— Наверно потому, что она — наш друг? — легко пресекая новую волну недовольства, спросила Элис, поглубже натянула капюшон своего зимнего плаща и поправила фибулу. Вечерний Лаванрид был жутко неприветливым, но как только сапожок Элис коснулся заснеженной тропинки к дому Хлои, сразу стало как-то уютнее. И Грегори смирился, что его почти нагого вытаскивают из постели, отнимают ласковую Алисию и вынуждают переться через полстраны только потому, что оружейник куда-то делся. Загулял мужик, может быть? Или в монастырь ушёл? Или…

С момента примирения с Элис, с признания в чувствах, со слов любви, Грегори совсем обленился и решил сам для себя, что у него — отпуск, свадебный. А ещё заказал ювелиру обручальное кольцо из чёрной звёздной пыли и голубых бриллиантов, и в самую длинную ночь года все свершится. Ради приличия, надо заехать к Тадеушу и соблюсти традиции, попросив руки его дочери. Все это Грегори проворачивал в голове, пока они приближались через сад к маленькому домику, где на первом этаже горел свет. Элис не успела занести руку над дверью, как оная распахнулась и явила взору перепуганную Бернар. Она куталась в шаль и смотрела ошалелыми глазами.

— Вы приехали… — словно самой себе не веря, выдохнула Хлоя, и по щекам побежали слёзы. Грегори поморщился, получил тычок в рёбра от Элис, поджал губы и прошёл в дом.

С прошлого раза тут изменилось количество растений. Было чувство, будто бы Хлоя ограбила королевскую оранжерею. Но из всхлипов можно понять, что это — просто выставка, а цветы — новые экспонаты. Потом был разговор на каком-то женском. Алисия очень умело справлялась с истеричными, просто уводила с темы и направляла в нужное русло. Грегори оперся бедром о кресло, в котором сидела Элис, и пробежался пальцами по ее волосам.

— А потом он сказал, что накормит меня ужином… и мясом, — провыла Хлоя, а Грегори вдруг задумался, стоит ли рассказать ей, что в некоторых странах ещё жив тот древний обычай, где мужчина, обычно на утро после ночи с девицей, кормит оную мясом, причём чем серьёзнее намерения, тем крупнее было это мясо при жизни. Поймав сочувствующий взгляд Алисии, Стенли все же прикусил своё жало.

— Так, понятно. А где здесь это ужасное кладбище? — перешёл к сути Грегори, когда девичьи посиделки грозили обернуться поминками.

— Мы с тобой, — подскочила Хлоя. К чести и совести Элис, милая чародейка помалкивала, чем привела Грегори в состояние обожания.

— Не думаю… — протянул он и снова коснулся волос Алисии, и она поймала его ладонь своей рукой, провела по пальцам невесомым движением. — Как бы правильно выразиться, Хлоя… Две девицы без навыков выживания на ночном кладбище, это — балласт…

— Ты не понимаешь!

Грегори все прекрасно понимал. И эту дурость, и это желание скорее помочь, но был непреклонен.

— Нет, — отозвался он холодным тоном, что бывает только у некромантов, которые предлагают прогуляться до старого склепа, дескать — я, ты и покойники.

— Грегори! — топнула ножкой Бернар.

— Элис? — уточнил Стенли.

— Хлоя, — протянула Алисия, и на ее ладони как-то особенно внезапно появилась россыпь мерцающей пыли, которую она и дунула в лицо Хлои.

— Спасибо, — поблагодарил Грегори, наблюдая, как Бернар осоловело хлопнула глазами, а потом резко упала в своё кресло. Элис шагнула близко и зашептала:

— Я очень не хочу отпускать тебя одного. И вообще расставаться, даже на эти несколько часов, но понимаю, что без нас будет проще…

— Ты все правильно понимаешь, — мягко отозвался Грегори и прижал хрупкую Лис к себе. Провёл рукой по спине и уткнулся носом с ворох мягких волос.

— Ты же будешь осторожен?

— Все всяких сомнений, — подтвердил Грегори, укутанный ароматом яблоневого цвета.

— И вернёшься быстро?

— Конечно, — чуть покривил душой Стенли, потому что точно не был уверен в том, что его встретит на ночном кладбище.

— И мне надо тебя отпустить?

— Нет, пообнимай меня ещё немного…

— Совсем чуть-чуть? — прошелестел ее голос и Грегори согласно кивнул, приподнял ее лицо ладонями и, глядя в глаза, прошептал:

— Все будет хорошо…

Ну, это он, конечно, поспешил.

А началось все до убогого банально: лошади у Хлои не было. Грегори посмотрел в ночное небо и выдохнул заковыристое ругательство, которым могут владеть только некроманты, заставшие вместо умертвия в могиле — вполне живую девицу с матримониальными планами. Стенли оглядел почти опустевшую улицу и поймал взглядом пристроенную возле крыльца дома напротив лопату для снега.

— С другой стороны, на косе уже летал…

По ночному городу медленно, как поминальная процессия, в прохладе зимней темноты, парил некромант. На лопате. Парил и снова ругался себе под нос. Во-первых, на метле было как-то солиднее, во-вторых, заклинание левитации жрало прорву сил.

А кладбище началось внезапно. Ещё лучину назад Грегори летел над утоптанной дорогой, и вот перед глазами вдруг выросло надгробие, потом памятник с медной статуей, и дальше — небольшой склеп. Стенли спрыгнул с черенка лопаты и потоптался по хрустящему от ночного мороза снегу, размял ноги, руки, на всякий случай — голову. Ибо это самый главный орган для некромантского труда. И вообще, Грегори тут не нравилось. Неправильный погост, который никак не ограждён, не освящён и, что уж врать самому себе, насквозь пропах магией крови. От последнего Стенли поморщился. В прямом смысле, скорчил такую недовольную физиономию, что все девственницы мира резко начали создавать редкий ингредиент для полоумных алхимиков — слёзы.

Снег прекратился больше часа назад и ещё не смёрзся в хрупкий наст. От этого при каждом шаге ворох снежинок взлетал и облизывал голенища сапог. Грегори вытащил из-за пазухи короткий нож и, не глядя, полоснул себя по запястью. Коснулся тёплой крови пальцами и легонько мазнул на ближайшем памятнике руну поиска. Дохлый зеленоватый светлячок разрезал ночную тьму, и теперь Стенли шагал целенаправленно к маленькому склепу, что стоял с отдалении, почти на границе с лесом. И склепом это сооружение Грегори обозвал очень перспективно, потому что при ближайшем рассмотрении это оказался ветхий домик, но с добротными тяжёлыми дверьми. Стенли навалился плечом на одну из створок, и она удивительно быстро поддалась, правда без скрипа не обошлось. Внутри пахло мышами, пылью и морозом. Грегори постоял, привыкая к темноте, а потом плюнул и, щёлкнув три раза пальцами, зажег на ладони пламя. Его света не хватало осветить все помещение, но до противоположной стены он дотянулся.

Под потолком, распятый как великомученик, висел мужчина с вспоротыми запястьями, из которых по капле утекала жизнь.

Грегори прикрыл глаза и с чувством протянул:

— Ну, твою мать…

В жизни любого порядочного мужчины наступает тот момент, когда он чувствует себя отчаянно беспомощным. Даже если этот мужчина — некромант со стажем, но именно сейчас для Грегори наступило время, когда он чувствовал себя последним дураком, который на ристалище приперся не с рыцарским мечом, а с садовой тяпкой. Ещё раз помянув всех богов, Стенли аккуратно, по капле, призвал тьму, и та запела голосами блаженных, что он все равно ничего не потеряет, если отдаст откуп. Человек все равно больше мёртв, чем жив. А если не отдаст сейчас, то Смерть заберёт своё позже. Слишком много крови потеряно, слишком сильно повредили сосуды, все слишком…

Грегори медленно тянул на себя жгуты силы, что перегрызала веревки, на которых был распят оружейник. Непрерывный мат звучал в голове. Это богохульство, обычно там в таких ситуациях должны звучать молитвы, но в богов Грегори верил ещё меньше, чем сами храмовники.

Когда Йонас оказался отвязанным, Грегори коконом тьмы аккуратно спеленал пропажу и спустил на пол. Разогнал тьму небрежным взмахом руки и присел на корточки около Беккера. Пациент был определено больше жив, чем мёртв. Грегори коснулся вены на шее и пощупал пульс. Он наличествовал, правда бился неровно и неуверенно.