Он беспомощно развел руками и выругался.

– Какая же ты глупая. Неужели ты его не любишь?

Ханна схватила поднос и резво подняла его со стола.

– А это больше не имеет значения! – бросила она, выходя из кухни.

– Господь воскрес! Аллилуйя! Идите же с миром.

В переполненной до предела церкви прозвучало пасхальное послание, после чего сразу заиграл орган, и прихожане поднялись со скамеек, чтобы направиться к выходу.

Скамья для семьи Мельцеров находилась впереди, близко к алтарю, что было привилегией, предоставляемой уважаемым семьям. Однако при выходе из храма первые становились последними, как гласило благочестивое изречение, и когда причетник не открывал боковую дверь, Мельцерам приходилось долго ждать, чтобы выйти наружу. Приготовившись к терпеливому ожиданию, они поздравляли друзей и знакомых и желали друг другу радостного праздника святой Пасхи, а Роза Кникбайн занимала близнецов, чтобы те не раскапризничались. Додо начинала плакать каждый раз, как под свод храма поднимались первые струйки ладана. Китти предпочла отказаться от пасхальной мессы и осталась с Хенни, так как у малышки поднялась температура.

– Куда же подевался наш верный паладин? – с легкой иронией поинтересовался Иоганн Мельцер.

– Клиппи пошел за машиной, потому что хочет подъехать прямо ко входу, – сообщила Элизабет. – Беспокоится, как бы мы не простудились.

– Он такой милый, – вздохнула Алисия. – Непостижимо, что Аманда так подло обошлась с беднягой.

– Адель, мама. Ее звали Адель, – поправила ее Элизабет.

– Верно, Адель. Боже мой, Лиза. Тебе надо снова отрастить волосы.

– Мама, ну пожалуйста!

Элизабет была в темной шляпке в форме горшка, из-под которой выглядывали короткие волосы. «Нет, – подумала Мари, – все-таки эта новомодная прическа смотрится на ней не так шикарно, как на Китти». Себастьян тоже, по-видимому, был не в восторге. Хотя он и выступал борцом за прогресс человечества и народное правление, в делах приватных все же оставался непримиримым консерватором. Женщина не должна быть «экстравагантной», она должна оставаться совершенно «естественной»: длинные волосы, длинная юбка, нежная душа. Такому созданию, как женщина, возбраняется курить, это вульгарно. Он был также решительно против губной помады и лака для ногтей.

– Мы сейчас попробуем пройти. – Мари несла на руках ревущую Додо. – Моей девочке нужен свежий воздух.

– Что ей нужно? – переспросил Иоганн Мельцер, не расслыша ее слов из-за громкой органной музыки.

– Свежий воздух! – громко произнесла Мари.

Она испуганно огляделась, потому что в этот самый момент орган замолчал и ее слова эхом разнеслись по всему церковному пространству. На нее устремились досужие взгляды прихожан. Госпожа директор Вислер спросила, не заболела ли малышка.

– Нет… это из-за ладана. Каждый раз, когда…

Мари не договорила, потому что на выходе из церкви возникла суматоха. Толпа продвигалась к дверям, не обращая внимания на обоих причетников, собирающих пожертвования, но кто-то, похоже, протискивался мимо них, устремляясь назад в храм.

– В укрытие! Всем в укрытие! – крикнул кто-то.

Одну женщину прижали к колонне, и она закричала. Послышался детский плач, а снаружи раздался собачий лай.

– Что случилось? – пробормотала Алисия.

Тилли и ее мать уже были в центральном проходе, но теперь, испугавшись, они остановились.

– Вы слышите? – крикнула Тилли Мари. – Мне кажется, что снаружи стреляют.

– Что за чушь, – раздраженно сказал Иоганн Мельцер. В этот момент до них донесся шум взрыва. Началась паника.

– Там правительственные войска… Они обстреливают все вокруг!

– Оставайтесь в церкви – здесь безопасно!

– Пропустите. Наши дети дома одни… Ну пропустите же нас!

Давка и толкотня у выхода нарастали, одного ребенка повалили на пол, и он отчаянно закричал, женщины громко переругивались, причетник выбежал из ризницы, держа в руках большую связку ключей.

– Давайте сохранять спокойствие, дорогие братья! – послышался голос преподобного отца Лейтвина. – Если вы хотите выйти, идите медленно и никого не толкайте. А кто хочет остаться тут, в храме божьем, отойдите в сторону, чтобы пропустить остальных.

– Он сейчас откроет боковые двери, – прошептала Элизабет своей матери. – Быстро, выходим.

Они были не единственными, кто заметил действия причетника. Перед открытыми боковыми воротами мгновенно образовалась толпа, но Мельцерам все же удалось относительно благополучно добраться до площади перед церковью. Там они увидели адвоката Грюнлинга, возбужденно разговаривающего с супругами Манцингер и доктором Грайнером.

– Да возвращайтесь домой! – уговаривал их доктор Грайнер. – Правительственные войска вошли в Аугсбург. Они пришли с севера и с юга одновременно – в Леххаузене идут бои…

Мари побледнела. В Леххаузене. Это было всего в нескольких километрах к северу от промышленной зоны, в которой находилась вилла.

– Они, что, и наш дом обстреляют? И жильцов арестуют? – вопрошала ее свекровь.

– Как же так? – возмутился свекор. – Все-таки прошли переговоры. Республика Советов распущена. Все условия правительства Гофмана выполнены…

Адвокат пожал плечами. Как знать? Республика Советов продержалась пять дней, но старое правительство, бежавшее в Бамберг, наложило продовольственный запрет на Аугсбург, так что все-таки пришлось вести переговоры. Казалось, все было улажено, была достигнута договоренность, Аугсбург был открыт для старого правительства. При чем тут войска?

– Они направляются в Мюнхен, а по дороге туда захватят и нас.

– Выходит, что жителям Аугсбурга не доверяют и хотят поставить их на колени силой оружия.

– Позор!

– Едва закончилась война, как мы, немцы, начинаем убивать друг друга!

– Ах, да все образумится…

– Ваши слова да богу в уши, господин доктор Грюнлинг!

Мари с маленькой Додо на руках, обойдя церковь и подойдя к главному выходу, взволнованно помахала остальным. Господин фон Клипштайн ждал их в своей машине. Нужно было поторопиться, чтобы успеть вернуться домой до того, как солдаты оцепят центр города. Мельцеры поспешили последовать совету Мари. Тилли и Гертруда Бройер тоже торопливо шли к главному выходу из церкви Святого Максимилиана. Маленький Лео ревел на всю площадь, потому что его тащила за собой Роза, а ему хотелось идти своими ножками.

– Что с тобой, Лиза?

Тилли повернулась к Элизабет, та не пошла со всеми. Лиза сделала знак рукой, дав понять Тилли, что они могут идти без нее, потом что-то сказала доктору Грайнеру. Тот поклонился и трижды кивнул, а затем торопливым шагом пошел за Мельцерами. Наверняка она предложила ему место в машине. Тилли оторвалась от матери и побежала назад к Лизе.

– Почему ты не едешь со всеми? Ты же не хочешь остаться здесь? Разве ты не слышала? Войска займут центр города, ратушу, вокзал. Дело может дойти и до стычек…

Элизабет выглядела очень решительно, возможно, этому способствовала и ее стрижка. Короткие пряди волос, выбивающиеся из-под шляпы, придавали ей решительный вид. В отличие от Китти, которую новая стрижка делала еще более кокетливой, Лиза с прической под мальчика выглядела как-то дерзко.

– Я остаюсь, Тилли. Не переживай за меня и быстро иди к остальным.

Тилли несколько секунд пристально смотрела на нее, а потом сообразила, что к чему. Даже если иногда она и казалась немного отчужденной, ума ей хватало.

– Ты хочешь предупредить господина Винклера?

Лиза ничего не сказала, но нежный румянец, заливший ее лицо, говорил о многом. Конечно же она беспокоилась о Себастьяне Винклере. Они обменивались книгами, пили вместе чай, и это он уговорил ее учиться на педагога…

– Да наверняка он сам давно все знает, Лиза. Ты не можешь ему помочь.

– Ему нужно спрятаться, Тилли. Если его найдут, то посадят в тюрьму. Он же так отличился в этой злосчастной республике советов…

Тилли все поняла.