Я смеюсь, наслаждаясь их дискомфортом.

— Что ж, хорошо знать свои границы. Но признайтесь, это вас задело. Даже если совсем чуть-чуть.

Максим закатывает глаза, но в его тоне чувствуется легкость.

— Может немного. Но если ты кому-нибудь расскажешь, я буду отрицать это.

Иван ухмыляется — редкое зрелище.

— Да, то, что происходит во время киноночи, остается в киноночи, — и, все еще ухмыляясь, добавляет: — в следующий раз мы будем смотреть что-нибудь с погонями и взрывами. Мне нужно уравновесить всю эту сентиментальность.

Я уютно устроилась между ними, тепло и общий смех делают комнату уютнее, чем когда-либо. Странно, как фильм может так сблизить людей.

Взгляд Максима внезапно становится серьезным.

— Итак, ты наконец-то приняла решение?

Я поднимаю глаза, недоумевая.

— Какое решение?

— Чьего ребенка ты хочешь выносить, — уточняет он, его тон ровный.

О. Это решение. Я делаю паузу, прежде чем ответить.

— О, об этом… Я думала… о вас всех.

Иван усмехается, на его лице написано недоверие.

— Что? Нам нужен только один ребенок. Не… трое.

Я спешу объяснить:

— Я знаю. Только один ребенок. Просто… я не хочу выбирать…

Голос Виктора тверд.

— Но ты должна выбрать.

Я смотрю на них, и на каждом лице видна разная реакция.

— Вам действительно важно, кто из вас троих является отцом?

Максим реагирует незамедлительно.

— Нет, не очень, главное, чтобы он был наш.

— Тогда ладно, отцами будете вы все трое, — заявляю я, немного более смело, чем мне кажется.

Иван, как всегда шутник, хихикает, делая глоток своего напитка.

— Ну, биология так не работает, милая.

Я закатываю глаза, не в настроении слушать нравоучения.

— Не учи меня биологии. Я ее знаю. Я пыталась сказать, что если я займусь сексом со всеми тремя вами, и вы не сможете точно сказать, кто из вас отец, то технически это будет ваш общий ребенок. Разве не так?

Наступило короткое молчание, пока я ждала их реакции, внимательно наблюдая за ними. Я могу почти поклясться, что вижу намек на румянец на их суровых лицах.

Наконец Виктор нарушает молчание.

— Итак, ты предлагаешь трахаться вчетвером?

Максим и Иван обмениваются взглядами, явно пытаясь осмыслить это новое событие. Я вижу в их глазах желание и любопытство, но также и страх ступить на неизведанную территорию.

— Ну, это один из вариантов, — отвечаю я, пытаясь разрядить обстановку.

Иван вступает в разговор, голос его слегка дрожит.

— Мы никогда не делали ничего подобного раньше. Это не входит в наши правила.

— Да, я понимаю, — отвечаю я, понимая всю серьезность того, что я только что предложила. — Но разве мы уже не нарушили столько правил? Мы уже вышли за рамки традиций.

Максим, который молча слушал, наконец заговорил.

— Это, мягко говоря, нетрадиционно. Но, — он делает паузу, размышляя, — это может быть самым справедливым решением.

Прежде чем я успеваю обдумать слова Максима, мое нутро перекручивается. Что-то не так. Слабый звук, почти как крик, прорезает воздух и резко замолкает. Он леденящий, заставляющий меня покрыться мурашками.

Затем, прежде чем я успеваю произнести хоть слово, начинается ад.

В одно мгновение спокойная атмосфера рушится, в буквальном смысле слова. Звук бьющегося стекла с силой заполняет комнату, а затем снаружи раздается безошибочное эхо выстрелов. Это хаос, внезапный и ужасающий. Этот звук настолько ужасен, настолько реален, что не похож ни на что, что я когда-либо слышала раньше.

Пули свистят в разбитых окнах, впиваясь в стены, посылая в воздух шлейфы штукатурки и обломков.

Реакция Максима мгновенна. Он прижимает меня к полу, закрывая своим телом, инстинктивно защищая от опасности. Его вес давит на меня, создавая защитный барьер между мной и летящими пулями.

— Ложитесь! — Кричит он остальным.

Иван и Виктор уже движутся, пригибаясь к укрытиям, их лица застыли, как у солдат, готовых к бою. В комнате царит шум и движение, все начинают действовать, но все, на чем я могу сосредоточиться, — это учащенное биение сердца Максима о мою спину и звук моего собственного судорожного дыхания.

По мере того, как стрельба продолжается, мне в голову приходит страшная мысль: нас атакуют. Враги Братвы нашли нас и не собираются сдерживаться. Я вдруг остро осознаю опасность и реальность мира, в котором оказалась.

Иван и Виктор открывают ответный огонь, их движения быстры и отработаны. В воздухе витает запах пороха и страха. Я дрожу, осознание того, как близко я была к смерти, посылает ударные волны по моему телу.

Сквозь хаос я вижу, как один из нападавших падает, и его тело кучей валится на землю. Остальные отступают, волоча за собой упавшего товарища, оставляя за собой кровавый след и разрушения.

Голос Максима звучит у меня над ухом, твердый и властный.

— Лежи, София. Не двигайся. — Я киваю, понимая всю серьезность ситуации. Я больше не просто невольный участник их планов, теперь я мишень в их войне.

Звуки выстрелов смешиваются с криками, визгом шин и звоном бьющегося стекла. Это симфония насилия, которую я никогда не хотела слышать.

Лежа под Максимом, я понимаю, насколько хрупким был наш маленький пузырь безопасности.

МАКСИМ

Хаос наконец утихает, тишина становится почти такой же оглушительной, как и стрельба. Но мы не можем оставаться здесь. Не сейчас, когда София в опасности. Все ее тело дрожит, как лист в бурю, а на лице написан шок. Это не ее мир, и она никогда раньше не видела такого дерьма.

— София. София! — Я легонько трясу ее за плечи. Она пытается говорить, но у нее не выходит ни слова, только неконтролируемая дрожь. Не теряя ни секунды, я подхватываю ее на руки, она почти ничего не весит, и бегу к черному ходу.

Нам нужно двигаться, и быстро. Я несу ее через разросшиеся сады, прижимая ее голову к своей груди. Особняк больше не безопасен, это чертова зона военных действий.

Лодка пришвартована сзади, это наш самый быстрый путь к спасению.

— Держись, — говорю я ей, хотя она слишком потрясена, чтобы ответить. Я чувствую, как ее сердце бьется о мое.

Чертовы враги, всегда таящиеся в тени и ждущие удара. Но она им не достанется. Я умру, прежде чем позволю этому случиться.

Я запускаю двигатель, и лодка рассекает воду, как пуля. София молчит, ее тело по-прежнему прижато ко мне, дыхание неровное. Попасть под перекрестный огонь дерьма Братвы — это не то, на что она подписывалась. Но теперь она со мной, и я буду защищать ее до последнего вздоха. Они хотят войны? У них она есть.

Мы мчимся прочь, лодка рассекает воду, как горячий нож масло. София рядом со мной, ее тело все еще дрожит, а молчание тяжелым грузом висит в воздухе. Она в шоке, бедная девочка.

— София, эй. Посмотри на меня. — Говорю я, мой голос твердый, но мягкий. Ей нужно прийти в себя, понять, что теперь мы в безопасности, по крайней мере, на данный момент. — Эй, ты в порядке, хорошо? Мы выбрались. Здесь ты в безопасности.

Ее голос — дрожащий шепот, когда она наконец заговаривает:

— А как же остальные? Виктор и Иван? Кто стоит за этим нападением?

Я не свожу глаз с воды впереди, но ободряюще сжимаю ее руку.

— С Виктором и Иваном все будет в порядке. Не беспокойся о них сейчас, хорошо? — Я имею в виду, что эти парни очень крепкие. Они знают, как держать себя в руках.

Но я понимаю ее беспокойство. Мы, конечно, поганая семья, но тем не менее мы семья.

— Что касается того, кто за этим стоит, я не знаю. Но клянусь, София, я узнаю. И когда я это сделаю, они пожалеют, что связались с нами.

У меня, Ивана и Виктора есть договоренность. Мы знаем свои роли в таких дерьмовых ситуациях. Моя — доставить Софию в безопасное место, а с остальным они разберутся сами. И я им доверяю. Они разберутся, кто за этим стоит, и заставят их заплатить.

Когда мы достигаем берега, тело Софии наконец-то поддается непреодолимому шоку. Она откидывается на бортик, и ее тошнит. Для любого человека это слишком много, особенно для того, кто не привык к нашему жестокому миру.