Так что людей жаль, но погибли они не зря. Средства дипломатии исчерпаны, теперь уж точно церемониться с хошонами не буду. Понимают только язык силы? Будет им сила, сами на брюхе приползут. Нам бы только ночь простоять, да день продержаться.

Непривычно короткие сумерки южных широт быстро сменились ночной тьмой, дневная жара немного спала, с озера потянуло прохладой. Хулуз отвел своих воинов метров на шестьсот от лагеря в степь, вроде бы собираясь там заночевать. Вскоре наш городок оказался в огненном полукольце – костров туземцы разожгли как-то неестественно много. Если учесть, что округа вовсе не изобиловала древесиной и дрова им приходилось таскать аж из того самого леска, откуда они появились, то нетрудно было предположить, что долго поддерживать такой уровень иллюминации будет сложно.

– Проволоку приготовили с озерной стороны? – осведомился я, опуская бинокль.

– Так точно! – подслеповато щурясь в сторону степи, ответил пехотный майор Сидоров. – Может, нам и с этой стороны дополнительно растянуть перед рвом?

– Поручик, не забывайте постреливать брандскугелями в степь, – эта фраза уже предназначалась для артиллериста Литвина. – Только поближе, не нужно пока показывать хошонам, что наши гаубицы могут до них дотянуться.

– Сделаем, ваше сиятельство! – радостно кивнул поручик. – Будет светло, как днем. Если только норы выроют за ночь, по-другому незамеченными не подберутся.

– Даже если с другой стороны будет очень шумно, без приказа своих мест не покидать! – повысил голос я, чтобы услышали все собравшиеся вокруг офицеры. – Каждый держит свой сектор!

– Думаете, с озера полезут? – майор в задумчивости потеребил свой пышный ус.

– Может, и отсюда попробуют, но только если решат, что мы все силы бросили на отражение атаки с озера. Слишком много костров, отвлекают внимание от восточной стороны. А поскольку дров у них много быть не может, скоро нужно ожидать гостей.

И дай бог, чтобы эта атака была единственной, потому что на месте Хулуза я бы не стал так торопиться. Логичнее дождаться предрассветного «часа волка», когда внимание наблюдателей волей-неволей ослабевает. Но это по нашей логике, а кто знает, что там на уме у хошонов? Может, считают, что никуда мы не денемся, пока горячо, а может, что-то знают о приближении второго отряда. В любом случае их спешка нам на руку – соваться в городок без разведки и предварительной подготовки я бы никому не советовал.

– Что ж, господа, полагаю, у нас совсем немного времени, давайте-ка по местам! Покажем этим дикарям, что не нужно было связываться с таридийцами!

– Михаил Васильевич… – осторожно начал было Игнат, как только офицеры разошлись, оставив меня наедине с Лукьяновым и Иванниковым.

– Даже не начинай! – вяло отмахнулся я, присаживаясь на откидные ступеньки фургона. Перевязанное плечо болело, и от таблеточки обезболивающего я бы сейчас не отказался. Но чего нет, того нет, придется терпеть.

Усталость порой вытворяет с человеком поразительные вещи, заставляя засыпать в абсолютно неестественных позах. Ну вот скажите на милость, кому в здравом уме придет в голову устроиться спать сидя, привалившись бочком к впивающимся в тело краям деревянных ступеней? А мне вот удалось. Такая усталость навалилась, что никаких сил не было оставаться на ногах. Да и все, что можно было сделать, уже было сделано. Люди и орудия расставлены по местам, все предупреждены о возможных действиях противника и знают, как действовать при любом развитии событий. Вот и прикорнул я, буквально на минутку, прислонив голову к стенке фургона, и тут же провалился в липкие объятия сна.

Что снилось, вспомнить не удалось, а проснулся я от громкого хлопка минут через тридцать. После секундного замешательства пришло понимание, что разбудил меня выстрел из гаубицы, запустившей в сторону степи зажигательный снаряд. Тут же из ночной тьмы донесся леденящий кровь хошонский вой. Неужели все-таки атакуют из степи?

В кровь хлынул адреналин, мигом выводя тело из сонного состояния. Но, прежде чем я сообразил, куда нужно бежать, примчался посыльный от майора Сидорова.

– Имитация, ваше сиятельство! Вроде как кавалерия наступает, но на одного всадника приходится шесть-семь заводных лошадей! Так и кружатся на подступах, сильно к лагерю не приближаясь.

И тут же подоспел человек от занимающего позиции на берегу озера прапорщика Лесина:

– Кажись, плывут, ваше сиятельство! Но пока не много!

– Не много? Сейчас исправим! – усмехнулся я. – Сашка, ну-ка метнись к Литвину, прикажи пошуметь хорошенько, будто испугались штурма с западной стороны!

Артиллеристов упрашивать не пришлось, и минут через пять они уже отрабатывали по степи минимум из десяти стволов. Когда мы подошли к позициям, защищающим берег Скалистого озера, степь к западу от городка была светла, почти как днем, из-за зажигательных снарядов. Зато здесь царила ночная тьма – сегодняшней ночью даже убывающая луна и звезды были надежно упрятаны в небесах облаками.

Но как бы ни была темна водная гладь, на ней все же были видны головы плывущих хошонских воинов.

– Сколько их? – прошептал я, опускаясь на корточки рядом с Лесиным.

– Трудно сказать, – ответил прапорщик, не отрываясь от наблюдения за озером, – сначала разведчики появились, покрутились у берега и отошли. Потом уже основная масса пошла.

– Пушкари готовы?

– А как же! Картечи заготовлено вдоволь, с такого-то расстояния промахнуться невозможно! Да и ручные мортирки, – тут прапорщик любовно похлопал лежащий рядом гранатомет, – тоже наготове. Запалы выставлены на минимум, три секунды – и взрыв!

– Командуй залп, и сразу поднимайте рогатины. Дальше уже будем действовать по ситуации!

Передние ряды туземных боевых пловцов уже поднялись на ноги и, пригнувшись, брели по мелководью, стараясь производить как можно меньше шума. Вот интересно – они в самом деле считают, что с воды мы не ждем нападения, или это только часть плана? Судя по количеству виднеющихся на поверхности воды голов, вряд ли мы имеем дело с отвлекающим маневром, так что сейчас тут станет жарко.

Первый залп дали пушки, спрятанные внутри фургонов: там не были видны зажженные фитили, потому до самого последнего момента нападающие не опасались выстрела.

На самом деле страшное зрелище, когда пушечная картечь буквально выкашивает людей. Сколько раз мне уже приходилось наблюдать это воочию, а до сих пор не могу привыкнуть. Вот и сейчас невольно передернул плечами, когда выбирающихся на берег хошонов словно ветром сдуло. Хорошо, что зацикливаться на этом совершенно нет времени, война есть война, и маховик сегодняшнего ночного сражения уже запущен.

Солдаты ухватились за веревки, и через мгновение в трех-четырех метрах от берега над водой поднялся целый лес заостренных кольев. Понятное дело, что никто на них с разбега наскакивать не собирается, но тратить драгоценное время на преодоление препятствия придется.

Вслед за залпом из фургонов открыли стрельбу и орудия из расположенных на флангах земляных укрытий, после чего в дело включились гранатометчики и стрелки. Результатом стало быстрое уничтожение первых рядов наступающих, что стало для хошонов огромной неожиданностью. Обескураженные туземцы повернули назад, и несколько минут у меня даже теплилась надежда, что на этом активные боевые действия закончатся. Но нет, не случилось такого подарка. Вскоре послышался до боли знакомый боевой не то вой, не то клич – даже не знаю, как это правильно назвать. Воды озера буквально забурлили от вновь бросившихся вплавь рунгазейцев. Появилось даже несколько лодок, с которых берег пытались обстреливать из ружей. Выглядело это более чем странно, потому что попытка вот так в лоб лезть из воды на береговые артиллерийские позиции была сущим самоубийством. Или отвлекающим маневром.

– Игнат, передай приказ одному эскадрону драгун выдвинуться за речку и атаковать противника вдоль берега озера, а второму сделать то же самое, но с северной стороны, за защитным рвом!