Он вбивает в меня свою мысль, прижимаясь ко мне. Холодный металл его ремня неприятно касается моей голой кожи. Он освобождает мой рот и встает прямо, но держит властную ладонь между моих лопаток. "Ты можешь ненавидеть меня, обращаться со мной как с собакой, говорить, чтобы я был хорошим мальчиком, но куда ты, туда и я. И когда дерьмо попадет в вентилятор, ты будешь рада, что я здесь, а не там".
Он осторожно натягивает мои брюки, его руки замирают на моих бедрах, почти извиняясь, прежде чем он оттолкнет меня. Его резкое отсутствие — это как будто пол уходит у меня из-под ног. Я стою на шатких ногах, кровь все еще бьется в жилах. К тому времени как я встаю и поворачиваюсь, он снова сидит на диване, его лодыжка скрещена на ноге, а перед ним лежит журнал с моего журнального столика.
Он — образец хладнокровия и собранности, в то время как я киплю в ядовитом жаре и безудержной ярости. Я приказываю своим легким делать глубокие, медленные вдохи, глядя на него, и обещаю себе превратить его жизнь в ад.
Я запираюсь в своей спальне, кипя от гнева и унижения.1 Я в ярости от того, что он был прав. Я не могла его остановить. Я не смогла остановить его. Я даже не смогла позвать на помощь. Он доказал свою правоту, и еще как. И это то, что проникает мне под кожу и заставляет меня чувствовать себя живым проводом. Он был прав.
Он был прав в своих утверждениях, но он был чертовски неправ в том, как он это сделал. Он наложил на меня свои гребаные руки, и я не собираюсь оставлять это безнаказанным. Пусть его наняли для выполнения работы — за неприличные деньги, добавлю я, — но он будет делать ее, не обращаясь со мной как с дешевой куклой, которой можно разбрасываться.
Если он собирается жить под моей крышей, он будет уважать меня или столкнется с последствиями. Может, я и не смогу победить его в физической драке, но я — мелкая сволочь, и он скоро это узнает.
Как только я распахиваю дверь, сразу же слышу странное, тяжелое дыхание и хрюканье. Клянусь Богом, если этот мудак будет дрочить на моем диване, я…
Роан с красным лицом и потным лицом опускается на ковер в гостиной, отжимаясь. Пот капает между лопаток, стекая по сводчатым потолкам татуировки в виде готического собора, которая покрывает всю его спину. Само произведение искусства потрясает воображение, создавая перспективу, как будто вы стоите внутри собора. В нижней части работы изображены плачущие статуи ангелов, а в центре алтаря, где должно быть распятие, — спина женщины топлесс в нижнем белье на подвязках, ее руки связаны за спиной толстой веревкой.
У меня в животе закипает жар, когда я наблюдаю за тем, как напрягаются и работают ее отточенные мышцы, украшенные таким количеством чернил, что я мог бы часами разглядывать их. Но в то же время я помню, как эти же мышцы удерживали меня, когда его насмешливый голос звучал у меня в ухе. Давай, Кортес. Сразись со мной.
"В таком виде ты не приблизишься к моей мебели, обливаясь потом". Его голова дергается от моего голоса.
Он приподнимается с пола и садится на корточки, упираясь локтями в колени. Его грудь вздымается и опускается от тяжелого дыхания, когда он смотрит на меня так, словно я жевательная резинка на подошве его ботинка. "Я хочу принять душ".
Мысль о том, что он чувствует себя в моей квартире как дома, раздражает меня почти так же сильно, как и то, что он сделал раньше. "На первом этаже здания есть парк для собак. Там также есть ванна для собак".
Он поджимает губы и раздувает ноздри, когда стоит. Его руки сжимаются в кулаки, и я подавляю ухмылку, понимая, что приближаюсь к его пределу. Его мышцы пресса напрягаются при каждом глубоком вдохе, и я чувствую, что это не напряжение, а попытка успокоить себя после того, как я подтолкнула его к краю.
Если мне удастся заставить его ударить меня, отец уволит его на месте. Я выдержу боль, если он уберется из моей жизни.
Он ничего не говорит, просто подхватывает рюкзак и проносится мимо меня в сторону ванной. "Все еще шутишь про собак? Я думал, у тебя хватит ума придумать что-то новое". Его челюсть подрагивает, и он смотрит на меня исподлобья, его глаза сужаются на моих губах. "Попробуй сбежать, пока я принимаю душ, и я найду тебя до наступления ночи".
Я шагаю к нему. "Тебе не удастся напугать меня в моем собственном доме". Он снова смахивает с лица потные пряди волос, и у меня появляется идея. "Как скажешь", — соглашаюсь я. "Позволь мне сначала забрать отсюда кое-какие вещи".
Он отходит в сторону, и я закрываю за собой дверь. На моих губах играет довольная улыбка, когда я замечаю его кожаную дорожную сумку, стоящую на стойке.
Я как раз собираюсь опустить макароны в кипящую воду, когда из ванной доносится крик. "Кортес!"
Я помешиваю пасту, ухмыляясь как сумасшедшая. Я практически вприпрыжку бегу в ванную. Я стучу в дверь, и она распахивается, а с другой стороны стоит разъяренный Роан. Я прислоняюсь к дверному косяку, самодовольная ухмылка, несомненно, красит мои губы. "Что-то случилось?"
"Мои волосы выпадают кровавыми клочьями", — пыхтит он, сжимая в кулаке волосы и показывая мне клок на ладони. Его тело практически вибрирует. На нем черные трусы, на шее белое полотенце.
Он выжидающе смотрит на меня, и я поднимаю брови. " Был ли там вопрос?"
Он зажимает нижнюю губу между зубами и шипит. Татуировка в виде цветка магнолии на его шее покачивается, когда он сглатывает поток непристойностей, который собирается обрушить на меня. Он достает из туалетной сумки электробритву. Он подключает ее к стене и поворачивается ко мне лицом.
Его глаза становятся жесткими, а мои легкие сжимаются, когда на меня обрушивается вся сила его взгляда. Словно сильнейшие в мире магниты, я не могу оторвать взгляд от его глаз, даже когда бритва начинает жужжать.
Я опускаю подбородок и смотрю на него, пока он проводит бритвой по оставшимся волосам. Мимолетное выражение его лица превращается в отстраненную, стоическую маску, пока он продолжает брить голову, ни разу не прервав зрительного контакта. Внезапно он превращается в образ холодного, непоколебимого безразличия.
С каждым проходом лезвия кажется, что он все ближе и ближе к тому, чтобы одержать верх. Когда он заканчивает, то проводит рукой по короткой щетине, покрывающей его голову. Мне хочется дуться, ведь без волос он выглядит так же привлекательно. Это придает ему жесткость и жестокость. Это ему очень идет.
Моя самодовольная ухмылка исчезает, и он слегка усмехается и приподнимает бровь, как бы говоря: "И это все, что у тебя есть? Нет, не все, пендехо.
Я не хочу, чтобы он видел, как я колеблюсь. Я отталкиваюсь от дверного косяка и смотрю на беспорядок волос на полу в ванной. "В шкафу в прихожей есть пылесос", — говорю я, прежде чем уйти.
Я заканчиваю готовить ужин из спагетти, пока Роан читает книгу на диване. Его присутствие держит меня в напряжении. Каждый раз, когда я поворачиваюсь спиной, я наполовину ожидаю, что он появится за моей спиной и толкнет меня на какую-нибудь поверхность, перед которой я стою. Я бы предпочла, чтобы он оставил меня со спущенными штанами, злую и праведную, чем то, как он нежно подтягивал их. Он был осторожен, не касаясь моей голой кожи, и его пальцы задержались на моих бедрах лишь на мгновение дольше, чем это было необходимо в конце.
То, что после этого он счел нужным побаловать меня, унизило меня еще больше. Я бы предпочла его презрение, а не жалость. Моя грудь горит от смущения, когда я разрезаю перец серрано посередине, надев пластиковые перчатки. Я вычищаю внутреннюю часть перца и выскребаю семена в ступку, а затем кладу его в карман. Я настороженно смотрю на Роана, чтобы убедиться, что он меня не заметил.