Мысль о том, что кто-то еще, кроме нас, положит на нее глаз, не говоря уже о том, чтобы проявить к ней неуважение, заставляет мою кровь кипеть.

Я обвожу взглядом ресторан, чтобы убедиться, что никто больше не осмелится даже посмотреть в ее сторону.

— Ты со мной, София. Это значит, что ты всегда под моей защитой.

Она смотрит на меня, ее глаза ищут мои, и на мгновение мне становится интересно, что она видит. Убийцу, босса Братвы, человека, который готов убить без колебаний, чтобы обеспечить ее безопасность? Или что-то большее, что-то более глубокое, что ей каким-то образом удалось раскрыть во мне?

Я протягиваю руку через стол и обхватываю ее. Ее кожа мягкая на фоне моих грубых, мозолистых пальцев. Я хочу касаться ее повсюду, требовать ее всеми возможными способами.

— Тебе нечего бояться, когда ты со мной, — заверяю я ее, пристально глядя на нее.

Она кивает, на ее губах играет намек на улыбку.

— Я начинаю это понимать.

Когда мы приступаем к трапезе — кулинарному путешествию из шести блюд, — я не могу удержаться от того, чтобы не бросить взгляд на Софию, сидящую за столом. Каждое блюдо — это шедевр, но она самое завораживающее зрелище в зале.

— Знаешь, я никогда раньше не пробовала ничего подобного, — говорит она.

— Только лучшее для тебя, — отвечаю я, наблюдая за ее реакцией. То, что она ценит все самое лучшее в жизни, делает ее еще более привлекательной для меня.

Я хочу знать о ней больше. Я хочу знать о ней все.

— Скажи мне, София, — наклоняюсь я к ней, мой голос понижается до хриплого шепота. — О чем ты мечтаешь по ночам?

Она прикусывает губу, в ее глазах появляется намек на озорство.

— Тебе так хочется знать?

Я хихикаю, звук темный и многообещающий.

— О, у меня есть свои догадки. Но я бы предпочел услышать это от тебя.

Ее щеки вспыхивают румянцем, и на мгновение она отводит взгляд, а затем возвращается к моему с дерзостью, которая застает меня врасплох.

— Может, мне снится некий босс Братвы, который не так крут, как кажется.

— И кто бы это мог быть из нас?

— Ты. Иван. Виктор. Разве это имеет значение?

От ее слов меня пронзает дрожь. Конечно, мы в этом поли-аренде, но какая-то часть меня, большая часть, хочет, чтобы она выбрала меня, предпочла меня остальным. Но если она этого не сделает, мне придется смириться с этим. В конце концов, мы так договорились.

— Полагаю, что нет, — отвечаю я, мой голос ровный, несмотря на царящее внутри смятение. — Пока один из нас согревает тебя по ночам.

Она смеется, и этот звук становится для меня все более привычным.

— Наверное, мне повезло, что на мое внимание претендуют трое самых опасных мужчин в городе.

— Опасные, да. Но у нас есть свои прелести.

— А что насчет тебя? — Осмелилась спросить она, ее голос был просто шепотом. — О чем ты мечтаешь по ночам?

Я не могу подавить мрачную усмешку, она вырывается из моей груди, как предупреждение. То, что она имеет смелость спрашивать меня, — наглость и провоцирует во мне что-то первобытное.

— Мои сны, София… — Мои губы кривятся в злобной ухмылке. — Они не так чисты, как твои.

Она игриво сужает глаза, ее губы слегка приоткрываются в предвкушении.

— Кто сказал, что мои сны чисты?

Я от души смеюсь, прежде чем успеваю остановить себя. Звук эхом разносится по освещенной свечами комнате, заставляя головы поворачиваться в нашу сторону, и глаза быстро отводятся, когда встречаются с моими.

— Мне любопытно, София, — пробормотал я, проводя пальцами по тыльной стороне ее руки. — Мечтаешь о нас, боссах Братвы? Или это больше…?

Она краснеет, глядя в свою тарелку.

— Кто знает?

— Самоуверенная маленькая штучка, не так ли? — Усмехаюсь я: — но ты не ответила на мой вопрос.

— А ты не ответил на мой, — отвечает она.

Боже, как же мне хочется завладеть ею прямо сейчас.

— Хорошо, — мурлычу я, положив руку на ее бедро под скатертью. Ее дыхание сбивается, и я получаю удовольствие от этой реакции, от власти, которую я имею над этой женщиной. — Может быть, эти мои сны связаны с одной женщиной, которая меня заинтересовала?

Ее глаза темнеют от такого намека, а на губах играет ухмылка.

— А эти сны, скажем так, грязные?

— Дорогая, — я наклоняюсь ближе к ее уху, мой голос понижается на октаву, когда я чувствую тепло, излучаемое ее кожей. — Они грязнее, чем ты можешь себе представить.

— Делись.

Я смеюсь во все горло, наслаждаясь игрой в кошки-мышки, в которую мы играем.

— Терпение. — Мои пальцы все глубже погружаются в мягкую плоть ее бедра, а в глубине моего сознания раздаются предупреждающие звоночки. Она достает меня больше, чем кто-либо другой. — Все хорошее приходит к тем, кто ждет.

— Это касается и тебя?

— Черт возьми, София. — Я ругаюсь под нос, прежде чем выпить остатки водки.

Раздается ее смех, яркий и полный жизни. Этот звук резонирует во мне, разжигая огонь, который грозит поглотить меня целиком.

— Полагаю, мы это узнаем, — говорит она наконец.

— Возможно, узнаем, София. — Я произношу ее имя как обещание, а моя хватка на ее бедре становится граничащей с собственничеством. — Возможно, так и будет.

СОФИЯ

Видеть, как кто-то получает по заслугам, особенно если это происходит из-за неуважения ко мне, вызывает дрожь по позвоночнику, опасное возбуждение, которое я не могу объяснить. Я далеко не та беспомощная девочка, которой я была в школе, терзаемая Бриттани и ее кликой. Я помню их насмешки, их издевательства. "София, отшельник", — называли они меня. Каждый день был битвой, и я всегда оказывалась на стороне проигравших. Беспомощная, безголосая, невидимая.

Но сейчас, наблюдая за стремительным возмездием Максима, я словно живу в мстительной фантазии. Беспомощной девушки больше нет, на смену ей пришла та, кто вызывает уважение, пусть и через страх.

Мы заканчиваем трапезу и собираемся уходить. Когда мы выходим, я мельком вижу официанта, над которым все еще издеваются. Боже, какая жестокость. Это одновременно пугает и возбуждает.

Как только мы оказываемся в машине, образ избитого официанта все еще свеж в моей памяти, я обращаюсь к Максиму.

— Это действительно было необходимо? — Спрашиваю я, хотя часть меня уже знает ответ.

Он не смотрит на меня, его глаза сосредоточены на дороге впереди.

— Я уже сказал тебе, что да.

Я провожу пальцами по руке Максима, чувствуя, как под рубашкой проступают рельефные мышцы. Мое сердце бешено колотится, когда я наклоняюсь ближе, мой голос едва превышает шепот.

— Я хочу дать тебе кое-что взамен.

Он поворачивается ко мне, на его губах играет лукавая улыбка.

— О? И что это?

— Все, что захочешь. — Я провожу пальцами по его руке, ощущая тепло, исходящее от его кожи. Я хочу доставить ему удовольствие, заставить его забыть обо всем, кроме меня.

Максим крепче вцепился в руль, его глаза на мгновение метнулись в мою сторону, а затем вернулись к дороге.

— Я думал, доктор сказал, что никакого секса, по крайней мере, несколько недель, — напоминает он мне, его тон дразнящий и в то же время серьезный.

— Он ничего не говорил об оральном сексе.

— Правда?

Я киваю, мои губы все еще прижаты к его уху.

— Ммм… — Я чувствую, как между нами нарастает жар, и мне требуется каждая унция самоконтроля, чтобы не забраться к нему на колени прямо здесь и сейчас.

Я откидываюсь на спинку кресла, не сводя глаз с лица Максима. Напряжение между нами ощутимо, и я чувствую, как с каждой секундой становлюсь все более влажной. Я хочу его, всего его, и я не остановлюсь, пока не получу его.

То, как он смотрит на меня, заставляет меня чувствовать, что я единственная женщина в мире. Это опьяняет, и я беспомощна перед этим.

— Ты выглядишь чертовски великолепно, — рвано дышит он, его голос низкий и грубый. Он протягивает руку, чтобы заправить прядь волос мне за ухо, его пальцы скользят по моей шее, вызывая мурашки по позвоночнику.