Беременность Иоанны узаконила ее положение в королевстве гораздо эффективнее, чем любое распоряжения Папы. Она доказала, что не бесплодна, а это был вопрос первостепенной важности для королевства. Более того, родив ребенка, она продлила бы линию наследования, которая навсегда покончила бы со слухами об узурпации ее деда и, соответственно, ее самой. Еще нерожденный ребенок был одновременно и упреком семье Дураццо, и оправданием ее брака с родственником. Ребенок Андрея унаследовал бы королевство, как было предусмотрено в первоначальном договоре между Неаполем и Венгрией, и это должно было положить конец жалобам матери и старшего брата ее мужа.

Но ожидание наследника лишь подстрекало Елизавету и Людовика Венгерского активизировать свои усилия по приведению Андрея к власти. Людовик отправил в Неаполь ряд епископов и юристов, чтобы посоветовать младшему брату, как подорвать авторитет своей жены и посягнуть на ее суверенитет. Послы Елизаветы в Авиньоне вновь обратились к Клименту, утверждая, что неприлично, чтобы отец будущего государя Неаполя был ниже по рангу, чем его ребенок. Андрей должен был быть не только коронован, снова настаивали венгры, но и разделить власть со своей женой. Чтобы продемонстрировать серьезность отношения венгерской короны к этому вопросу, король Людовик ввел специальный налог, поступления от которого передавались папскому двору.

Достоверных сведений о размере суммы, которую венгры использовали для уговоров Папы на этот раз, нет. Один хронист оценивает взятку в 80.000 золотых флоринов, другой — в 44.000 марок, а более поздние хронисты доводят ее до 100.000 флоринов[120]. Но какой бы ни была сумма, Климент счел ее достаточно щедрой, чтобы немедленно пересмотреть будущую роль Андрея в управлении Неаполем. 10 июня 1345 года Папа написал Иоанне письмо, в котором укорял ее за попытку отсрочить коронацию мужа, и, полностью изменив свою прежнюю позицию, приказал ей предоставить ему "почетную роль"[121] в управлении королевством.

Это новое папское предписание оказалось слишком несвоевременным. Иоанна только-только отделалась сама и избавила свое королевство от Эмери. Нунций Климента наконец прибыл в середине мая, а 19 мая легат официально вернул Неаполь королеве. Пять дней спустя кардинал покинул столицу. Но не успел он уехать, как Иоанна обнаружила, что, прежде чем покинуть королевство, Эмери заехал в один из приграничных городов, чтобы обнародовать папскую буллу, отменяющую все денежные, имущественные и титульные пожалования, которые были сделаны после смерти Роберта Мудрого, и предписывающую вернуть их под страхом отлучения. Иоанна, раздраженная обнародованием этой буллы, которую Эмери держал в секрете с января, была не в настроении терпеть дальнейшее папское вмешательство, тем более что ей было хорошо известно, что за этим стоит семья ее мужа. Ей было девятнадцать, она была беременна наследником трона и уже была официально помазана Церковью (в лице Эмери, представлявшего Папу) в качестве единственной правительницы Неаполя. Нунций, которого прислал ей Климент, был всего лишь епископом и, как таковой, не имел достаточного веса, чтобы бросить вызов члену королевской семьи, полностью контролировавшему свое правительство. В ответ на буллу, Иоанна, в письме Клименту, заявила о своих прерогативах, и в нем же в резкой форме напомнила Папе, что он превышает пределы своих полномочий, установленных в первоначальном договоре между папством и Карлом Анжуйским. После этого она и остальные члены ее двора стали просто игнорировать указания Папы.

Но слухи о том, что Климент поддерживает дело венгерской партии, привлекли к Андрею нового влиятельного сторонника. По словам Доменико да Гравины, Карл, герцог Дураццо, начал открыто поддерживать право венгров на корону и власть. Это гарантировало герцогу определенное влияние в правительстве в случае успеха мужа Иоанны. Ободренный указом Папы и желая оказать давление на Иоанну и ее советников, Андрей стал вести себя так, словно его коронация и правление теперь гарантированы. Доменико да Гравина сообщает, что примерно в это время Андрей завел новое знамя, изготовленное специально по его заказу, на котором был изображен не венгерский герб, а топор и кол — мрачное указание на то, что может ожидать тех, кто выступает против короля, после его прихода к власти. Существование этого знамени в значительной степени объясняет упорное сопротивление Неаполя правлению Андрея.

Вопрос все еще оставался нерешенным, когда 28 июля Санция, здоровье которой уже давно пошатнулось, умерла. Ее тело было положено за алтарем в церкви Санта-Кроче, на то же место, которое занимало тело ее мужа в церкви Санта-Кьяра. Иоанна находилась в своем летнем дворце в Кастелламаре, когда ей сообщили о кончине бабушки, и она распорядилась возвести на видном месте резную гробницу в память о жизни Санции, как это было сделано для Роберта Мудрого.

Но даже такое значимое событие, как кончина старой королевы, было тем летом принесено в жертву суровым политическим реалиям Неаполя. Хотя в своем завещании Санция оставила значительную часть своего имущества нескольким монастырям, включая дорогие ей Санта-Кроче и Санта-Кьяра, Иоанна, надеясь сгладить напряженность и умиротворить враждующие группировки внутри своей семьи, вместо этого распределила это имущество между Карлом Дураццо и Робертом Тарентским. Это вызвало новые разногласия в папской Курии, которая подвернула Иоанну новым обвинениям в расточительстве и грабежах, а затем потребовала от нее вернуть завещанное имущество. Раздраженный непокорностью королевы, Климент в письме от 21 августа приказал своему нунцию организовать коронацию Андрея вопреки возражениям Иоанны. Но даже это заявление, как бы оно ни было скандально, затмило известие о внезапной смерти Агнессы Перигорской, произошедшей при весьма подозрительных обстоятельствах.

Вдовствующая герцогиня Дураццо, заботясь о процветании своей семьи, не прекращала попыток поставить всех своих детей в как можно более выгодное положение. Последней ее интригой была попытка женить своего второго сына, Людовика Дураццо, на дочери императрицы Константинополя Маргарите и тем самым расколоть единый фронт, который до сих пор выставлял против ее семьи дом Таранто. Екатерина выступила против этого, но Агнесса, несомненно, ободренная своим предыдущим успехом в тайном бракосочетании и следуя той же тактике, не отступила, а стала давить на Климента, чтобы тот дал разрешение на этот брак, действуя, как обычно, через своего брата кардинала Талейрана.

Однако, в мае, Агнесса имела несчастье заболеть, и к августу все еще была прикована к постели. Доменико да Гравина, единственный источник хронологии событий, происходивших в дни, непосредственно предшествовавшие ее смерти, записал: