроения, если утром мы попрощаемся навсегда.

Раздевшись догола, я осторожно потрогала воду. Принесённая кипятком, она быстро остывала — как бы не закончить купание в ледяной ванне. Погрузившись в неё по плечи, я первым делом тщательно промыла волосы. Только трижды прополоскав их, почувствовала себя наконец-то чистой. Жаль, времени на неспешное оттирание каждого сантиметра кожи не оставалось: я уже клацала зубами от холода.

Чистой одежды не было, поэтому пришлось облачаться в давешнюю рубаху со штанами. Будь в комнате не такой дубак, я бы предпочла ее постирать, хотя необходимость делать это руками не радовала. Уныло оглядев жалкую комнатушку, я закуталась в единственное покрывало и попыталась уснуть, но в голове вертелись беспокойные мысли.

В одиночку углубиться в горы, да ещё и накануне зимы, когда на перевалах уже лежит снег — безумие. Одна надежда на крепкие девичьи ноги, закалённые танцами, и моё упрямство. Уж как-нибудь справлюсь. Должна. А если не получится? Я закусила губу и повернулась на другой бок. Ну уж нет! Я выцарапала своё место в корпоративном мире больших боссов, где за ошибки платят не только карьерой, но и свободой. Смогла выстоять там, смогу и здесь. Конечно, с таким проводником, как Рейнар, знающим все тайны, было бы легче, но как-то слишком легко я положилась на мужчину, которого знаю всего несколько дней. И от чего мне показалось, что он спокойно подчинился проклятью? Помни, Агата, рассчитывать ты можешь только на себя!

Одеяло оказалось таким ветхим, что согреться не вышло, и я тряслась в зыбком тумане беспокойного сна. Поэтому когда сверху легла тяжёлая ткань, а чья-то рука прижала меня спиной к чужой груди, я забрыкалась, как кошка, вырывающаяся из мешка.

— Да тише ты, тише! — сдавленно прохрипел Рейнар. Кажется, я врезала плечом ему в челюсть. — Не собираюсь я тебя домогаться, не бойся. Но и слушать перестук зубов над ухом всю ночь не хочу.

Я замерла, греясь об его крепкое тело. Рука всадника расслабленно лежала на моей талии.

— Только попробуй — прокляну ещё раз, — предупредила, но должной решимости в голосе не нашлось.

Всадник это почувствовал. Усмехнувшись мне в затылок, он поплотнее подоткнул плащ под мой бок. Рейнар тоже спал в одежде, металлические пластины на рукавах его крутки давили на запястье, но я не решилась двигаться. Тем более он не пытался меня облапать и вообще, кажется, заснул через минуту после того, как я затихла. Похоже, моя персона его интересовала так же мало, как писк мыши под кроватью. Возмущённо посопев ради приличия, я в конце концов расслабилась и уснула.

Когда я проснулась утром, сжавшись в комочек под собственным дублетом, комната уже была пуста. От Рейнара не осталось ни следа: ни его сумки, ни плаща, только мой заплечный мешок в углу, куда я вчера его бросила, да одинокая тарелка на столе с лепёшкой и куском сыра. Всадник ушёл, как и обещал.

Подавив разочарованный вздох, быстро собралась. Я до последнего надеялась, что Рейнар передумает, но тот оказался на диво последователен. В сотый раз сказав себе, что справлюсь, я незаметно выскользнула из таверны.

Раннее утро в городе вызвало щемящую тоску по прежней жизни. Другой мир и другое время не отменяли привычного распорядка дня даже для непохожих друг на друга людей. На рыночную площадь уже стягивались покупатели, пока торговцы в спешке раскладывали немудрёные товары. В предрассветном сумраке догорали факелы, им на смену вот-вот должен прийти солнечный свет. Кто-то выходил на крыльцо с мётлами, счищая тонкий слой снега, выпавший за ночь. Стражники в тяжёлых тулупах топтались группками на перекрёстках. Утренний воздух щипал щёки, и я подняла ворот повыше. Заодно от любопытных взглядов спрячусь.

До городских ворот добралась по памяти, лишь немного поплутав между лавок ремесленников. К счастью, мне не пришлось долго ждать: въезд открывали с восходом солнца, и стража уже во всю проверяла первую телегу, подъехавшую со стороны перевала. Выбраться из города было куда проще, чем попасть внутрь. Немногочисленных выходящих стражники даже не расспрашивали, лишь некоторых провожали скучающим взглядами. Я пристроилась за всадником на породистом коне, притворившись его слугой. Мысленно уже прикидывала, где лучше свернуть с тракта, чтоб углубиться в горы, а потому не сразу заметила вдруг возникшее оживление.

— Это она, точно вам говорю! — раздался вопль за спиной.

Меня схватили за локти, повалили на землю. Я бессодержательно завопила, когда руки стали выкручивать за спину.

— Держите её!

Перед лицом вырос лес ног, за которым я увидела давешнего ювелира. Всё-таки опознал нас, поганец! Кто-то сунул мне в лицо вонючую тряпку, от которой закружилась голова. Ещё с минуту я отчаянно боролась, но тело с каждой секундой повиновалось всё тяжелее, пока чернота обморока не заволокла разум.

Пробуждение было похоже на выныривание из чёрной пучины затхлого болота. Слух, зрение, обоняние возвращались неохотно. Виски сдавило от боли, шея ныла, а во рту першило от вяжущей горечи. Я облизнула пересохшие губы и закашлялась, чувствуя не только тошнотворный привкус микстуры, влитой в горло, но и солёный запах крови. Кажется, прикусила щёку.

Яркий огонёк светильника, вспыхнувшего перед глазами, ослепил даже сквозь сомкнутые веки. Я попыталась отшатнуться, прикрыть лицо руками — и именно так поняла, что привязана к тяжёлому стулу, сдвинуть который не могла сейчас даже рывком.

— Очнулась, госпожа? Вы уж простите за такой приём, меры предосторожности, сами понимаете. — В жеманном голосе неизвестного мужчины слышалась издёвка. — Примите мои извинения, миледи, эти солдафоны совсем не умеют обращаться с дамами.

Прищурившись, я оглядела себя, пытаясь оценить, сколько времени провела в отключке. Запястья рук примотаны верёвкой к подлокотникам, онемевшие пальцы с трудом шевелились. Щиколотки ног привязаны к ножкам стула и тоже отекли, колени болят от долгой неподвижности. Определить день сейчас или ночь я не сумела: единственное видимое для меня окно занавесили плотной, не пропускающей свет шторой. Слепящий огонёк перед глазами отполз подальше, давая возможность нормально осмотреться.

Стоящий передо мной мужчина рассматривал меня с болезненным любопытством коллекционера редкостей. Низкий, крупный, с нависающим над поясом пузиком, он был одет в ярко-красный дублет. Дополняли его узкие штаны нежно-зеленого цвета. Длинные до плеч волосы завили крупными кудрями наверняка ещё несколько дней назад: локоны свисали сальными патлами, падали мужчине на глаза, и он откидывал их с лица намеренно манерным жестом.

Мы находились в кабинете замка. Тут пахло сыростью камня и горящими сухим деревом одновременно. Я сидела напротив широкого стола, застеленного плотной тканью. Вся его поверхность была завалена исписанными свитками, обломками сургуча и сломанными писчими перьями. Немногочисленные книги в кожаных переплётах довершали картину бардака. По правую сторону от письменного стола находился ещё один, пониже и поменьше. На нём, аккуратно разложенные, блестели непонятные крючья, тонкие ножи, похожие на скальпели, длинные иглы. Всё это походило на картину из малобюджетного фильма про инквизицию, с той лишь разницей, что это всё же была комната, а не подвал, но мне хватило и этого. По спине пробежали мурашки.