Элизабет торопливо сняла пальто и шляпу и поспешила наверх. Перед дверью ей пришлось ненадолго остановиться, чтобы перевести дух. Теперь все должно было решиться. Ей нужно сохранять спокойствие. Быть приветливой. Заботиться о друге. Помогать ему в беде…

Себастьян сидел в кресле с газетой в руках. Когда она появилась в дверях, он бросил газету на стол и встал. Какой же он был худой! Хоть ведьма Йордан и разрешила ему питаться в приюте, взрослому мужчине этого вряд ли хватало. Конечно, еще его снедало беспокойство за свое будущее. А возможно, еще и любовь к женщине, которая была для него недосягаемой…

– Себастьян! Мне очень жаль, что вам пришлось ждать. Мы были на вокзале с моей золовкой.

Он сразу все понял. Конечно, он тоже слышал, что из России возвращаются военнопленные. По скорбному выражению ее лица он догадался, что ее брата Пауля среди них не было.

– Не теряйте надежды, Элизабет, – сочувственно проговорил он. – Это же не последний эшелон. А что до меня – я могу и подождать. Я только думал, что побеспокоил вашу мать…

Он говорил медленно, иногда делая паузы, чтобы обдумать следующую фразу, найти нужное выражение. Элизабет нравились его спокойная манера держать себя и робкая улыбка, которая появлялась на его лице, хотя он сам того не осознавал. Она восхищалась решимостью и стойкостью, которые скрывались за скромным поведением.

– Мама вся в суете, в заботах, – сказала она негромко. – Надо готовиться к Рождеству – и у нее голова идет кругом. Но оставим это, Себастьян. Давайте присядем.

– Если позволите.

Он подождал, пока она сядет, и сел напротив нее. Элизабет почувствовала, что горит. То, что она собиралась с ним сделать, было неприлично. Нет, определенно нет. Во многих смыслах…

– Мне потребовалось время, чтобы обдумать ваше предложение, – вкрадчиво начал он. – Оно было совершенно неожиданно для меня, и я боялся, что, приняв его, причиню вам вред. Больше всего я беспокоился именно об этом, Элизабет. Я никогда не смог бы простить себе, если бы хоть как-то повредил вашей репутации.

Как он был трогателен. Она с удовольствием взяла бы его руку и погладила. И обвила его руками… К сожалению, такие откровения только сбили бы его с толку.

– Могу успокоить вас на этот счет, – мягко произнесла она. – Никто не узнает. А Померания далеко…

Он улыбнулся и кивнул в знак согласия. Он не выглядел счастливым. Да и как ему быть счастливым. Напротив, он должен был быть самым разнесчастным человеком, ее Себастьян, ведь она хотела его отослать.

– Да, вы сказали это, Элизабет, – продолжал он, доставая носовой платок, чтобы вытереть лоб. – Померания далеко, но я не заслуживаю лучшего.

Себастьян сидел, наклонившись вперед и повесив голову. Потом он скорбно посмотрел на нее, и сердце ее затрепетало. Она должна была держаться. Он никогда не стал бы играть в эту игру по своей воле. Она должна была хитростью и обманом привести его к его счастью.

– Я подумала, что вам понравится разбирать огромную библиотеку моей тети, – с надеждой посмотрела на него она. – Ее создал еще мой прадед, а все последующие поколения пополняли ее. Там хранятся такие сокровища, Себастьян…

Она знала, что он очень любит читать, однако он не проявил большого восторга. Поместье фон Мейдорнов находилось довольно далеко, и чтобы добраться до Кольберга, требовалось три часа езды на конной повозке. А почта доставлялась вообще раз в неделю.

– Если я соглашусь на эту должность, Элизабет, то главным образом потому, что мне хотелось бы когда-нибудь передать вам библиотеку, которую я приведу в порядок.

Ее сердце колотилось. Она победила.

– Так вы согласны? – Она затаила дыхание.

– Как я могу отказаться от такого искреннего и бескорыстного предложения?

Он попытался улыбнуться, но в душе был подавлен. Приговор был оглашен, его отправляли в пустыню. В Померанию, к черту на кулички. Элизабет мучили угрызения совести, но потом она сказала себе, что все это она делает и в его интересах.

– Я очень рада, Себастьян. – Она глубоко вздохнула. – Конечно, я надеюсь, что вы регулярно будете извещать меня о том, как продвигается работа.

Конечно, это было завуалированное предложение переписываться. Похоже, Себастьян был очень рад этому, так как посмотрел на нее с благодарностью. Однако затем его взгляд ожесточился, и он уставился перед собой.

– Элизабет, были времена, когда в моей голове рождались самые разные безумные планы. Я мечтал о таком мире, в котором богатый фабрикант и бедный учитель были бы равны. И я действительно верил, что смогу связать свою судьбу с вашей…

Он покачал головой, словно хотел сказать: «И как я мог быть таким наивным?».

– У меня тоже были такие мечты, Себастьян, – мягко сказала она. – Но теперь реальность настигла нас. Мир таков, каков он есть, и противиться его законам неразумно. Последние события еще раз доказали нам это.

Его долгий взгляд был для нее наградой за это признание. Он был таким теплым и проникновенным. Вдруг она засомневалась в том, что делает. Могла ли она просить его об этом? Он был очень порядочным человеком. Человеком с моральными принципами. Не потеряет ли она его любовь?

– Вы все-таки решили не разводиться? – неожиданно спросил он.

Она лишь однажды намекнула ему об этом, но прекрасно понимала, что эта новость его беспокоит.

– Да, – призналась она, быстро обдумывая, что сказать. – Мой муж получил на войне тяжелое ранение, и я не смогла найти в себе силы потребовать от него развода. Мы, женщины, все-таки очень чувственные создания. Я останусь рядом с ним, даже если этот брак будет означать для меня только холод и одиночество.

Она видела, что ему страшно хотелось обнять ее. Подарить ей утешение и тепло, всю ту нежность, которой ей так не хватало, но он не решался, и она не сделала ничего такого, что могло бы сподвигнуть его на это.

– Госпожа Шмальцлер, наша экономка, тоже собирается в январе в Померанию, она уходит на пенсию и будет там жить. Может быть, вы поедете вместе с ней?

Он покорно кивнул и сказал, что это, конечно, было бы неплохо, поскольку их экономка знает те края. Затем он взял со стула свою шляпу и встал.

– Я в вашем распоряжении, Элизабет. – Он слегка поклонился. – Я сделаю все, что будет вам приятно и полезно.

– Мои дорогие…

Алисия сделала паузу и откашлялась: ее захлестнули эмоции. Впервые она произносила за столом рождественскую речь. Все предыдущие годы эту обязанность брал на себя Иоганн.

– Мои дорогие гости, – продолжала она, оглядывая своих близких, сидящих за праздничным столом. Разве она не счастлива в кругу своей большой семьи? Конечно, она должна быть благодарна Господу за это. Даже если сейчас за столом присутствовали не все дорогие ей люди.

– Я очень рада видеть вас всех вместе в этот рождественский вечер. Мы встречаем первое Рождество после тяжелых лет войны с благоговением и благодарностью, поэтому…

Ее прервал сердитый возглас. На пол, где сидела Роза с детьми, упала вилка, послышался взволнованный шепот Розы:

– Хенни, прекрати. Пожалуйста! Отдай Лео эту ложку. Хенни, прошу тебя. Иначе бабушка рассердится.

– Нееет! Я хочу ээээту…

Взрослые начали перешептываться, качая головами, и тетя Хелена сказала, что лучше было бы оставить детей наверху. Китти поднялась со своего места и взяла на руки дочку. Та громко причитала.

– Тише! – набросилась она на малышку. – Иначе пойдешь в постель.

Хенни хныкнула еще пару раз, но послушалась: все же ей разрешили сидеть на коленях у мамы. Лео, торжествуя, держал в кулаке десертную ложку, которую ему удалось заполучить.

Алисия, нахмурившись, наблюдала за этой сценой. Почему дети стали такими строптивыми? Все-таки им не хватало отцов.

– Мне особенно приятно, что мой деверь Габриэль приехал к нам вместе со своей милой женой Хеленой, а значит, старая традиция рождественских визитов продолжается.

Китти взяла накрахмаленную салфетку, чтобы ее дочурка смогла высморкаться. Она никогда не любила тетю Хелену и дядю Габриэля и, в общем-то, была даже рада, что из-за проблем с поездами в последние годы тем не удавалось их навестить. Однако сейчас ей было жаль их. Двое их старших сыновей погибли на войне, третий умер от воспаления легких, у них осталась теперь одна дочь, к тому же весьма болезненная. «Дядя с тетей убиты горем, они даже выглядят какими-то высохшими, сморщенными, – подумала Китти. – Интересно было бы их нарисовать. Все эти морщины и складки. Опущенное веко дяди». Нет, он ничуть не походил на папу, хотя и был его младшим братом. А тетя всегда, когда говорила, прикрывала рот рукой, потому что у нее не было одного переднего зуба.