Изучать и исследовать.

Черт, вот оно. Мы будем изучать и исследовать, но не будем расследовать. Потому что предполагается, что к тому времени, как тела будут переданы в дар, они уже пройдут через все соответствующие руки правоохранительных органов. Это все равно что звонить в службу 911 после того, как пожарные потушили огонь.

Я горько усмехаюсь про себя и качаю головой. Молодец, папа. Ты почти поймал меня. Гнев и предательство бурлят в моих жилах. Он использует меня, играет со мной в дурака. Pinche cabrón^[1].

Я приезжаю на работу в понедельник утром и с удивлением вижу на парковке машину доктора Верано. Хорошо, что он приехал раньше, потому что у меня есть вопросы, требующие ответа, например, знает ли он, что мой отец использует его учреждение как свою личную свалку?

Я застаю его в офисе, уставившимся на открытую посылку. Это небольшая картонная коробка, с боковых створчатых крышек свисает порванная лента. Он замирает на месте и вскакивает, когда за мной закрывается дверь, как будто не слышал, как я вошла. Он поднимает глаза, его черно-серые брови сходятся вместе за очками, на его обычно добродушном лице появляется выражение беспокойства. Он быстро выпрямляется, и его выражение становится каким-то холодным, он холодно смотрит на меня.

Такого взгляда я не видела у него с тех пор, как он был под отцовским началом. Такую маску он надевает, когда собирается провести одну из самых жестоких операций человечества. Например, зашить мать члена банды, которую в отместку похитила и четыре дня насиловала конкурирующая банда. Или зашивание живота члена банды, который был выпотрошен и повешен на мосту в районе, который мы пытались захватить. Он, конечно, был мертв, но Верано не позволил его так похоронить.

По позвоночнику пробегает дрожь, и я тяжело сглатываю. " Что это?"

Он поджимает губы и подталкивает ко мне коробку. На рваном клочке бумаги лежит записка, и я читаю ее, не беря в руки:

Мертвые девушки не разговаривают. Помни об этом, когда будешь совать свой нос куда не следует. Мое сердце бьется быстрее, и я делаю глубокий вдох через нос, пытаясь успокоить бурю, которая грозит затопить мою грудь. Верано протягивает мне пару синих нитриловых перчаток, и я вопросительно смотрю на него.

"Возьми их". Его голос стальной и смертоносный. Он должен знать, что находится внутри.

Из-за потных ладоней мне требуется в два раза больше времени, чем нужно, чтобы надеть перчатки. Любопытство и страх съедают меня за эти тридцать секунд, а в комнате становится необычайно холодно.

Я смотрю на него, и он торжественно кивает, чтобы я продолжала, а мое сердце колотится. Я протягиваю руку и щиплю края записки, медленно поднимая ее, как будто скорпион может выпрыгнуть на меня, если я буду двигаться слишком быстро.

И тут я вижу ее. Настоящую записку. Обрубленный и все еще розовый отрезанный человеческий язык ждет меня на дне коробки.

"Я думал, ты ушла, Реджи", — торжественно говорит Верано.

Мне становится не по себе, когда я вижу разочарование в его глазах. "Да. А ты?"

Он выглядит удивленным, снимает очки и садится, прежде чем жестом предложить мне сесть на другой стул за столом. "Расскажи мне, что происходит, доченька".

Я рассказываю Верано обо всем, что обнаружила, постоянно ища подсказки, что он в этом замешан. Я знаю его всю свою жизнь. Я люблю этого человека до смерти, но он ужасный лжец. Поэтому, когда он настаивает на своей непричастности, я ему верю.

"Это не похоже на твоего отца. Он бы тоже не стал ходить у меня под носом. Если бы он хотел использовать объект для этих целей, он бы просто попросил".

"У кого еще были бы знания и средства, чтобы сделать это? Это огромный риск, если только они не знают, что ты никогда их не выдашь."

Он качает головой и открывает крышку коробки, как будто ответ внезапно появился. Адресовано учреждению и не содержит ничего, кроме почтового ящика в качестве обратного адреса, сам по себе ящик мало чем поможет.

"Я не знаю, но они знают, что ты за ними следишь. Они больше не будут присылать нам тела, а тебе, — он поднимает свои кустистые брови, — нужно прекратить копать."

"Где-то там серийный убийца, убивающий женщин. Наших женщин. Они могут перестать присылать нам тела, но они не перестанут убивать".

"Тогда иди в полицию. Пусть они сами с этим разбираются." Он пытается говорить авторитетным тоном, но я слышу, как сквозь него просачивается беспокойство. Он боится за меня, но я уверена, что женщины, которых убивали, были напуганы гораздо больше.

Противоречивые эмоции и прерогативы борются в моем сознании. С одной стороны, я хочу справедливости. Но с другой стороны…

"Если он замешан, я не собираюсь давать полиции достаточно, чтобы посадить его пожизненно на блюдечке с голубой каемочкой".

"Тогда оставь это". Он вздыхает, чувствуя, что это проигрышный аргумент. Он знает меня, и он знает кровь, которая течет в моих венах, ДНК, которая вплетена в само мое существо. Я Кортес, и я не отступлю.

1. God’s Gonna Cut You Down — John Grant. Play until end of chapter

Глава 4

Кошмарный

Роан

Дуло пистолета нацелено мне между глаз. Оно так близко, что они скрещиваются, пока я изо всех сил пытаюсь сосредоточиться на нем. Я чувствую запах старого пороха около дула. Это тот же запах, который несут с собой люди моего отца, как ржавчину и петарды.

У меня пересохло во рту, губы плотно сжаты, чтобы ни один крик, застрявший в горле, не вырвался наружу. Мужчины не плачут. Но Лохлан плачет. Он все еще ребенок. Крики из его кроватки слышен здесь повсюду, и от каждой стены мне хочется вздрагивать. Однако я не могу показать свой страх, поэтому мой правый глаз только слегка подергивается.

Мне не следовало открывать ту дверь—

Выхожу из своего сна и оказываюсь там, где всегда: стою перед дверью своей спальни. У меня болят костяшки пальцев, но когда я смотрю вниз, они не кровоточат. Я стягиваю через голову холодную от пота рубашку и бросаю ее в корзину для белья, прежде чем идти на кухню. Нет смысла пытаться снова заснуть, это никогда не приходит. По крайней мере, на этот раз я проснулся до того, как снова сломал руку.

.

.

Реджи

Получив пакет, Верано закрыл институт, "пока не уляжется пыль". Но мы никогда не узнаем, кто поднимает всю эту чертову пыль, если я не смогу присутствовать в лаборатории. Ненавижу чувствовать, что кручусь на месте, и я могла бы выбраться из грязи, если бы только кто-то перестал меня сдерживать.

Характерный запах кафе "У Хранителя" навевает ностальгию, мгновенно возвращая меня в те часы, когда я занималась здесь в школе: свежесваренный кофе, выветренное дерево и старые книги. Изначально это был домик смотрителя маяка в Джун-Харбор, но новые владельцы сохранили его деревенский вид, восстановив оригинальный деревянный пол и заполнив пространство антикварными креслами и столами.

Здесь нет общественного Wi-Fi, поэтому большинство гостей тихо читают, пока Элла и Луи играют на заднем плане, ее яркий, юношеский голос смешивается с его хрипловатым, богатым. Некоторые сидят за ноутбуками или пишут в дневниках, а общий тон — изучающий и уютный. В отсутствие Интернета и на окраине города, как правило, здесь немногочисленные, но преданные посетители.

Я узнаю Джорджа, пожилого мужчину, который всегда носит джемпер и брюки. Его очки шатко балансируют на кончике носа, когда он читает, сидя в старом кожаном кресле. А вот Микки, мастер татуировок, который приходит сюда рисовать. Его блокноты разложены перед ним, он наклонился вперед, его нос практически целует бумагу, пока он сосредоточенно работает. Есть еще несколько лиц, которые я узнаю, но никогда не встречала.