Роан летит на землю. В отличие от боксерского ринга, сцена жесткая и неумолимая. У меня сердце замирает, когда я вижу его лицом вниз, но он быстро поднимается на ноги, разминая плечи.

В следующий раз, когда мужчина замахивается, Роан хватает деревянную ручку и использует рычаг для нанесения сильных ударов в пах. Колени мужчины подгибаются, но он не падает, а с силой ударяет по топору, который они оба держат в руках, и, пошатываясь, отбрасывает Роана назад.

Я пытаюсь закричать, чтобы предупредить его, но его затылок врезается в металлическую клетку еще до того, как слова успевают покинуть мой рот. Его шея трясется, словно лишенная костей, а веки трепещут, глаза закатываются. Он хватается за клетку позади себя, чтобы удержаться в вертикальном положении.

Мужчина подходит ближе, зловеще поводя топором по сцене. Это будет хладнокровное убийство. Я буду смотреть, как убивают Роана.

Я бегу по периметру, протискиваясь сквозь толпу людей, чтобы оказаться рядом с Роаном. Я настигаю его как раз в тот момент, когда тупой конец топора врезается ему в челюсть. Его голова мотается в сторону, а глаза стекленеют, когда его руки скользят по клетке. Его тело обмякает, и он выплевывает кровь, а его язык проводит по зубам.

Его глаза на мгновение встречаются с моими, и я чувствую слабость во всем теле, когда он криво ухмыляется. Он отталкивается от клетки и смеется. "Не с того конца, идиот".

Грозное лицо мужчины искажается в угрожающем оскале, и он с ревом замахивается топором. Роан откатывается в сторону, и топор застревает в одном из квадратов клетки. Он наносит сильный апперкот в локоть мужчины, и локоть сжимается в неправильном направлении. Он кричит в агонии и отпускает топор.

Сердце учащенно бьется, наблюдая за происходящим, — головокружительное сочетание адреналина, надежды и ужаса. Роан бросается за рукояткой топора, но мужчина отбивает ее и с такой силой впечатывает кулак в ребра Роана, что тот валится с ног. Он падает на пол, задыхаясь, и получает удар ногой в бок, ломающий ребра.

Я спешу подойти как можно ближе и кричу ему через клетку, пока его осыпают мощными ударами. "Давай, Роан, вставай, вставай!" Он падает на грудь, прижимаясь щекой к полу. Его измученные глаза находят мои, и я хватаюсь за клетку. "Я же сказала, что буду ждать, когда ты победишь. Не делай из меня лгунью".

Это что-то зажигает в его глазах, и я вижу, как в них появляется новая решимость. Когда следует следующий удар, Роан бьет по его ноге и вырывает ее у него из-под ног. Он падает назад, его гигантское тело сотрясает клетку, когда он приземляется, как каменный столб. Роан ныряет за брошенным топором и успевает схватить его как раз в тот момент, когда мужчина хватается за его лодыжку свободной рукой, пытаясь оттащить его. Роан свободной ногой врезается каблуком в нос мужчины. Из него мгновенно хлещет кровь, и Роану удается вскочить на ноги, топор по-прежнему крепко держится в его руке.

Его противник все еще лежит на земле, поднимаясь на руки и колени, когда Роан ударяет его по спине и прижимает к земле. Прижав его к земле, он поднимает топор над головой и обрушивает его со всей силой, из его горла вырывается дикий крик. Он наносит удар с достаточной точностью и силой, чтобы отрубить ему голову.

Брызги крови заливают грудь Роана. Он поднимает топор и направляет его на меня, в его глазах читается первобытная свирепость, затем он опускает его, его руки тяжело свисают по бокам.

Толпа сходит с ума от восторга по поводу убийства и обезглавливания. Люди врезаются в меня, шум их возгласов оглушает, но я не могу оторвать глаз от синяков, крови и красоты мужчины, который смотрит на меня холодными и дикими глазами, пока клетка медленно поднимается.

1. Lion — Saint Mesa

Глава 22

Жестокость

Роан

Адреналин не иссякает, пока мы не возвращаемся к машине, припаркованной почти в миле отсюда. Затем начинается боль. Каждый вдох мучительно растягивает мои ушибленные — возможно, сломанные — ребра. Челюсть болит, а на языке постоянно ощущается медный привкус крови.

" Позволь мне вести машину", — умоляет Реджи, в ее голосе столько вины, что она сверлит мою грудь, как шуруп. Она тянется к ключам в моей руке, но я отдергиваю руку. "Пожалуйста, позволь мне помочь тебе".

Я сжимаю зубы, сдерживая ответ, пробивающийся к горлу. Я сдерживаю его, но мой ответ все равно получается отрывистым и резким. "Залезай".

"Залезу, когда ты дашь мне ключи". Она кладет руки на бедра, пытаясь применить другую тактику, чтобы добиться своего. Она всегда добивается того, чего хочет.

"Садись в эту чертову машину". Я стучу кулаком по капоту. "Сейчас же, Кортес". Она вздрагивает, и отважный подъем ее подбородка падает. Меня бесит, как она мечется по машине, словно боится, что я причиню ей боль. Я никогда не причиню ей вреда — если только она сама этого не захочет, — и в этом вся гребаная проблема. Абсолютная потребность, глубокий инстинкт в моей душе защитить ее приведет к тому, что я погибну. И я не могу заставить себя заботиться о своей безопасности, не тогда, когда речь идет о ней.

Мои нервы слишком расшатаны, чтобы справиться с этим. Мое тело истощено и кричит от боли, а душа пропитана кровью. Мой разум просто хочет отключиться и игнорировать все эти чувства, бьющиеся в моей груди. Само их присутствие отравляет, ослабляет.

Она ковыряется в ногтях, сложив руки на коленях, всю дорогу до убежища она украдкой бросает на меня робкие взгляды. Мне хочется взять ее за подбородок и заставить посмотреть мне в глаза, надеясь, что она увидит все то, что я не могу выразить словами.

Даже самые незначительные движения, когда мы делаем поворот, переключаем передачу и выжимаем сцепление, вызывают боль в боку. В этом и заключается особенность травм ребер: они ощущаются по всему телу. Все, что заставляет напрягаться мышцы пресса — от чихания до мочеиспускания, — сжимает сломанную кость, как тиски.

Вернувшись в убежище, я две гребаные секунды колеблюсь у подножия лестницы, и Реджи спрашивает: "Ты сможешь? Тебе нужна помощь?"

"Я, блядь, в порядке", — ворчу я, а затем с усилием поднимаюсь по ступенькам, радуясь, что стою лицом к стене, так как весь подъем я корчил гримасы. Я подхожу к окну и прикуриваю сигарету, пытаясь отвлечься и прокручивая в голове то, что рассказала нам жрица после боя.

""Варден" устраивает охоту, и добычей становятся женщины. Это невероятно секретно, практически невозможно получить информацию или приглашение, если за тебя не поручится предыдущий гость. Я не знаю, где это происходит, но это уединенное и изолированное место. Случайно вы на него не наткнетесь".

В голове Реджи что-то щелкнуло — я видел, как ее мысли зашевелились от этой новой информации, — но она отмахнулась от нее, как только я сказал, что пора уходить. Я был так измотан боем, что едва успел зафиксировать информацию. С тех пор все ее внимание было приковано ко мне.

Даже сейчас я слышу мягкий стук ее босых ног, когда она приближается ко мне, словно я дикий зверь в дикой природе. Я не оборачиваюсь и даже не замечаю ее присутствия. Я делаю еще одну затяжку, наслаждаясь спокойствием никотина, а не болью, которую причиняют мои расширяющиеся легкие.

Ее молчаливое присутствие разрушает всякое подобие покоя, которое может принести одна паршивая сигарета. Я чувствую ее мягкие, полные жалости глаза на своей спине, словно пауки, ползущие по моей коже. "Если тебе есть что сказать, Кортес, говори".

"Мне жаль. Мне чертовски жаль". Ее голос густ от эмоций, но не дрогнул. "Ты мог умереть. Никакая информация не стоит этого".

Я набрасываюсь на нее, ярость, как печь, обжигает меня. "Думаешь, я злюсь, что мне пришлось сражаться? Позволь мне объяснить тебе кое-что. "1 Я затушил сигарету о подоконник и подошел к ней. "Я действую в мире, постоянно подвергаясь опасности быть убитым. Нет ни одного момента, когда бы эта угроза не существовала. Конечно, сегодня вероятность того, что я умру, была значительно выше, но я злюсь не из-за этого".