— Претензии к тому, что ты поставила жизнь собственных людей выше мира? — голос Астриона рычащими нотками окружил богиню фальшивой нежностью. — Что ты!.. Я тебя понимаю. Столь эгоистичные порывы и неоправданная тяга к риску близки любому демону. Слышал, боги менее свободны в плане моральных норм, но я рад, что тебя это не касается.

Впечатления Инриль от подобной речи слабо поддавались описанию. Наверное, самыми близкими будут ощущения золотой статуэтки — если бы статуэтки могли чувствовать — которую до блеска натерли тряпкой, вываленной в навозе. Вроде блестит, но запашок имеется.

— Так каков ваш план, драгоценная моя? — подался вперед Астерион. — Ни за что не поверю, что, пока мы не виделись, вы сидели сложа руки.

Инриль нахмурилась сильнее.

Крепость Астарота, по словам близнецов, располагалась неподалеку от Царства демонов. И разумеется, Владыка просто не мог об этом не знать. Вопрос: почему не сказал раньше? Когда пока еще двух темных упорно искали? Забыл? Не посчитал информацию важной? Утаил намеренно? Гадать бесполезно, а спросить напрямик нельзя. Факт остается фактом — на данный момент Астерион находился ближе всех к Правителю Кошмаров.

Мог ли он с ним связаться? Легко. Стал бы? Инриль не уверена.

Владыка неоднократно заявлял, что не желает возвращаться под руку темных богов — новый порядок тяжело дался демонам, а Владыка ценил затраченные усилия и не хотел обращать их в пыль. Однако то, что говорит человек, не всегда соотносится с его действиями и мотивами.

У Астериона были развязаны руки — Фрейль за ним не следили, даже не присматривали, сама Инриль в принципе боялась смотреть в сторону Царства. Пока боги пытались удержать воду в решете — оградить города людей от бесчисленных монстров — Владыка мог делать что угодно.

Заключить еще один союз — с Астаротом для каких-нибудь послаблений, той же автономности, если темные вдруг победят. Астерион ведь правитель, он обязательно подумал и об этом варианте. Подумал и подготовился. А сейчас…

Чего он добивается сейчас? Продолжает втираться в доверие, чтобы что?.. Донести о планах Фрейль Астароту? Скорректировать собственные действия? Подставить богов? Помочь? В последний вариант меньше всего верилось.

Инриль поймала на себе взгляд Дэнталиона. И как-то резко стало спокойно, словно перед ней не сидел сейчас самый могущественный демон из существующих, словно переговоры посреди военных действий обратились безобидной беседой. Потому что сейчас, в этот краткий миг затишья, в голову Инриль постучалось замечательное решение.

— План тот же, каким был изначально, — выпрямилась на сиденье богиня.

Даже если Астерион предатель и сведения дойдут до темных, это не скажет их предводителю ничего нового.

Астарот знает, что Фрейль собираются ему противостоять. Астарот прекрасно знаком со Смертью, а сама Инриль в достаточной степени знает свою бабушку, чтобы понимать — этот темный хорошенько ее раздраконил. Смерть не выпустит из рук нить его жизни. Она оборвет ее, как и обещала, причем очень скоро — благо оружие нашлось.

И если Астарот обладает хоть какими-то зачатками здравого смысла, он обязательно узнал уже, что Смерть обзавелась длинной вереницей потомков за прошедшую тысячу лет. И они поддержат ее — как всегда поддерживали любого члена семьи.

— Уничтожить всех темных богов до единого? — окинул Инриль оценивающим взглядом Астерион.

Богиня открыла было рот, чтобы утвердительно ответить, но замерла…

Инриль не искала бабушку специально, однако нашла — в отдаленной комнате, куда почти не долетали возмущенные крики Мальфиуса и мелодичные, но хлесткие ответы Литориэля на эльфийском. Целитель выполнял работу, из-за которой его выкрали, и мнением пациента по поводу процедур не особенно интересовался.

Смерть сидела неподвижно, в кресле-качалке у окна. Картина выглядела настолько умиротворенной и в то же время одинокой, что Инриль замерла на пороге.

За окном, в увядающем саду копалась раздраженная Амара. Да. Восстанавливать разрушенное все же назначили ее. Темная богиня ругалась, напоминала о своем статусе и даже разок попробовала вернуться в гроб, заколотившись изнутри, но от интересной игрушки ее прогнал Кейрон. Амара сдалась. И в конце концов, засучив рукава вконец износившегося платья, отправилась в сад.

Растения, оставшиеся в живых во время ссоры, умирали в ее присутствии, что не добавляли богине настроения. Но поделать ни с ситуацией, ни с собственным даром она ничего не могла. И шипя под нос проклятия, Амара пыталась соорудить хоть что-то — если не жизнеспособное — то хотя бы эстетически красивое.

Смерть наблюдала. Инриль, приблизившись со спины, тоже.

К Амаре осторожно подошла Лиру с медной леечкой, заставив Инриль в тревоге вскинуть голову. Девочка не изменяла себе, как и во времена до похищения, старалась всеми силами окружить родных любовью и заботой. Она больше не улетала наружу — прямиком в лапы опасности — и с опаской относилась к темным… первые две минуты. А после постоянно находилась поблизости.

Инриль чуть ли за сердце не хваталась, когда дочь безрассудно одергивала то и дело вспыхивающего гневом Мальфиуса. Это ведь темный бог! Причем, не самый безобидный. Но Лиру словно не замечала этого, либо просто не принимала угрозу всерьез… или принимала, но все равно действовала по собственному усмотрению.

В любой другой ситуации Инриль бы в обязательном порядке потребовала объяснений. Однако здесь… Богиня видела, как присутствие Лиру действует на темных. Как тот же Мальфиус, готовый сражаться насмерть со всеми Фрейль, если те вдруг подумают навредить брату, затихает, стоит девочке просто заговорить. Поэтому Инриль терпела.

Только вот Амара — не грубый, но все же частично понятный Мальфиус. И даже не Ариус, показавший себя самым адекватны… ну хорошо, самым разумным в их необычном семействе. Глаза богини горят безумным огнем, ее поведение непредсказуемо, даже Смерть не знает точно, как Амара отреагирует на то или иное слово — разразится хохотом или нападет, оскорбившись. И Лиру сейчас дергала дракона за хвост, самоуверенно залезая к нему в пасть, чтобы пересчитать клыки.

Пальцы Инриль до белизны сжались на спинке кресла.

Застывшая было Амара за окном наконец-то отмерла. И не напала. Медленно, словно дикому и пугливому зверьку, она протянула к Лиру руку и аккуратно перехватила лейку.

И пусть немного странно поливать умирающие цветы, но парочка с полным удовлетворением погрузилась в это занятие…

— Поучись у дочери, Инриль, — усмехнулась Смерть. — Эта девочка без капли злого умысла и с искренним желанием помочь уничтожает на корню любое сопротивление.

Инриль покосилась на Смерть, на происходящее за окном, снова на Смерть, а потом вернула внимание девочке.

— Не мое присутствие сейчас удерживает темных от нападения, — продолжила бабушка. — И не раны Ариуса. Лиру. Больше всего на свете темные ненавидят свет — он жалит их и презирает — но в то же время, они отчаянно в этом свете нуждаются. И столь же сильно они теперь боятся навредить счастью, ведь то впервые протянуло им руку.