Всем своим видом — аккуратно подстриженной бородкой и усами, холодным рассудительным взором, заложенными в карманы брюк руками — Эрик вызывал во мне неприязнь и отторжение. Нехорошо это: если ты гуру своего дела, ты ещё не имеешь права обижать других.

— И вот что, — продолжал он. — Будь так любезен, Грэг, не суй свой нос в наши документы. — Эрик приблизился и вытащил из рук Грэга чертежи. Пробежался по ним взглядом и надменно добавил: — Тем более, такие важные.

Он наслаждался положением. Застал нас врасплох и может поиздеваться.

— Извини, Эрик, — промямлил Грэг. — Вас не было, вот я и решил…

— Не было — значит, нужно было подождать! — прикрикнул Эрик и впился взглядом в Грэга.

— Послушай, — вступилась я, — вообще, Грэг тут ни при чём. Это я попросила его помочь найти нужный проект. Действительно, ждать вас — совсем не резон. Мы…

— Что касается тебя, Дейдра, — Эрик посмотрел на меня нагло, вызывающе, — то если так уж интересуешься нашими исследованиями, бог с тобой, я расскажу. Прочитаю лекцию специально для тебя. Когда вот этот уйдёт… — Эрик махнул рукой в сторону Грэга. После чего осторожно взял меня за локоть и не спеша повёл по лаборатории. — Пока же могу показать наше оборудование. Здесь у нас… — начал он нудное повествование, но я решительно его прервала:

— Это очень интересно, но я пришла с другой целью. Мы вроде бы хотели обсудить проект коммутации с зеркалом телескопа.

— Всё поменялось. Я только что разговаривал с шефом — он дал добро на размещение двух зеркал на базе. Проект будем переделывать. Как только определимся с местом монтажа, я сообщу тебе.

— Куда ставить эту штуку? — спросил Грэг.

— Какую? — обернулся Эрик. — Ах, эту… Вот сюда, в дальний конец лаборатории. Только смотри, не урони, как в прошлый раз. Вечно всё портишь.

— Не уроню, — сказал Грэг и прибавил к этому ещё что-то, однако я не расслышала.

— Так вот, — Эрик вновь обратился ко мне, — по поводу зеркала. Хотел бы внести следующие корректировки...

Днём не выспалась: не могу спать, когда организм должен бодрствовать. Ворочалась в кровати, размышляя об инциденте в лаборатории, мучилась угрызениями совести: ведь могла же заступиться за Грэга более решительным образом. Всегда так бывает — смалодушничаешь, а потом горько от того, чего уже не вернёшь и не исправишь.

Постоянно вспоминался Эрик с его хамскими замашками, хотелось дать по нахальной физиономии, влепить пощёчину, но момент, что называется, был упущен. Впрочем, что-то мне подсказывало, что подобная возможность ещё представится.

Не ко времени позвонил Стефан. Расспрашивал, как дела, просил прозондировать почву. Не поняла, что именно имел в виду, но уточнять не стала, потому что была расстроена. Какое уж тут настроение, когда у Стефана такой вид? Весь в повязках, кряхтит как старик, лицо опухшее. Уверял, что на следующей неделе сможет ходить, а через месяц прилетит на станцию. Я, естественно, не верила. О каких путешествиях может идти речь, если ему до сих пор не разрешают вставать на ноги?

Одиночество. «Станция неудачников и тщеславных ослов», — думала я, перекладываясь на другой бок.

Раздражение росло от осознания глубины и пагубности моего безделья. Вместо того чтобы поспать, отдохнуть перед бессонной ночью, лежу в кровати и валяю дурака. Занимаюсь самоедством, потом жалею себя, начинаю ненавидеть окружающих, станцию. Становится стыдно, и всё повторяется снова: самокопания, грусть, злость…

Так и провалялась весь день до вечера, до того момента, когда пришло время подниматься и идти в диспетчерскую — принимать смену.

Вообще, говорить о смене дня и ночи в условиях «Ксении» не совсем правильно: тут нет закатов и рассветов, мы движемся вокруг Земли в своём ритме и не обращаем внимания на положение Солнца. Теоретически, это даёт нам возможность жить по тому графику, который сами для себя изберём. Теоретически. На самом же деле, такое положение, естественно, вносило бы сумятицу, неразбериху, расстраивало бы рабочий процесс.

Посему на подобных станциях обычно приняты двадцатичетырёхчасовые сутки, идентичные земным. Время синхронизируется с часовым поясом местности, где расположено учреждение, курирующее работу данной станции. В нашем случае это министерство, которое нас всех наняло. Такой порядок имеет множество неоспоримых преимуществ: обеспечивает сотрудникам станции привычный для их земной природы ритм, позволяет кураторам с Земли общаться с персоналом в удобное для обеих сторон время и многое-многое другое.

Также, как правило, на космических станциях принят многосменный график работы. Кроме дневных смен существуют, если это необходимо, ночные или вечерние вахты. Пока одни спят, другие работают. И это тоже логично: непрерывность сложных производственных, научных и прочих процессов, интенсивная, а значит более эффективная, эксплуатация оборудования, возможность «поменять обстановку» для персонала станции — перетасовка сотрудников по разным сменам, подбор удобного графика работы.

Но на «Ксении» всё немного по-другому. Особенностью станции является то, что мы работаем в одну смену — в дневную. На текущем этапе нас тут слишком мало, чтобы могли помешать друг другу. Делаем одно общее дело, нет смысла дробить на несколько групп.

Ну и кроме того, сыграл роль человеческий фактор: люди в небольших коллективах испытывают ощутимый стресс. Грубо говоря, друг другу надоедают, возникает раздражительность, недовольство, начинаются склоки, конфликты. Чтобы расширить круг общения, чтобы мы друг другу не примелькались, чтобы народ не одичал, было решено придерживаться обычного офисного графика.

Это, в свою очередь, приводит к необходимости ночных дежурств.

Днём за состоянием станции и базы следит диспетчер — инженер из числа самых опытных старожилов. Он держит руку на пульсе, координирует работу персонала, управляет системами «Ксении» и «Ауштры». А ночью дежурим мы, рядовые сотрудники. Случается это раза два в месяц и, насколько я поняла, не доставляет особых хлопот.

Мне уже доводилось подежурить, пару недель назад. Всю ночь занимались своими делами: я работала над текущим проектом, мой напарник сначала листал какой-то справочник, заскучав, перешёл на комиксы, а ближе к утру и вовсе задремал. Ничего особенного, чрезвычайные происшествия — большая редкость. К тому же, дежурим по двое, так что всегда есть надежда на более опытного напарника.

Сегодня мне достался Алекс — сотрудник бывалый, с большим стажем, однако, на мой взгляд, довольно ленивый, апатичный и безразличный к работе. Принимая смену у дневного диспетчера, он, совершенно не стесняясь, зевал и с отсутствующим видом рассматривал большой сводный экран, находящийся на противоположной стене.

— Днём наблюдались проблемы в компрессионном блоке, — рассказывал Пак, украдкой поглядывая на часы. — Не смогли разобраться, в чём дело: судя по показаниям приборов, скачет давление. Скорее всего, датчики врут, но нельзя исключить и утечку. Так что следите за компрессорной, смотрите графики. Алекс, не поленись, хотя бы раза три за ночь сходи туда, на месте проконтролируй.

Пак торопился — у него сегодня день рождения, не хочется задерживаться на рабочем месте ни секундой больше, чем положено. Алексу же наплевать, впереди — дежурство с его рутиной и скукотищей.

— Хорошо? — переспросил Пак.

— Угу, — кивнул Алекс.

— Ну вот и славно. Если вопросов ко мне больше нет, покидаю вас. — Пак встал и двинулся к выходу. В дверном проёме обернулся, посмотрел на Алекса, подмигнул и добавил: — Заходи, если что.

— Угу, — ответил Алекс.

Пак исчез в коридоре, вместо него почти тут же в диспетчерской появился начальник станции — невысокий, пожилой, но крепкий мужчина с труднопроизносимым именем Всеволод. Поздоровался, осведомился о текущей обстановке.

Говорят, всегда так делает. Каждый вечер заходит в диспетчерскую, общается с заступившей на дежурство ночной сменой, после чего уходит к себе в каюту, умиротворённый, уверенный, что всё под контролем.