И когда ночь переходит порог нового дня, в сумраке спальни, Элис открывает шкатулку, оборачивается к Грегори и протягивает путеводную нить. Грегори молчит, смотрит пристально. Протягивает руку. Алисия трясущимися пальцами стягивает один за одним узелки, а пламенем своей силы спаивает кончики. И Грегори вдруг встаёт на колени.

— Ты подарила мне жизнь… Веру в неё. Смысл её. Ты подарила мне свет в коридорах тьмы, зная, что к тебе я приду невзирая на границы, на дороги и преграды. Твой один голос я буду слышать на обратной стороне жизни. Твоим дыханием я хотел бы задохнуться, пропитаться твоими поцелуями…

Элис прижимает ладонь ко рту, не понимая, как по лицу бегут слёзы, и Грегори, замечая влажные бороздки их по щекам, сбивается. Алисия шагает ближе, протягивает ладонь, и Грегори прячет её в своей, гладит каждый пальчик, целует запястье…

— Сами боги уже связали нас, несмотря на то, что ты была против. Сам я связал нас, опять же не спросив тебя. И сейчас ты со мной. И я хочу знать… Ты согласна стать моей женой?

В пальцах Грегори кольцо чёрного металла, который поблёскивает серебром, в чьих объятиях голубые бриллианты…

Элис опускается на колени.

Она не знала, что надо отвечать. Точнее знала, но не могла…

— Грегори… я хочу каждый день просыпаться с тобой. Я хочу слушать твоё дыхание засыпая. Я хочу, чтобы только твой голос звучал для меня колдовской мелодией. Грегори, я хочу однажды пригреть частицу тебя в себе.

Молчание.

И Грегори легко дотрагивается подрагивающих пальцев Алисии. Нежно проводит, и тяжесть металла ложится на безымянный палец, заковывая, присваивая своё.

Шёпот Элис:

— Согласна…

Грегори отмахнулся от юбки и провокационно улыбнулся. Тонкая ножка упёрлась ему в плечо, и он прижался губами к щиколотке, что ещё пряталась под тканью чулка. Губы блестели от поцелуев.

Алисия приподнялась на локтях и хрипло простонала неразборчивое:

— Грегори… это… Это… ты пользуешься тем, что я твоя ассистентка… — дыхание сбивалось, губы пересохли, а по телу скользили волны пламени.

— Конечно, а если не прекратишь возмущаться, я тебя накажу… — звякнула пряжка, и в руке Грегори появился ремень от брюк. Элис упала на стол, сминая документы, отбрасывая пресс-папье и упираясь ножкой уже не в плечо, а в грудь. Грегори провёл пальцами по лодыжке, скользнул выше, стягивая за резинку чулок, чтобы нежную кожу покрывать поцелуями. Элис застонала. Грегори ухмыльнулся сам себе и продолжил сладкую пытку.

Чулок сполз с точёной коленки, и Грегори погладил тонкую кожу, вызывая ещё одну порцию стонов. Юбки мешали, и Грегори всё откидывал их, но Элис ещё не настолько млела от желания, чтобы оставить этот момент без комментариев.

— А может, не стоит? — задыхалась она.

— А может ремень? — намекал Грегори и пробирался пальцами всё выше по внутренней стороне бедра.

— Сэр, — раздалось из-за запертой двери. — Тадеуш и Александра Гордон прибыли с визитом.

Грегори дёрнул платье Элис вниз. Алисия спрыгнула со стола и прошипела:

— Что здесь делают мои родители? — она прыгала на одной ноге и подтягивала через юбки чулок. При этом взгляд у неё был такой прожигающий, что Грегори немедленно застегнул рубашку и взялся за ремень, соизволив ответить:

— Ключевое в вопросе то, что это твои родители, — одна пуговица оказалась не застёгнутой, и от этого рубашку перекосило. — Но предположу, что приехали поздравить с помолвкой.

Алисия закончила с чулками и теперь нервно заплетала косу из распущенных спутанных волос. На шее алел поцелуй, и Грегори поджал губы.

— Откуда они знают про помолвку? Всего пару недель прошло. Я им не писала.

— Я ездил к твоему отцу попросить твоей руки, — скупо признался Грегори и поправил манжеты рукавов. Элис подошла. Встала на носочки и ладонью вытерла его губы. А потом поцеловала. И поцелуй этот грозил опять обернуться столом, чулками и ремнём, но камердинер верно стоял за дверью, потому что постукивание возобновилось. Элис отодвинулась и уточнила:

— И как долго просил моей руки? — она поправила корсаж, провела рукой по волосам и вздохнула.

— Если честно, я ни слова не сказал. Только поздоровался, а потом твой отец провёл меня в кабинет, где мы выпили коньяка. И Тадеуш в конце бокала счастливо огорошил меня: «Ну, теперь это твоя головная боль!».

Элис скорчила такую моську, что сразу было понятно, кого она пытается изобразить. А чета Гордон ожидала в гостиной, чинно попивая чай. Тадеуш при взгляде на вошедших Элис и Грегори приподнял бровь и резко шагнул впритык, протягивая руку, а второй приобнимая за плечо будущего родственника. При этом он зашипел змеёй:

— Ширинку застегни.

И сразу всем всё стало понятно. Элис залилась румянцем и не сразу нашлась что ответить, а Александра Гордон защебетала на одной ноте:

— Я так рада, так рада, — хотя глаза у матери семейства оставались холодными, и Алисия печально подумала, что нотаций не избежать. Хотя вот тётушки Кло не хватало для полной картины и лёгкого безумия. Пока все поздоровались, пока горничная Эльма принесла ещё чая, пока Тадеуш что-то уточнял по поводу планов, пока Алисия бессвязно бормотала на предложения матери выбрать платье цвета айвори, пока Грегори пытался оправиться от конфуза, в это время Сигизмунд, который стоял в гостиной и смотрел на восточную сторону сада, дёрнул своей листвой и уронил вазу с подоконника. На звук все обернулись, а Грегори выдавил смущённо:

— Александра, Тадеуш, мы с Элис рады видеть вас в нашем доме.

И весь день был какой-то очень суматошный. Тадеуш одёргивал жену:

— Лесси, прекрати им навязывать свои желания.

На что безмерно любимая и дорогая супруга находила новые веские доводы:

— Без нас они так и не поженятся, а что скажет герцог Кассодийский? — и поправляла светлые локоны свои, при этом так недовольно глядя на Элис, что она как-то разом вспомнила, как ходила на первые свои баллы и вечно позорилась. Но Грегори заверил тут же:

— Думаю, он поймёт, какое счастье мне досталось и логично, что я не хочу отвлекаться на какие-то церемонии, — он в открытую признавался в своих чувствах к Элис и не отпускал её руку.

— Но это не повод жить во грехе! — наставительно ворчала Александра, отчего Тадеуш давился чаем и просил подать виски. Грегори приказал вытащить коньяк.

— А может быть, не будем всё же спешить? — между делом предлагала Элис и нарывалась на три взгляда: один удивлённый, другой меланхоличной и третий гневный. Последний принадлежал родительнице, и тогда совсем стыдно становилось.

— Вообще-то, ты выходишь замуж! — беспрекословно заявила Александра, а Алисия тихонько заметила:

— Это случайно.

— Случайно можно выйти с третьего этажа, из себя или пентаграммы, — не соглашалась Александра и излишне звонко ставила чашку с чаем на поднос. И тогда Алисия всё же высказалась:

— Лучше бы тётушку Кло взяли с собой…

— Чтобы устроить тот самый выход из пентаграммы? — уточнил Тадеуш и на него посмотрели остальные участники беседы: Элис задумчиво, Грегори удивлённо, и только любимая супруга — как на врага народа.

Элис кралась по коридору к спальне Грегори на носочках. Сумасшедший дом, который устроили родители, повелевал спать в разных комнатах, потом на разных этажах, а ещё лучше в разных домах, поэтому после ужина Алисия ушла во флигель и ближе к полуночи решила вернуться в свою кровать к Грегори. Потому что одной было холодно, страшно и вообще она взрослая самостоятельная чародейка! Имеет право.

С другого края коридора так же кралась Александра Гордон в своей рюшечной и воздушной ночной сорочке, поверх который был накинут вуалевый халат. При ходьбе полы его расправлялась как крылья птицы, и тогда вид у матери семейства становился жуть до чего экстравагантный. Кралась Александра из-за важного и очень благородного мероприятия — сохранения чести дочери! Как-то не сразу вспомнилось Александре, что они с супругом плевали на эту честь, когда отправляли дочурку к некроманту на работу, но, во-первых, старшую представительницу рода Гордон особо никто не спрашивал, а во-вторых, тогда никто не думал, что этот самый некромант окажется терпеливее вурдалака в засаде. И вот тихо переступая тканевыми туфельками, шла Александра к лестнице, чтобы приватно обговорить скоропостижную свадьбу дочери, а ещё уточнить всё ли устраивает в женихе, потому что, если нет…