И это, в свою очередь, приводит к другой, не менее печальной необходимости.

Я сделала над собой усилие и поднялась на диване. Присела. Столь простое действие далось нелегко. На журнальном столике нашла карандаш и несколько листов бумаги: если это возможно, делаю наброски не на электронных листах, а на бумаге, по старинке, поэтому канцелярские принадлежности держу под рукой.

Сочинять послание оказалось крайне неприятным занятием, что неудивительно, если учесть его содержание. Карандаш постоянно ломался — видимо, слишком сильно давила на него и испуганно вздрагивала каждый раз, когда выводила на листе страшные слова. Остриё карандаша было оружием, рыцарской пикой, которой я ранила — нет-нет, вовсе не врага, а саму себя. По-металлически скрипящий грифель был инструментом, которым я взрезала свою душу, препарировала своё существо, орудие самоубийства.

На пятом или шестом варианте окончательно выдохлась. Нет, так не пойдёт. Смяла исписанный мелким неровным почерком лист и швырнула его прочь. Боком рухнула на диван, поджала ноги и руки, приняла позу эмбриона. Животное, впадающее в зимнюю спячку.

Зазвонил видеофон.

— Кого там ещё?.. — вслух простонала я, однако на самом деле даже обрадовалась звонку: на какое-то время отвлечёт от прискорбного занятия.

Поднялась и нажала кнопку ответа. Экран засветился синим цветом: собеседник не хотел показываться. Этого только не хватало!

— Здравствуйте! — донёсся из динамиков мягкий певучий мужской голос.

— Добрый день, — ответила я и отключила камеру, чтобы меня тоже не видели.

— Мы с вами лично не знакомы, но… — мой визави замялся, — у нас есть общие знакомые. Я имею в виду вашего друга Стефана…

— Стефана?

— Простите, вероятно, неправильно выразился. Я говорю о вашем бывшем однокурснике…

— Кто вы такой? И почему не хотите мне показываться?

— Хм… Ну хорошо, меня зовут Крис. Сейчас я всё объясню, — голос стал более обеспокоенным и нервным. — Конечно, не стоило так начинать разговор… Тысяча извинений… Просто, дело, с которым я к вам обращаюсь, настолько деликатно, что…

— Что вам угодно? — Мне это решительно не нравилось, хотелось поскорее завершить нелепый диалог.

Он тяжело вздохнул и перешёл в атаку:

— Послушайте, вы не должны лететь туда, на станцию. Туда должен лететь я… То, что произошло, — дикое недоразумение… Мы рассчитываем на ваше благоразумие…

— Какого чёрта? — сорвалась я. — При чём тут недоразумение и благоразумие? Выбрали меня, потому что посчитали более подходящей на эту должность. И это обстоятельство не является достаточно весомой причиной для вторжения в мою личную жизнь!

— Вы мне дорогу перебежали, — низким угрожающим голосом заговорил человек по ту сторону синего экрана. — А это чревато. Люди, которых я представляю…

— Что за ересь? — возмутилась я. — Какие ещё люди?

— Этого я вам не могу сказать…

— В таком случае, желаю всего хорошего! До свидания! — Не дожидаясь ответа, я отключила видеофон.

Тут же вскочила с дивана и принялась ходить по комнате. Меня охватило вполне естественное раздражение. Что за хамство! Что за гнусная выходка! Ну и нравы у министерских выскочек!

Взбудоражить чужого человека, да ещё и в такой неподходящий момент. Понятно, что этот тип вряд ли предполагал, в каком состоянии я сейчас нахожусь, но это его не оправдывает. Нельзя столь вероломно вторгаться в личную жизнь. С таким, мягко говоря, нескромным вопросом. Да ещё и с угрозами — ведь он напрямую говорил о неких могущественных людях, которые его поддерживают.

Кстати, откуда у него мои координаты? Стефан проболтался? Вряд ли. Зачем ему это нужно? В министерстве сказали?

Позвонить куратору? Пожаловаться? Выразить недовольство?

Я остановилась, прервав свои метания. Обхватила голову руками и попыталась успокоиться. Удивительно, но получилось.

Вот ещё — будут мне мозги пудрить. Ещё один вертихвост. Идёт он к чёртовой бабушке со своими загадками и мерзкими угрозами. Нужно сосредоточиться на другом. Я присела обратно на диван. Взяла карандаш и лист бумаги...

Минут через десять передо мной был вполне удовлетворительный вариант послания. Нет, ещё не окончательный, однако намного ближе к тому, что хотела. Может быть, просто выдохлась и уже не предъявляла таких требований как раньше, поэтому записка казалась недурной — ну да бог с ней.

Я прикрыла глаза и наконец-то смогла расслабиться. Приближалась кульминация этой истории. Необходимо сделать ещё кое-что, но этим займусь позже, завтра, утром.

«Дорогой Брэд!

Прости, что обращаюсь к тебе посредством бумаги, а не вживую. Прости, что ухожу, не попрощавшись, но так будет лучше, поверь. Уверена, ты поймёшь, ведь произнести вслух такие слова — сущая мука, на бумаге легче, она всё стерпит.

В последнее время мы живём так, словно находимся в разных мирах, ты — в своём, я — в своём. Наши отношения погибают — медленно, но верно. Нам необходимо расстаться, хотя бы на время. Подумать о нас, решить, нужно ли нам это, стоит ли пытаться спасти то, что нас связывает. Оценить что-либо в полной мере можно только потеряв это.

То же говорит астрология. На прошлой неделе я составила карту, в которой сказано, что тебе предстоит испытание, связанное с путешествием и неким человеком. В карте чётко указано, что это будет девушка, и она много для тебя значит. Пожалуйста, не смейся надо мною, астрология и синтетизм играют важную роль в моей жизни, в моём мировоззрении. Им я верю даже больше, чем себе.

Подумай хорошо и сделай свой выбор.

Обо мне не беспокойся — что бы ты ни решил, я не погибну. Будет тяжело, но я сильная, выживу.

Мне было хорошо с тобой. Годы, проведённые вместе, останутся самыми счастливыми в моей жизни.

Удачи, Брэд!

P . S . Мне предложили работу на околоземной космической станции. Кроме всего прочего, на станции есть лаборатория, занимающаяся проблемой глобального похолодания, и этой лаборатории требуются климатологи. На обороте записки — контактные данные людей из министерства, которые помогут решить вопрос…»

Я ещё раз перечитала, бросила лист бумаги на кровать и взялась за сборы. Пожалуй, это послание — лучшее из того, на что способна. Был ещё один вариант, гораздо более прямолинейный и фаталистичный, но хочу ли я в самом деле расстаться?

Не уверена…

Кстати, где та записка? Кажется, бросила на кухне, дописывала во время завтрака. Не забыть бы забрать. Или наоборот — её и оставить?

Утром, когда Брэд уходил, я проснулась и хотела сказать ему. Но силы как всегда подвели, храбрости не хватило, промолчала, за что сейчас стыдно. Воображение родило метафорический образ: я не могу поднять взгляд, чтобы посмотреть Брэду в глаза, вместо этого в смущении прикрываю лицо составленной заранее запиской — образ неприятный.

Я уйду до того, как Брэд вернётся с работы. Когда он прочтёт послание, уже буду в корабле, несущемся к станции. Если любит — полетит, если нет…

Другого сценария себе не представляю: если скажу всё это в глаза Брэду, то не отпустит он меня, чувства не дадут этого сделать. Да и не смогу сказать, так и буду бегать от себя и от него, скрывать переживания.

В квартире пусто и тихо. Комната напоминает скелет динозавра — остов есть, а жизни нет. Оболочка давно убитого существа. Взор искал хоть что-то тёплое, родное, но не находил.

В своих поисках наткнулась на часы. «Странно, что Стефан не звонит, — мелькнуло в голове, — уже как будто должен…»

Собирать вещи тяжело. Занятие сродни чему-то непристойному, кощунство какое-то. Хватило меня только на половину сумки, после чего не выдержала и бросила сборы: вещи подождут, времени ещё целый вагон.