"То, что ты делаешь с этими женщинами, в тысячу раз хуже того, что случилось с Софией". Я не скрываю отвращения в своем голосе. Он бессердечный монстр.
Я чувствую, как он вздрагивает, но напускает на себя фальшивую браваду. "Приходится идти на жертвы".
"А как же твои собственные женщины? Чем ты оправдываешь убийство членов своего картеля?" Я знаю, что этот ублюдок не испытывает чувства преданности Кортесу, но эти женщины не были причастны к тому, что случилось с Софией.
"Некоторые из них были шлюхами Рафаэля и их ждала та же участь, что и Софию. Я просто сделал это скорее раньше, чем позже. А остальные? Ну, мне нужно было свежее мясо для охоты. Как я уже сказал, жертвы". Он машет рукой, словно ему скучно.
Он закрывает молнию и совершает первую ошибку, которую я так долго ждал: Поворачивается ко мне спиной. Я вскакиваю на ноги и врезаюсь в него всем телом. Я падаю на него сверху и хватаюсь за грязный пол, ориентируясь в основном на ощупь в темноте, пока не захватываю его голову в замок для ног. Его ноги расползаются и многократно бьют по сайдингу. Я понимаю, что он предупреждает охранников снаружи, и у меня, вероятно, мало времени.
Несмотря на то что ребра все еще ощущаются в боку как раскаленные огненные кочерги, я вкладываю всю свою силу в скручивание, пытаясь сломать ему шею. Он извивается и брыкается, а я пытаюсь использовать его импульс против него, чтобы помочь ему вращаться в противоположных направлениях. Наступает момент, когда его тело расслабляется, и мне кажется, что я почти у цели, но тут меня пронзает ужасная, распирающая боль.
Зрение немного улучшилось, и я едва могу различить причину боли — нож, вонзившийся в мою икру. Мой взгляд останавливается на остром металле, и я быстро отпускаю Дэниела, пытаясь схватить нож своими связанными руками. Он вскакивает на ноги в тот самый момент, когда широкие двери распахиваются, впуская ослепительный солнечный свет.
Я насчитал по меньшей мере четырех человек, вбежавших в контейнер. Возможно, мне не удастся выйти отсюда, но если я смогу достать нож и освободить руки, у меня будет шанс увести с собой хотя бы одного из них.
Трое из них наваливаются на меня, валят на спину и прижимают к полу. Я кричу в агонии, когда лезвие все глубже вонзается в мои мышцы и жестоко выкручивается, а затем вырывается. Двое мужчин поднимают меня на ноги, и по лодыжке стекает горячая, липкая кровь.
Меня тащат, а люди, держащие меня за руки, не очень-то заботятся о том, чтобы я приспособился прыгать на одной ноге. Каждый раз, когда моя раненая нога буксует по земле, жгучая боль пронзает всю конечность. Только когда мы оказываемся на улице, я понимаю, что на охранниках нет черных капюшонов, низко надвинутых на лица. Вместо этого их лица полностью скрыты сплошными черными масками, похожими на маски Гая Фокса.
"Симпатичный костюмчик", — дразню я. Тот, что держит меня за левую руку, отпускает ее, но прежде чем я успеваю среагировать, его локоть врезается мне в нос. От удара у меня заслезились глаза и заныла и без того больная голова. Я облизываю верхнюю губу, вытирая языком медную кровь.
Остаток пути до того места, куда они меня ведут, я молчу, пусть думают, что приручили меня, а я пока понаблюдаю, сколько смогу. Земля представляет собой неожиданную смесь песка и грязи, покрытую тонким, жилистым кустарником и высокими, нестрижеными соснами. Мы проходим мимо еще нескольких грузовых контейнеров, красных и обветренных, и когда в кронах деревьев появляется просвет, я вижу, что нас окружает вода.
Тот факт, что мы находимся на острове, не сулит мне ничего хорошего, но меня успокаивает изоляция. Реджи не сможет найти меня здесь, а я хочу, чтобы она была как можно дальше от этого места.
Деревья расступаются перед открытым песчаным кругом, деревянные трибуны опоясывают его половину, словно амфитеатр. Их заполняют люди в черных масках, и у меня сводит живот, когда я замечаю ряд женщин1.
Они выстроились вдоль одной стороны ямы, одетые в грязно-белые платья, похожие на ночные халаты. Их ноги скованы кандалами и прикреплены к шарам и цепям. Все они выглядят так, будто находятся на разных стадиях жестокого обращения и пренебрежения. Некоторые из них только грязные, но все еще здоровые, с сытыми щеками и небольшими синяками. Другие выглядят так, будто их морили голодом в одном из этих грузовых контейнеров, не видя солнца неделями. Их кожа исхудала и посерела, волосы свалялись и поредели. У всех них порезы и синяки на конечностях и лицах.
При виде их меня бросает в дрожь, а резкие вдохи вырываются через нос. Ощущение бесполезности помощи калечит мои легкие. Меня ведут через яму к двум деревянным сваям, торчащим из земли. С их сторон свисают ржавые цепи. Железные браслеты, прикрепленные к цепям, застегивают вокруг моих запястий, а мои путы разрезают так, что мои руки оказываются вытянутыми между двумя столбами.
В центр круга выходит мужчина в такой же маске, как у всех, но матово-серебристого цвета. По голосу и одежде я узнаю в нем Дэниела. "Добро пожаловать на праздник после охоты. Давайте отпразднуем наши щедроты".
Мужчины на трибунах топают ногами в такт, когда Дэниел приветствует одного из них под кодовым именем Охотник 421. Трусы, прячущиеся за масками и анонимностью. Хуже, чем упиваться развратом, может быть только отсутствие мужественности, чтобы признать это. Только слабые мужчины должны причинять вред и боль женщинам, и только самые слабые должны делать это под маской.
Двое мужчин подталкивают одну из женщин вперед. Я делаю вывод, что мужчины в простой черной одежде — это охранники, а мужчины в таких же масках, но одетые по-разному, — охотники. Один из охранников опускается на колени, чтобы развязать одну из ее лодыжек, но не отпускает ту, к которой прикреплен шар. Он встает и бросает шар в центр круга, а женщина, спотыкаясь, пытается догнать его.
Она стоит подавленная и сломленная, опустив подбородок и едва открыв глаза, а охотник расхаживает перед ней взад-вперед. Он достает из кармана пальто нож, и она вздрагивает, когда он раскрывает его. Мужчины на трибунах прекратили свой топот, и стало достаточно тихо, чтобы я мог слышать ее тихий плач и шум разбивающихся волн вдалеке.
У меня в груди все горит от желания сделать что-то еще, кроме как стоять здесь, бесполезный и немощный. Я вспоминаю слова Реджи, сказанные после нашей встречи со жрицей.
Там не было ни одного огнестрельного ранения. Если они охотятся ради спорта или развлечения, это объясняет выбор оружия с более личным участием, например лука и стрел или удушения.
Я мысленно отмечаю, что ни у кого из охранников я тоже не видел оружия, а Дэниел скорее ударил меня ножом, чем выстрелил…
"Нужно быть большим мужчиной, чтобы сражаться с женщиной в кандалах", — издеваюсь я, и трибуны за моей спиной разражаются ехидными смешками.
Охотник поворачивает голову в сторону своих товарищей, которые теперь смеются над ним, и кричит охраннику, чтобы тот снял наручники с ее второй лодыжки. В ее глаза возвращается жизнь, и они бегают по сторонам, словно она ищет способ сбежать. Ее взгляд останавливается на мне, и я пытаюсь ободряюще, но едва заметно кивнуть ей.
Сердце замирает в предвкушении, когда охранник возвращается на свое место на краю круга. Она похожа на оленя в свете фар, когда замечает расстояние между собой и ближайшим охранником. Давай, давай, ты сможешь это сделать. В моей груди шелестит от волнения, хочется крикнуть ей, чтобы она бежала.
Охотник бросается на нее. Она отпрыгивает в сторону, и он спотыкается, падая на песок.
"Беги!" Приказ вырывается у меня без осознанного решения, но он подстегивает ее к действию, и она бежит прочь. Волнение захлестывает мою кровь, когда я вижу, как летят ее босые ноги и рваное платье развевается за ней.
Все происходит так быстро. Я даже не успеваю разглядеть, кто стрелял, как раздается выстрел, и стая птиц взлетает с окрестных деревьев, взмахивая крыльями.
