Как и ее братья, Санция приняла дело спиритуалов и, поскольку она была женщиной, дело их филиала — клариссинок (Орден святой Клары), религиозного движения, основанного в 1253 году святой Кларой Ассизской. Клариссинки были монахинями, которые полностью удалились от общества, посвятив себя жизни в бедности, отречении от всех мирских благ и самопожертвовании. Сестры-клариссинки не владели никакой собственностью, полагаясь на те средства, которые могли выпросить у братьев-монахов. Клариссинки коротко стригли волосы, носили серые одежды из грубой материи и сандалии на босу ногу в подражание Святому Франциску. Они регулярно постились, никогда не ели мяса и жили, отгородившись от мира, в монастырях с высокими стенами. Самым экстравагантным было строгое правило, касающееся разговоров. Женщины, поступавшие в монастырь клариссинок, давали обет молчания. Разговаривать разрешалось только один час в день, и никогда по пятницам или во время трапезы.

Санция не скрывала своего влечения к ордену клариссинок. Еще в 1312 году она обратилась к Папе с просьбой разрешить ей окружить себя этими монахинями во внутренней часовне своих покоев в Кастель-Нуово. Папа в ответном письме разрешил ей приютить двух таких клариссинок, а позже их число было увеличено до трех. Проникнуть за этот человеческий барьер святости с целью зачатия детей, должно быть, было непросто. С таким же успехом Роберт мог бы жениться на самом короле Майорки. Со временем ситуация не улучшилась. В 1316 году Санция попросила Папу о разводе, чтобы самой стать клариссинкой и удалиться в монастырь. Она повторила просьбу в следующем году, и тогда, чтобы подкрепить свои доводы, обвинила Роберта в супружеской измене. Папа дважды ответил Санции вежливым отказом в ее просьбе и увещеваниями уделять больше внимания своему мужу. Он также выражал порицание Роберту за его неверность жене. Ни для кого в Неаполе не стало сюрпризом, что у королевской пары не было детей.

Вместо деторождения Санция посвятила себя францисканцам-спиритуалам, называя их своими "сыновьями", а себя — их "матерью"[20]. Она считала себя их защитницей и стремилась сделать Неаполь убежищем для этого движения. Став королевой, она первым делом убедила Роберта начать перестройку церкви Санта-Кьяра, которую отец Иоанны, Карл, впоследствии назвал конюшней. Санция планировала создать на базе Санта-Кьяры двойной монастырь: один для францисканцев (или, как их называли, Меньших Братьев) и один для клариссинок.

Спиритуалы, безусловно, нуждались в помощи, поскольку их бескомпромиссная позиция в отношении бедности противоречила официальной церковной политике, которая заключалась в накоплении как можно большего богатства в кратчайшие сроки. Особенно это касалось Папы Иоанна XXII, чей понтификат совпал с первыми двадцатью годами замужества Санции. Известный тем, что нещадно облагал налогами свою паству, продавал церковные должности тому, кто больше заплатит, и раздавал кардинальские шапки, членам своей семьи, Иоанн спал на подушке, отороченной мехом, и устраивал шикарные пиры, отчеты о которых сохранились в хрониках того времени. Например, на свадьбе одной из двоюродных племянниц Папы гости поглотили "4.012 хлебов, 83 вола, 551 овцу, 8 свиней, 4 кабана, большое количество рыбы разных видов, 200 каплунов, 690 кур, 580 куропаток, 270 кроликов, 40 ржанок, 37 уток, 50 голубей, 4 журавлей, 2 фазанов, 2 павлинов, 292 мелких птицы, 3 фунта сыра, 3.000 яиц, 2.000 яблок, груш и других фруктов; они выпили 11 бочек вина"[21].

Очевидно, что спартанский образ жизни спиритуалов и их настойчивое утверждение, что Христос хотел, чтобы апостолы (и, следовательно, Церковь) жили в бедности, были для папства неприемлемы. С точки зрения Иоанн XXII их движение было не только постыдным, но и опасным. Многие люди начали с опаской смотреть на папский образ жизни и присоединялись к голосам призывавшим к реформам Церкви. Чтобы подавить эту оппозицию, Иоанн XXII издал ряд булл, в которых настаивал на том, что Христос и апостолы не были против владения собственностью и объявляли еретическим убеждение в обратном. Затем, чтобы подчеркнуть твердость своей позиции, Иоанн приказал в мае 1318 года сжечь на костре в Марселе четырех спиритуалов, отказавшихся отречься от своих убеждений.

Однако действия Папы возымели обратный эффект: вместо того чтобы подавить движение спиритуалов, он закалил волю его лидеров и усилил призывы к реформам. Благочестивые францисканцы стекались в Неаполь; Кастель-Нуово был заполнен монахами; одним из руководителей движения был духовник самой королевы Санции. Старшего брата королевы, Хайме Майоркского, одетого в потрепанную хламиду, часто можно было увидеть просящим милостыню на улицах старого города. В окружении Санции даже поговаривали о том, чтобы свергнуть Иоанна XXII и заменить, ее братом Хайме. Поощряемая своими последователями, Санция активно включилась в дебаты о реформах, написав письма как Папе, так и генералу ордена францисканцев. Роберт, находившийся, во время своего пребывания в Арагоне, под сильным влиянием своего наставника-францисканца, и почитавший своего старшего брата, который должен был стать святым за воплощение духовных ценностей спиритуалов, поддержал программу своей жены.

Несмотря на то что она, безусловно, была искренна в своих убеждениях, бешеную деятельность Санции на благо спиритуалов несомненный пронизывал оттенок честолюбия. Вполне вероятно, что королева стремилась к святости. Намек на это содержится в одном из ее писем к генералу францисканцев, в котором она призывает орден принять проповедуемую спиритуалами концепцию бедности. "Я… считаю величайшей милостью, если Бог дозволит мне умереть и стать мученицей за это дело"[22], — писала Санция. Несколькими строками ниже она пошла еще дальше и намекнула на божественное вдохновение, которое, в крайнем случае, могло бы заменить чудо, которое, как знала королева, было необходимым условием для признания святости. "В четверг, 18 апреля, я вошла в маленькую часовню рядом с моими покоями в Кастель-Нуово в Неаполе, где при свете трех свечей до рассвета, при закрытой двери, наедине с телом Христа, которое находилось на алтаре, я предалась ему и после этого начала писать так, как указал мне Господь, без всякого совета, человеческого или земного… написано моей собственной рукой в вышеупомянутый день в Кастель-Нуово… в 1331 году".

Санция, после смерти их родителей, взяла на себя ответственность за воспитание Иоанны и ее младшей сестры. Если учесть, что ей пришлось выслушать три сотни проповедей деда, а ее бабушка в это время занималась духовной индоктринацией, то неудивительно, что Иоанна освоила латынь. Было бы, удивительно, если бы она ее не выучила.

Однако, несмотря на все старания бабушки, годы становления Иоанны были далеко не спокойными. При Неаполитанском дворе действовали другие мощные силы, о которых Иоанна не могла не знать даже будучи ребенком. Ведь с атмосферой жесткого аскетизма, которую насаждала Санция, соперничал слишком материальный и явно менее добродетельный мир королевского окружения. В XIV веке дворы государей были заполнены членами правящей семьи, и Неаполь не был исключением. Среди множества родственников, которые вращались в блестящем светском вихре столицы, выделялась одна женщина, а именно тетя Иоанны, Екатерина Валуа, вдова младшего брата Роберта Мудрого, Филиппа, принца Тарентского.

Екатерина была старшей единокровной сестрой матери Иоанны (отцом обеих был Карл Валуа). Екатерина вышла замуж за Филиппа в 1313 году, когда Филиппу было тридцать пять лет, а ей — всего десять и была его второй женой. С первой он развелся по сфабрикованному обвинению в супружеской измене после пятнадцати лет брака и шестерых нажитых детей, чтобы жениться на Екатерине, у которой было то, чего он очень хотел. Она была единственной наследницей титула императрицы Константинополя.