Внезапно она бросается на меня, сильно толкает в отчаянной попытке вырваться. Я успеваю повесить трубку, услышав затихающий голос диспетчера:

— Мэм, мэм, вы здесь?

Она уже почти добралась до гостиной, вот-вот выберется наружу. Но я не могу этого допустить. С неохотой делая каждое движение, я достаю свой "Глок" и направляю его на нее.

— Остановись, или умрешь.

София замирает на месте, ее глаза расширяются от ужаса, когда она видит направленный на нее пистолет. Она медленно поднимает руки в знак капитуляции, ее дыхание сбивается на трясущиеся вдохи.

— Прости меня, — заикается она, на глаза наворачиваются слезы. — Я не хотела… Я просто запаниковала.

Я держу пистолет наготове, а сердце колотится в груди. Я не хотел, чтобы все произошло именно так. Мой план состоял в том, чтобы спокойно привести Софию в дом, объяснить ей все и заверить, что о ней позаботятся. Но теперь ситуация вышла из-под контроля.

Она умоляет:

— Не надо, пожалуйста, не надо.

— Руки за спину, — приказываю я, мой голос холоден и властен. Мы не можем позволить себе больше никаких сюрпризов.

Она подчиняется, медленно опускает руки и сцепляет их за спиной. Ее плечи опускаются в знак поражения. Я никогда не хотел заставлять ее чувствовать себя так, но теперь уже нет пути назад. С осторожностью я подхожу к ней и достаю из кармана пару наручников. Когда я застегиваю их на ее запястьях, она слегка вздрагивает, и с ее губ срывается тихое хныканье.

Не так я представлял себе, что буду использовать наручники против нее…

Я сглатываю комок в горле, мое сердце замирает при звуке ее стона. Это не должно было быть так жестоко, так холодно. Но я уже слишком глубоко залез, и мне нужно довести план до конца.

— Встань, — говорю я, на этот раз мой голос мягче. — Я не хочу причинять тебе боль. — Она медленно поднимается на ноги, ее тело дрожит под моим прикосновением. Я веду ее к двери, крепко держа за руку, чтобы предотвратить дальнейшие попытки сбежать.

Мы выходим на улицу в прохладный ночной воздух, и тускло освещенная улица отбрасывает длинные тени на тротуар. В нескольких метрах от нас Иван и Виктор ждут в элегантном черном автомобиле. Они знают, что нужно сделать.

У Софии расширяются глаза, когда она видит их, и паника становится еще более явной.

— Пожалуйста, — умоляет она, ее голос полон отчаяния. — Я не могу пойти с вами. Должен быть другой способ.

Я на мгновение замираю, обдумывая ее слова. Какая-то часть меня хочет прислушаться, найти компромисс, не втягивая ее в этот опасный преступный мир. Но потом я вспоминаю о ставках — о давлении, которое нависло над нашими головами.

— Нет, — твердо отвечаю я, крепче сжимая ее руку. — Другого пути нет. Ты заключила сделку, София, и теперь ты должна ее выполнить.

Я хватаю Софию за руку и веду ее к машине, где ждут Иван и Виктор. Как только она оказывается внутри, двери захлопываются, заключая нас в напряженный пузырь.

Иван бросает на меня неодобрительный взгляд.

— Я же сказал, чтобы ты привел ее добровольно.

— Она вызвала полицию, — огрызаюсь я, чувствуя, как тело Софии дрожит под моей хваткой.

Виктор ругается под нос.

— Черт. Нам нужно уходить, сейчас же, пока они не появились.

И тут воздух пронзает безошибочный звук сирен, он становится громче, приближается.

— Езжай, мать твою! — Рявкаю я на Виктора, который сидит на водительском сиденье. — Чего ты ждешь?

Тело Софии внезапно замирает рядом со мной, ее голова опускается на мое плечо. Должно быть, она потеряла сознание, бедняжка.

— Она в отключке.

— Потому что ты напугал ее до смерти, — отвечает Иван, в его тоне слышится обвинение.

— Может, тебе стоило убедить ее, а? — Отвечаю я, моя досада закипает.

Виктор, который сосредоточенно смотрел на дорогу, огрызается.

— Может, вы двое заткнетесь?

Ехать до побережья долго, но, к счастью, копов на хвосте не видно. София по-прежнему без сознания, ее тело прижато ко мне. Я не могу отделаться от чувства вины. Почему она так отреагировала? Я думал, Кайла справилась с этим без проблем.

Когда мы подъезжаем к уединенному причалу, где пришвартована яхта, я осторожно поднимаю Софию из машины. Холодный приморский воздух обдает нас холодом, резким и кусачим. Она немного дрожит, пока я несу ее на яхту.

Выйдя на палубу, я чувствую, как она шевелится в моих руках, и продолжаю идти вперед. Ее веки трепещут — признак того, что она приходит в себя. Я готовлюсь к реакции, которая, как я знаю, последует.

Когда глаза Софии открываются, ее взгляд сразу же затуманивают растерянность и страх. Она пытается пошевелиться, отстраниться, но я держу ее крепко, следя за тем, чтобы она не причинила себе вреда в своем дезориентированном состоянии.

— Где… где я? — Ее голос слаб, едва превышает шепот, а глаза шарят по сторонам, пытаясь понять, что ее окружает.

Я усаживаю ее на диван.

— С тобой все в порядке, — говорю я, хотя знаю, что мои слова могут показаться ей пустыми. — Мы на яхте, направляемся в безопасное место.

Ее паника становится ощутимой, дыхание учащается, и я вижу, как ее разум мечется, пытаясь все переварить.

— Почему? Зачем вы это делаете?

— Нам нужно обеспечить твою безопасность и конфиденциальность.

— Безопасность? Ты называешь это безопасностью? — Она снова борется, пытается встать, но это бесполезно.

— Успокойся, — призываю я ее. — Я знаю, что это трудно понять, но так будет лучше. О тебе позаботятся, я обещаю.

— Позаботятся? Обо мне? Ты думаешь, я буду доверять тебе после этого? После всего, что ты сделал?

Мне стоило огромных усилий сохранить самообладание.

— Ты вызвала копов, София. Если бы ты это не сделала, нам бы не пришлось прибегать к этому. И позволь мне напомнить тебе, что ты подписала контракт. Мы думали, что ты согласна приехать.

Ее ответ последовал незамедлительно и был пронизан горечью.

— И все же вы обманули меня с помощью фальшивой Стейси и похитили! Я буквально прикована здесь наручниками!

Она права, но как я мог поступить иначе?

Виктор подходит с чашкой воды, но руки Софии по-прежнему скованы наручниками. Она огрызается:

— Как я могу ее взять? Мои руки все еще в наручниках.

Я колеблюсь мгновение, затем достаю ключи из кармана. Виктор неуверенно смотрит на меня.

— Ты думаешь…

— Она же не собирается уплыть, — отрезаю я, расстегивая наручники, освобождая ее руки.

Напряжение в ее плечах немного ослабевает, но в глазах все еще плещется настороженность — явный признак того, что это испытание еще далеко не закончено. Я протягиваю ей чашку с водой… оливковую ветвь в нашем напряженном противостоянии. Мне нужно сохранить ее спокойствие и готовность к сотрудничеству. Это только начало очень долгого пути.

Я пытаюсь заставить ее понять всю серьезность ситуации.

— Послушай, София. Теперь назад дороги нет. Ты видела наши лица, и мы не можем позволить тебе просто так уйти, если только…

— Если только что?

— Если ты не будешь сотрудничать и не выносишь нашего ребенка. Вот и все. Я обещаю, что никто не причинит тебе вреда. Даю слово, — утверждаю я, стараясь звучать как можно убедительнее.

Она на мгновение замолкает, ее заметно трясет, руки дрожат.

— Куда мы направляемся? — Наконец спрашивает она.

— Далеко, — отвечаю я, — туда, где нас никто не найдет.

Ее глаза смотрят на меня, ища проблеск обмана, причину не верить мне. Но все, что я могу предложить, — это чистая правда.

Ее требование застает меня врасплох.

— Хорошо, если мы это сделаем… Я хочу два миллиона долларов. Не один. И половину из них я хочу получить сейчас.

Она бросает мне вызов, ее взгляд тверд, ожидая, что я не соглашусь на ее требование.

Но я не дрогнул.

— Пусть будет три, — парирую я, — за те хлопоты, через которые ты прошла. И мы отдадим тебе все, как только прибудем.

Ее глаза удивленно расширяются, она явно не ожидала, что я так легко соглашусь. Я вижу, как в ее голове крутятся шестеренки, оценивая ситуацию и меня.