Медицинская практика в Неаполе при Иоанне была уникальна и в других отношениях, во многом благодаря наличию на территории королевства Университета Салерно, старейшей и наиболее уважаемой медицинской школы в Европе. Уже в XI веке этот портовый город прославился как центр образования. "Тогда Салерно настолько преуспел в искусстве медицины, что никакая болезнь не могла поселиться там"[240], — хвастался местный архиепископ в 1075 году а сто лет спустя испанский еврей, путешествовавший по Италии, описал Салерно как место, "где у христиан есть школа медицины"[241]. В результате в Неаполе профессия медика процветала, и в период с 1273 по 1409 год в королевстве было выдано 3.670 медицинских лицензий, что превосходило число лицензий, выданных по всей остальной Италии. Еще более удивительным было количество этих лицензий, выданных женщинам.

И снова эту аномалию можно отнести к деятельности медицинской школе в Салерно, которая в XII веке выпустила знаменитый трактат, посвященный женскому здоровью — Trotula. Есть веские основания полагать, что автором по крайней мере некоторых частей Trotula была женщина, и что именно женщина преподавала в медицинской школе в это время. Однако получение женщинами медицинской лицензии было крайне необычным. Во Флоренции в XIV веке только четыре женщины стали врачами, причем две из них были дочерьми врачей, которые "не могли претендовать на звание врачей в строгом смысле этого слова, не имея докторской степени"[242]. С 1100 по 1400 год королевство Франция признало семьдесят четыре женщины в той или иной форме врачами, но большая часть из них были необученными и нелицензированными. В Англии за восемь веков только восемь женщин были "лекарями"; Арагонская корона не признала ни одной.

Напротив, только в XIV веке Неаполь выдал тридцать четыре медицинских лицензии двадцати четырем женщинам. Поскольку для определения каждого заболевания требовалось провести тест или опрос, это означало, что некоторые из женщин получили опыт в нескольких специальностях. Например, лицензия, выданная женщине по имени Раймунда да Таверна в 1345 году, гласила: "Вышеупомянутая Раймунда… была испытана нашими хирургами… и была признана компетентной в лечении вышеупомянутых болезней ["рака", ран и свищей]". "Хотя женщинам не подобает общаться с мужчинами, чтобы не нарушать свою женскую скромность и не бояться порицания за запретный проступок, [тем не менее] они имеют законное право заниматься медициной"[243]. Тринадцать из двадцати четырех женщин, получивших лицензию врача, имели право лечить других женщин, хотя они, очевидно, не ограничивались стандартными женскими заболеваниями. Некоторые из тех, кто получил лицензию, обучались и хирургии.

Историки, столкнувшись с тем что в Неаполе XIV века было так много лицензированных женщин-врачей, пытались объяснить это необычное явление. "Относительная независимость южноитальянских женщин-врачей… могла отчасти быть вызвана повышенным беспокойством южных итальянцев по поводу чести женщин-пациенток при лечении мужчинами-врачами"[244]. Гипотеза о чрезмерной скромности женского населения, казалось бы, должна быть опровергнута рассказами Боккаччо о развратном поведении высших классов, и, конечно же, Карл Дураццо не считал проблемой, когда его мать осматривал врач-мужчина, когда та заболела летом 1345 года. Другим, более правдоподобным объяснением такого большого количества женщин-врачей на юге Италии может быть то, что в рассматриваемый период Неаполитанским королевством правила королева.

Иоанна также постаралась восстановить высокий культурный уровень, которым Неаполь славился во времена правления ее деда. Для этого нужно было привлечь ко двору хотя бы одного из горстки знаменитых ученых или писателей, составлявших интеллектуальное сообщество Италии в этот период. Очевидным выбором был Петрарка, царствующее светило, тем более что, к большому неудовольствию своих друзей, поэт-лауреат с 1353 года проживал при дворе безжалостной миланской семьи Висконти. "Я хотел бы молчать, — писал потрясенный Боккаччо, когда впервые узнал о новых покровителях своего друга, — но я не могу держать язык за зубами… Мое возмущение обязывает меня высказаться. Как поступил Сильванус [Петрарка]? Он забыл о своем достоинстве; он забыл все слова, которые он обычно говорил о положении Италии… и о своей любви к свободе. Кому мы можем теперь верить, когда Сильванус, который раньше называл Висконти жестоким тираном, теперь сам склонился под иго, которое он когда-то так смело осуждал! Каким образом Висконти получили эту добычу, которую никогда не могли получить ни король Роберт, ни Папа, ни император?"[245] Уже в 1360 году Иоанна и Никколо, принятый в весьма избирательный круг корреспондентов Петрарки, пытались уговорить поэта переехать в Неаполь, предлагая ему престижную должность королевского секретаря, но он, опасаясь возвращения чумы, предпочел поселиться в Венеции. В поисках другого выдающегося кандидата на эту должность двор остановился на старом знакомом Никколо — Боккаччо.

Не имея богатого и влиятельного покровителя, как его друг Петрарка, Боккаччо жил в бедности в Чертальдо, примерно в двадцати милях к юго-западу от Флоренции. Его главный труд, Декамерон (Decameron), сборник из ста историй, рассказанных вымышленной группой аристократов, спасающихся от чумы, был закончен в 1351 году, под всеобщее одобрение и сделал его автору если не имя, то состояние. Книга пользовалась таким успехом в Неаполе, что родной племянник Никколо в письме от июля 1360 года просил копию у своего кузена, избранного архиепископа Патраса: "Преподобный господин, вот Монте Белланди пишет своей жене, что она должна передать Вам для меня книгу рассказов мессира Джованни Боккаччо; поэтому я умоляю Вас, доставить ее мне; и если архиепископ Неаполя еще не уехал, я прошу Вас отправить ее через него, или через его слуг, то есть, он не должен отдавать ее мессиру Никколо Аччаюоли или кому-либо другому, кроме меня. А если архиепископ уже уехал, пусть передаст ее от моего имени Ченни Барделла… в противном случае, отправьте ее мне сами через того, кто, по вашему мнению, доставит ее в мои руки; и будьте очень осторожны, чтобы мессир Нери не завладел ей, ибо тогда я никогда ее не получу… и будьте осторожны, не давайте книгу никому почитать, потому что есть много тех, кто будет рад ее присвоить"[246]. Однако, несмотря на многочисленных поклонников Декамерона, Боккаччо как интеллектуал и литератор не мог сравниться ни с Петраркой, ни даже с предыдущим неаполитанским королевским секретарем Заноби, который сменил Петрарку на посту поэта-лауреата и впоследствии стал апостольским секретарем при Иннокентии VI. Боккаччо еще больше уступал в репутации Аччаюоли, чьи многочисленные дипломатические, политические и военные достижения поставили его в один ряд с Папами и главами государств, заставив даже Петрарку обращаться к нему с подобострастным раболепием. "Всей душой я благоговейно обнимаю тебя, о человек, редчайший в любой эпохе и уникальный в нашей, и законно претендую на тебя, как на найденное сокровище… Когда ты предлагаешь свое величие человеку моего ничтожного положения… ты оказываешь честь не мне, а себе, тем самым представляясь совершенным во всех отношениях"[247], — писал Петрарка Никколо поздравляя великого сенешаля с победами на Сицилии. Тем не менее королевству — а точнее, Никколо, в чьем ведении была эта должность, — требовался секретарь, и летом 1362 года по рекомендации их общего друга, Франческо Нелли, Боккаччо было направлено предложение принять должность секретаря. Автор Декамерона подтвердил это, написав Нелли, что получил "послание, написанное рукой Мецената [Аччаюоли]", в котором тот просит его "разделить с ним его радости и заботы"[248].