Я тихо выругался и еще раз огляделся. Неясно, правда, зачем — вокруг по-прежнему были лишь еловые лапы, густо припорошенные снегом. Елки здесь высокие, темные, величавые… Заблудиться — пара пустяков. Но меня это сейчас не очень волновало. Хуже-то не будет — все равно я понятия не имею, как выбираться из этого леса.

Кто меня сюда привез или притащил, зачем, как далеко и в какой стороне отсюда часть, успели ли объявить меня в розыск — тоже не знаю. А очень бы хотел, да.

Так или иначе, похоже, что до любого жилья отсюда еще топать и топать, и не факт, что успею до вечера: лес совсем дикий, густой и мрачный. Таких на Урале, конечно, еще много осталось, но подобной глуши я давно не видел.

Очнулся я тут пару-тройку часов назад. С тех пор никаких изменений в окружающем ландшафте не заметил, даже самых мелких. Все тот же лес, те же громадные ели, иногда — щетки засохшей травы, торчащие из сугробов. Заметенные снегом овраги, белая-белая целина — ни следов, ни тропинок, ни лыжни не попалось ни разу. Ладно хоть, не очень холодно — больших морозов за весь декабрь пока так и не было.

Главное, что обидно, — даже, кажется, некого винить в этом внезапном и, честно сказать, страшненьком приключении. Кроме себя, разве что. Но себя винить как-то не хотелось. Да и что тут такого — ну торопился, опаздывал на построение. Поскользнулся на обледенелом крыльце, приложился головой об ступеньку, в себя пришел уже посреди леса. А, вот! Кто там эту наледь вчера должен был убрать, а?

Как открыл глаза и поднялся — машинально снял нечто, что было надето на руку, и ощупал голову. Вдруг пробита? Крови на снегу чуть-чуть, но все же. Оказалось — так, ссадина на виске. Падал вроде затылком, однако там как раз не рассечено. Волосы только отчего-то слиплись, но рану не нашел.

Осмотр и краткая инвентаризация показали, что одежда на мне совсем не моя. И вообще с бомжа снята, наверное. Какая-то безразмерная хламида с капюшоном — то ли плащ-палатка, то ли пальто, то ли балахон, то ли вообще старая перешитая шинель. Не разберешь. Вся в грязи и почему-то в замерзшей тине. Под плащом-пальто-балахоном — грубый свитер, под ним — ничего, даже майки нет. Странно, что грудь от него не зудит безбожно. На руках — драные рабочие рукавицы. Штаны — такого же бомжовского дизайна. Вместо берцев — чужие сапоги, и точно не кирзачи. Подробнее рассматривать не стал — слишком уж заляпаны, и хотелось бы, чтобы грязью. А не тем, чем от них пахнет.

Ну и самое важное — оружия не отыскал ни при себе, ни рядом. Естественно, на построение мне его никто и не выдавал, но мало ли… С одной стороны, это прекрасно: хоть не провозгласят особо опасным дезертиром. С другой… Как услышал вдали долгий вой — стало не по себе. Конечно, волков даже в такой глухомани встретить затруднительно. Гораздо вероятнее нарваться на стаю бродячих собак. Но я в курсе, чем эти встречи иногда заканчиваются.

Поэтому не успокоился, пока не выломал хотя бы крепкую палку. Потом, правда, в жестком голенище сапога я обнаружил кое-что поинтереснее — широкую и длинную заточку. С натяжкой ее можно было и ножом обозвать. Заточка сильно удивила: странное тяжелое, толстое лезвие, посаженное на деревянную рукоять. По цвету и ощущениям — явно не железо, не сталь и даже не алюминий. Из латуни вырезали, что ли? А, нет, латунь желтоватая, тут скорее что-то типа бронзы. Но могу и ошибаться — бронзу я в жизни видел и трогал исключительно в форме статуй. Однажды контактировал плотнее некуда: в парке зазевался и влепился в скульптуру. Лет шесть мне было. Впрочем, этот опыт сейчас не то чтобы полезен.

И вот стоило ли напрягаться с таким неудобным обрубком? Кто и зачем мне его подсунул? Чего попроще не завалялось? Обычно уж всякие ложки затачивают или… ну, не знаю, отвертки. Расплющенные гвозди, опять же.

Импровизированный ножик я выбрасывать, разумеется, не стал. Конечно, если с этой штукой примут менты, то душевности она им не добавит. Может, это вообще улика — орудие убийства или хотя бы грабежа. Но выкинуть всегда успею. Да и потом… После трех часов блуждания по зимнему лесу даже менты с теплотой вспоминаются.

Кроме заточки у меня при себе ничего не нашлось. Ни мобильника, ни зажигалки, ни спичек, ни завалящей шоколадки… Более того — обыскивать-то было почти нечего. В бомжовском наряде я не смог нащупать ни единого кармана. Совсем непонятно. Кто ж носит одежду без карманов? И пуговицы все будто спороты.

Проверять, не зашито ли что-нибудь под подкладку, я уже не стал — не собираюсь пока на холоде раздеваться. Может, потом, когда понадобится…

Кто же меня приволок-то сюда? Неужели деды прикололись? Нет, вряд ли. Ну не совсем ведь они идиоты? Должны понимать, что такие шуточки и для них ничем хорошим не кончатся… Так и в дисбат загреметь недолго. И как меня вообще с территории части вынесли? То есть, выходит, подогнали машину к воротам, погрузили туда бессознательное тело… Ага, и никто не заметил.

А может, бандиты похитили, типа для острастки неверных? Или просто ради выкупа? Да ну, опять глупость. Тоже мне, важная птица — солдат-срочник, бывший студент. И часть не на Кавказе ведь каком-нибудь, а под Екатеринбургом… Если из-за выкупа, так с моей семьи все равно денег много не срубить. Даже если квартиру продадут — не такая сумма выйдет, чтобы серьезные преступники ввязывались. Может, хотели разобрать на органы? Но в любом случае — почему я тогда тут? По дороге выпал? Или анализы не подошли?

Получается, меня выкрали с военного объекта лишь для того, чтобы переодеть и выбросить на мороз. Бред какой-то.

Кстати… Стужа все-таки стоит суровая. Минус тридцать где-то — вон как сучья потрескивают. Странно, утром ведь оттепель была. Когда погода успела смениться? Может, прошла не пара часов, а сутки? И удивительно, что я еще не замерз тут насмерть, пока под елкой валялся. Да и вообще, что-то холод до сих пор не сильно чувствуется. То ли меня накачали чем-то, то ли бомжовская одежка для такой погоды — в самый раз. Но надолго она не спасет — к ночи в ледышку окоченею. И даже костер не развести.

Тут мой взгляд как раз упал на стылую воронью тушку, лежащую в сугробе кверху лапками. С ветки свалилась, наверное. Я еще раз невнятно сматерился и впервые по-настоящему пожалел, что оказался в армии. Ожидал от нее чего угодно, чем принято пугать призывников: дедовщины, пенделей с люлями, покраски травы перед приездом генерала, окопных работ на даче у комбата, чистки сортиров какой-нибудь вилкой… Но только не того, что помру в сугробе посреди черного ельника. Одинокий, замученный ледяным воздухом, отчаянием и кучей вопросов, как так вышло и за что мне такое.

Себя стало очень жалко, однако пришлось отложить страдания до вечера и идти дальше. Должна же тут где-то быть, не знаю, деревня какая-нибудь или, на худой конец, дорога? Надеюсь, машину поймать получится, если что. Видок у меня в этом рванье еще тот…

А потом мысли о неминуемой смерти от переохлаждения сразу отошли на второй план. Потому что я наконец-то наткнулся на первые следы, явно оставленные здесь не мной. Стоило лишь пройтись вдоль них сотню метров… И следы эти показали, что помру я, наверное, все-таки не от холода.

По снегу тянулись две полосы странных вмятин — как если бы проехал трактор, комбайн или подобная сельхозтехника. Может, какой-нибудь вездеход — больно уж колеса нестандартные. На примерно одинаковом расстоянии друг от друга шли глубокие треугольные отметины — туда что-то вонзили, а затем выдернули, размашисто потянув в сторону. Кое-где в промежутке между колеями виднелись углубления, поразительно похожие на отпечатки детской или женской ладони. Но напугало меня, само собой, не это — следам проехавшей техники я бы только радовался.

По отметинам выходило, что эта таратайка вдруг резко свернула, метнулась влево и перемахнула через поваленный ствол. Оттуда колеи удалялись в прежнем направлении, а за упавшим деревом осталась лежать туша медведя-шатуна. И по ее виду я мгновенно понял: хозяина тайги здесь кто-то ел.