— Нет, — прошептала она, глядя на Грегори, который хватал ртом воздух. — Нет, прошу тебя…

Горячие слёзы брызнули из глаз. Грегори пытался что-то сказать, но воздуха не хватало. Он открывал рот, взмахивал рукой, а Алисия зажимала рану, не понимая, что даорит слишком коварный металл. Кулон на груди раскалился, и Элис с остервенением сорвала его с шеи. Ну думая, что делает, она скользкими от крови пальцами раздавила оболочку «Запертой жизни». Тонкая дымка эликсира змеёй спустилась к пробитой груди Грегори и, словно пробуя гранатовые капли на вкус, облизала края. Ей понравилось настолько, что она пробралась глубже. Внутрь…

— Я тебя прошу, не умирай, — прошептала Элис, прижимаясь к Грегори. — Ты обещал, ты меня заставил поверить… Грегори…

Некромантский тлен слышал голоса беспомощных людей, которые бегали, кричали. А он голоден и теперь свободен. Тот, который пленил, который запрещал и награждал, сейчас умирал и вечно голодная стая пойдёт по миру, забирая по праву своё, но…

Нити заклятия старых почти забытых богов связали прочно. Настолько, что даже сама госпожа Смерть не в силах разрубить этот узел. Просто, потому что заклятие было произнесено для богов в месте старого капища, напоенного древней кровью, которая смешала в себе частицу каждого из них. И никто не мог противиться словам, которые приняли боги. Никто. Даже дар смерти. И сейчас он просто обретёт ту, которая свяжет его своей волей и заставит преклонить лобастые головы с оскаленными мордами просто потому, что у неё хватит на это сил.

— Даорит… — шёпотом вместе с кровью…

Элис хотела закричать. Но не время. Она собирала свой покорный дар, чтобы плести один за одним заклинания. Регенерация, исцеление, остановка крови.

— Ты не сможешь, — прохрипел Грегори, и Элис в бессилии закусила губу. — Не пытайся… Лис… Моя Лис…

Его рука слишком резко взметнулась к лицу Алисии, чтобы повторить рисунок скул, зацепится за волосы…

— Беги… — синева вокруг губ была плохим признаком, и Алисия свежей, сильной кровью писала руны на полу, чтобы и магия крови наконец вступила в игру. — Документы… на имя… княгини…

Кашель был с кровью, значит пробито лёгкое…

Почему эликсир не действует?

— Князь ждёт… тебя… — голос у Грегори стал совсем неслышным и Элис то ли ловила каждое слово, то ли боялась отвести взгляд. Нет. Так не может. Только не Грегори.

— Я не оставлю тебя, — её собственный голос слишком надломленный звучал не громче.

— Я умираю… — Грегори пытался закрыть глаза, а кровь на рубашке алым пятном расползалась всё дальше.

— Нет. Я не позволю…

— Лис… моя Лис… — в глазах цвета самой тёмной ночи стихали икры дара, Алисия цеплялась в рубашку, закрывала рану ладонью, чтобы заклятия, заклинания, эликсир не могли расползтись в стороны. В голове набатом стучал пульс. Потеря. Самого любимого человека. Единственного. — Знаешь… я… наверно сразу тебя полюбил…

Шелестом осеннего листопада звучит голос.

— … как только… посмотрел в твои глаза… — Грегори ещё пытается говорить, но новый виток боли простреливает, и судорога сковывает всё тело. Он не боялся никогда смерти, просто именно сейчас не хотел умирать. Сейчас, когда нашёл, ради чего стоило жить. Алисия была последним поцелуем перед эшафотном и самым настоящим волшебством, которое теперь можно встретить только в сказке. И Грегори отчаянно боялся узнать, что там в конце. Он не жалел о своём поступке, просто как бы не готовил себя, как бы часто не сталкивался со смертью , своя всё равно внезапная. И так и хочется жить… Но лучше пусть живёт Элис… Она — единственная, ради кого Грегори хотел изменить этот мир. Элис должна жить, а вместо этого плачет, глупая…

— Я не жил до тебя…

— Не говори так, Грегори, — она и сейчас плакала, растирая по лицу кровь и слёзы.

— И я … Лис… ты для меня словно в небе заря… Луна в сумраке… и я навсегда буду помнить лишь твои глаза… из всей жизни … только твои глаза…

Сейчас как нельзя отчётливо бил пульс в висках, словно отсчитывал бег минутной стрелки старого серебряного брегета. И минут этих почти не осталось.

— Лис… не плачь. Я… — в горле клокотало. В груди разрасталась боль, которая все ткани заставляла неметь. Грегори попытался вдохнуть полной грудью, но только кровавый кашель вырвался, и губами, окрашенными в багряный, он прошептал: — Лис… люблю…

Крик полный ужаса, боли, отчаяния разрезал пространство, вынуждая некромантский тлен боязливо пригнуть головы, заставляя всё живое взвиться в прыжке и рвануть на зов.

Шиповником увитый цоколь дрогнул. Старинный особняк лишился хозяина и теперь вторил крикам молодой хозяйки. Колючие, как тернии ветви диких роз взметнулись в воздух, спеша на помощь той, которая сейчас сидела над мёртвым телом любимого. Звон стёкол, хруст костей. Словно шарнирные куклы на верёвках в уличном театре в кабинете повисли распятыми между растениями мужчины, что пришли в старый особняк с мечом. Свистящие удары стеблей резали небольшую комнату с чародейкой и мёртвым некромантом.

Алисия кричала, прижимала к себе или прижималась сама к безвольному телу Грегори, и её крикам вторил весенний дождь, который родился высоко в пышных, слишком набухших водой облаках, чтобы пролиться на землю и петь в унисон поминальную мелодию конца.

— Прошу тебя, не бросай меня… — шептала Элис, сорванным голосом, но ей никто уже не мог ответить.

На приёме княгини Долгорукой было слишком дорого. От множества драгоценностей в глазах Митеньки рябило, саднило и вообще заставляло отворачиваться. А нельзя. Император будет недоволен, что та которая связалась с Ландиниумом, посмеет обратить внимание не на агента короны, а скажем, на графа Вяземского, которому ничего-то в этой жизни неинтересно кроме лошадей и оружия.

Дмитрий не мог собраться весь день. Нет. Он отвешивал учтивые поклоны и даже немного танцевал, но внутри всё было не на месте, как будто ожидание страха.

Княгиня виртуозно поклонилась перед началом танца, позволяя лицезреть не только миловидную мордашку, но и глубокое декольте, в котором ни один мужчина потерял свою добропорядочность. Митя тоже скользнул по наливным яблокам взглядом и ощутил, как нестерпимо прострелило левую руку. От кончиков пальцев, от того самого места, куда пришлась иголка некроманта. Дмитрий захотел размять кисть, но вместо этого упал на колени и сцепил зубы, чтобы не заорать от боли, которая теперь оказалась в области сердца.

— Князь, Дмитрий… — кружила рядом графиня, с ужасом глядя на то, как из носа её кавалера стекает кровь.

— Гриша, — тихо пробормотал Дмитрий, утирая обшлагом рукава кровь с лица. — Что же теперь делать?

Николас прокрутил под рукой миловидную брюнетку и резко дёрнул девушку на себя.

— Люсиль… Никто не может перестать верить мне… — бархатный баритон играл на нервах зрителей лучше, чем смычок в руках уверенного скрипача. Зал млел и рукоплескал, а милая Люсиль, которая на самом деле была златовласой Франческой, смотрела влюблёнными глазами, и Ник ещё не подозревал, что скоро этот спектакль с провокационным названием «Дары богов» станет культовым не только потому, что режиссёр сыграл главную мужскую роль, но и…

— Ах, милый Андре, — пела Люсиль, — слушком сладки твои речи, чтобы я поддалась им безоговорочно. Но моя любовь никогда не сможет утихнуть…

Зал замер. И Гранджер тоже, потому что впервые за свою карьеру забыл слова. И точно там какая романтичная муть должна быть, и Николас ещё сделал скользящий шаг к главной героине, но затормозил, словно натолкнувшись на невидимую стену. В голове как будто тысячами маленьких молоточков стали быть по сосудам. Николас мотнул головой и вспомнил про браслет — клятву на крови между Полом, Филипом, Грегори и им.