Ханна бросила на нее испепеляющий взгляд, но ничего не сказала и продолжила тереть тряпкой миску. Затем появилась Августа с маленьким Макслом, с другой стороны в кухню вошла экономка Элеонора Шмальцлер, чтобы вместе со всеми выпить чашку послеобеденного кофе. К ним присоединился и Гумберт, он проспал три ночи почти без сновидений и даже иногда шутил.

– Где же Эльза?

Экономка быстрым взглядом окинула всех и тут же поняла, что кого-то не хватает.

– Вероятно, она сидит у себя наверху и завывает от горя, – высказала свое предположение бездушная Августа. – Потому что прекрасный доктор Мёбиус объявлен пропавшим без вести.

– Что, доктор Мебиус? – Повариха покачала Мёбиус? – переспросила повариха, качая головой. – А я всегда думала, что с врачами ничего не может случиться, ведь они не на передовой.

– Но в непосредственной близости, – со знанием дела объяснил Густав. – Лазарет располагается всегда сразу за линией фронта, чтобы раненым можно было оказать немедленную помощь. А если в него попадет граната – все, крышка!

– Будем надеяться на лучшее, – со вздохом сказала Шмальцлер. – Он великолепный врач и очень хороший человек.

Каждый налил себе солодового кофе, и печенье честно поделили на всех. Как всегда говорила экономка, они были одной большой семьей. Здесь, на кухне, они чувствовали себя защищенными от невзгод. В очаге потрескивали поленья, и они болтали и смеялись, как раньше. Какое счастье, что Густав и Гумберт снова были вместе с ними.

– Перепахать весь этот прекрасный парк, чтобы собрать урожай пшеницы и картофеля? Ты в своем уме, Густль? – засмеялась Августа. – Да для этого нужен целый полк садовников.

Густав не мог отказаться от своей идеи. Старые деревья – это хорошо в мирное время, но сейчас идет война, и нужно делать запасы не только зерна и картофеля, но и овощей и фруктов, может быть, даже кукурузы, как это делают американцы, они даже хлеб из нее пекут.

Гумберт сказал, что хлеб из кукурузы предназначен для кур, и начал кудахтать, как наседка, которая только что снесла яйца.

Мария Йордан выдала во всеуслышание, что это извращение.

– Я не выношу подобных высказываний за столом, фройляйн Йордан, – сделала ей замечание Шмальцлер. – Здесь дети, и о Ханне мы должны подумать…

В этот момент кто-то за дверью дернул колокольчик, Гумберт перестал кудахтать и пошел открывать.

– Здравствуйте, – послышался хриплый мужской голос. – Я ищу Ханну Вебер, работающую прислугой в доме фабриканта Иоганна Мельцера.

Говорящий закашлялся, наверно, он был сильно простужен. Тем не менее его вопрос прозвучал непривычно официально.

– Ты чего натворила? – Августа посмотрела в сторону Ханны.

– Тихо! – прошипела экономка. Все навострили уши, чтобы расслышать, о чем говорили в коридоре.

– Могу я спросить, с кем имею дело?

Тон Гумберта был чрезвычайно вежливым, иронию в нем улавливали только те, кто его знал.

– Разве вы не видите, что я официальное лицо? Она здесь?

– Вы сказали – Ханна Вебер?

– Совершенно верно. Ханна Вебер.

Вахмистр снова сильно закашлялся, и Августа бросила на мужа возмущенный взгляд.

– Этот парень заразит нас чахоткой. Лучше заберу детей и отведу их к деду.

– Лучше останься, – тихонько посоветовал ей Густав.

Все посмотрели на Ханну, которая стала бледной, как полотно, и смотрела на свою чашку полными страха глазами.

– Это что же? Вы хотите воспрепятствовать официальному расследованию, молодой человек? Это может вам дорого обойтись.

– Нет-нет, – испуганно воскликнул Гумберт. – Я просто хотел убедиться… Вы же знаете, господин вахмистр, в наше время осторожность не повредит.

Послышался топот тяжелых сапог по каменному полу, затем глухой удар – это Гумберт ударился спиной о стену. Вахмистр был среднего роста, без каски на голове, на нем была зеленая форменная куртка. Явно скроенная не для его тощего торса, она ложилась складками, в сапоги были заправлены галифе, сильно расширяющиеся по бокам. Он сделал два шага, чтобы пройти в кухню, но остановился и оглядел сидящих за столом.

– Кто из присутствующих Ханна Вебер?

– Я… я Ханна… Ханна Вебер.

Голос Ханны звучал очень слабо. Она встала со скамьи, не зная, сделать ли книксен перед господином смотрителем или лучше воздержаться.

– Можете ли вы предъявить свидетельство?

Она испуганно уставилась на него, в замешательстве она совсем не поняла, что он имеет в виду.

– Свидетельство?

– Да, документы… паспорт.

– Да, да, – кивнула она. – В комнате, наверху. Принести?

– Пожалуйста!

– Слово «пожалуйста» прозвучало из его уст, как приказ, и Ханна бросилась за паспортом.

Остальные остались на кухне, окидывая стража порядка недобрыми взглядами. Что бы там ни натворила Ханна, этот жандарм им вообще не нравился. Гумберт потер свою спину: господин смотритель, входя, грубо толкнул его в бок. Повариха, ухаживавшая за Гумбертом после его возвращения, как мать, про себя фыркнула. Только экономка имела честь предложить господину смотрителю стул.

– Благодарю. Очень любезно с вашей стороны, но я предпочитаю стоять. Так сказать, смотрю на ситуацию сверху.

Он хотел было рассмеяться собственной шутке, но опять закашлялся.

– Да вы же простужены, господин вахмистр, – произнесла Августа сочувственным тоном. – Ну конечно, всему виной холодный осенний ветер.

– Выпейте чашечку солодового кофе, господин вахмистр.

Он бросил косой взгляд на чашку, в которую Августа поспешно налила напиток, а затем заявил, что не пьет на службе.

– У нас есть и фруктовая наливка, – добавил Густав, который соображал быстрее остальных.

– Это самое лучшее средство от сильной простуды.

– Просто лекарство.

– Просто божественное.

Наконец вахмистр согласился принять любезное предложение, и Гумберт в мгновение ока, как из-под земли, достал бутылку домашней сливовицы.

– На здоровье, господин смотритель. Дай бог, чтобы помогло.

Шнапс был произведен здесь, на вилле, и был весьма неплохим дистиллятом. Вахмистр отважно влил в свою больную глотку стопку, объявив бациллам войну.

– Одной стопкой вы не обойдетесь, господин вахмистр – и Гумберт налил еще.

На пороге появилась зареванная Эльза, она собиралась выпить полагавшийся ей кофе, но, опешив, так и застыла на месте.

– Садись и держи язык за зубами, – прошептала ей на ухо Августа и потащила ее на скамью.

– Неплохая штука… наверное, еще довоенная, так ведь?

– Нет, господин смотритель, – любезно произнесла экономка. – Мы здесь, в Аугсбурге, по-прежнему варим домашнее пиво и делаем прекрасную фруктовую наливку – этого не отнять у нас даже врагу!

По лицу вахмистра чуть было не пробежала улыбка, но в этот момент в кухне появилась Ханна, мертвенно-бледная и дрожащая от страха. Столь явно демонстрируемое ей чувство вины заставило жандарма вернуться к исполнению своих обязанностей. Он поспешно выпил третью рюмку и взял паспорт, который протянула ему Ханна.

– Хорошо! – прорычал он. – Мы отправили вам повестку – вызов в жандармерию, фройляйн Вебер. Почему вы не явились?

Ханна, отчаянно заламывая себе руки, оглядела всех в поисках помощи.

– Я… я не знаю ни о какой повестке, господин жандарм.

Врать она совсем не умела. Жандарм, зло сморщив нос, исподлобья уставился на нее.

– Кто из вас принимает почту? – спросил он, обращаясь к сидящим за столом.

Сзади, на скамейке, раздался короткий писк, как будто кто-то быстро надавил на звонок. Это Брунненмайер незаметно для всех, под столом, изо всех сил наступила на ногу Эльзе, которая обычно принимала утреннюю почту.

– Эх, господин вахмистр, – произнес Гумберт огорченно. – Мы ежедневно получаем целую корзину писем, частных и деловых, для господина директора. Здесь легко может произойти путаница.

Вахмистр разозлился и спросил, как его зовут.

– Гумберт Седльмайер. Одиннадцатый Вюртембергский кавалерийский полк, ранен под Верденом, потом попал в плен, потом в госпиталь, потом был обмен инвалидами.