Услышав, как Бомани принялся насвистывать мелодию все про тот же Владимирский централ, ветер северный*, Миша вдруг встрепенулся. Он давно хотел избавиться от настроения, которое навеяло эту песню, когда он еще был рабом.

— Парни, я знаю другую песню. Она лучше. Она про таких же, как мы, вольных парней. Хотите, я спою ее на своем языке? Я не помню всех слов, но мелодия очень красивая.

Не дожидаясь, пока все выразят свое согласие, Миша негромко запел, впервые запел по-русски. А кто его здесь сможет вывести на чистую воду, и где та чистая вода? То, что Миша не совсем из этих мест, все давно уже поняли и уже не очень удивляются, если он не знает каких-то обычных вещей.

Любо, братцы, любо,

Любо, братцы жить,

С нашим атаманом

Не приходится тужить (казачья народная песня)

Большего Миша не смог припомнить, но как раз эти слова как нельзя лучше ложились на сегодняшнюю историю. Хорошо, что Михаил не помнил всей песни, потому что в ней есть слова, которые очень не понравились бы ему самому. Сначала про пулю, положившую коня, потом про пулю, положившую героя, про жену, которая не дождалась любимого, и про белые косточки, которые злые коршуны разнесут по степям.

Не помнил всего этого Миша, поэтому четыре строки, которые он помнил и пел, лились хоть негромко, но широко и привольно, как гимн готовых на подвиги лихих парней.

Речевой аппарат африканцев не слишком подходит для песен на русском языке, но мелодию все подхватили с первого раза, а Бомани лихо отбивал ритм на собственных ляжках. И только когда исполнитель решил замолчать, пропев все те же четыре строчки раз десять кряду, взволнованный Абубакар спросил:

— И где это так красиво поют?

— Далеко, Абубакар. Так далеко, что не дойти и не доехать. Не надо спрашивать, не надо ранить сердце.

До фактории доехали быстро, потому что Иму сориентировался и вывел отряд короткой дорогой. Последние километры проехали в тишине, опасаясь, что могут встретиться люди.

Прежде чем устраивать для себя лагерь в том месте, которое Абубакар и Иму присмотрели еще во время своей разведки, наведались ближе к самой фактории. Лошадей оставили неподалеку.

Огороженная территория действительно оказалась довольно большой. Во всяком случае, так считали парни. Миша решил с этим мнением согласиться.

Они пешком обошли вокруг, прячась за густым кустарником, и рассматривая за забором из традиционного бамбука или тростника одноэтажные глинобитные домики с плоскими крышами, несколько совсем ветхих хижин и почти квадратную площадь, которую составляли четыре длинных сарая. Миша про себя их назвал бараками. По этой площади туда-сюда прогуливались вооруженные люди. Видно, в этих сараях располагались рабы, и именно их охраняли. Почти за всеми домами и лачугами виднелись посадки маниоки. По всей территории постоянно пробегали или проходили чернокожие работники.

Чуть поодаль стоял огороженный частоколом дом получше — большой, с крытой верандой и садом. Видимо, там жил хозяин фактории, и именно там находились белые люди, о которых рассказывали разведчики Абубакар и Иму.

У входа в поместье хозяина, у ворот, сделанных в частоколе вокруг всей территории, а также в разных углах этого частокола прохаживались вооруженные люди и бегали собаки. Даже на первый взгляд охраны было слишком много для пятерых удальцов.

Критически осмотрев объект, отправились обустраивать свое временное пристанище, которое присмотрели Абубакар и Иму.

Место для временного лагеря оказалось очень удачным. Совсем недалеко протекала река, но на берегу решили не останавливаться, справедливо полагая, что к ней могут выходить жители фактории, или кто-то проплывать на плоту или лодке. Придется соблюдать осторожность.

А вот лежащие чуть поодаль огромные валуны могли стать отличной основой для жилища. Нашлось несколько таких валунов, расположенных совсем рядом. Они были незаметны от реки, от которой их загораживал небольшой холм. Там ночевали Абубакар и Иму, когда находились в разведке. Они же делали небольшой навес, используя пару крепких стволов деревьев, положенных сверху на два валуна. Поверх положили большие листы папоротника, а на них набросали ветки и положили срезанный дерн. Издали ничем это убежище не выделялось среди сотен других больших и малых валунов, которые за долгие годы оказались в окружении деревьев и кустарников и поросли травой.

Поскольку народу сейчас было больше, уже устроенное небольшое жилище немного модернизировали и сделали более безопасным. Для этого убрали дерн внутри, положили дополнительные стволы деревья-перекладины как каркас, закрепили к ним несколько жердей потоньше, как стропила. Сверху изобильно положили листья папоротника, на которые набросили дерн, сверху еще листья папоротника. Получилось с двух сторон подобие стен из валунов, третью сторону защитил холм, а перед входом сделали углубление для костра. Постелью служили мягкая трава и листья папоротника.

Утомленные, они быстро поужинали, установили дежурство и повалились спать. К счастью, ночью диких зверей рядом не было, поэтому стрелять не пришлось. Это могло быть опасно рядом с факторией.

С утра, наконец, обменялись тем, у кого какие мысли возникли. К сожалению, никого из партизан-освободителей не посетил добрый дух, который дал бы надежный план действия. Ничего кроме постоянного наблюдения придумать пока было невозможно.

Мише очень было интересно, что же за белые жили в фактории. Они могли между собой разговаривать свободно на своем языке без опасения, что их кто-то подслушает. Могли и проговориться о своих планах, хорошо бы на английском! Это язык еще можно было бы постараться понять, используя знания, которые дала англичанка Ирина Ивановна в школе полиции.

Два дня ничего интересного в фактории не происходило. Мише удалось подслушать разговор белых людей, но он был не на английском. Очень жаль.

Рабы содержались в двух сараях, видимо, их было не очень много. Кормили пленников трижды в день, на улицу не выводили. Вообще жизнь в фактории текла скучно, однообразно. Уже на второй день наблюдения распорядок дня был понятен.

К концу второго дня стало интереснее. На едва видневшейся в траве грунтовой дороге показались два всадника. Они доехали до ворот и спрыгнули с лошадей, разминая ноги. Один из охранников побежал в большой дом, видимо, с сообщением. Почти сразу показался хозяин фактории, который вышел встречать гостей за ворота. Судя по теплой встрече, хозяин и гости были хорошо знакомы. Они стояли, курили и оживленно о чем-то разговаривали.

Вскоре стало понятно, кого ждут и почему не заходят на территорию. С той же стороны, откуда приехали мужчины, показались еще всадники, а за ними брели рабы. Их было очень немного, всего шесть человек, из которых половина — женщины. Слева и справа от несчастных ехали охранники на конях, замыкали процессию несколько вьючных лошадей.

Хозяин распорядился, куда всех разместить, и с двумя первыми мужчинами отправился в свой дом. Стало ясно, что назревают какие-то события.

Из разговора охранников, который удалось подслушать, удалось узнать, что приехали дон Джерардо и дон Мануэль. Очень хотелось узнать, что говорят в хозяйском доме, но приехавшие доны, скорее всего, были испанцами или португальцами. Их язык в маленьком отряде никто не понимал. Да и огромное количество собак, которых выпускали в темное время суток, не вызывало желания наведаться в большой дом. Ночью вряд ли что-то будет происходить, поэтому решили идти отдыхать, а с первыми лучами солнца прибыть на место всем составом.

Из хозяйского дома утром очень долго никто не выходил. Что-то подсказывало, что без ночной попойки встреча знакомцев не могла обойтись.

Дождались выхода хозяев только к обеду. Трое мужчин в сопровождении двух белых мужчин в одежде попроще зашли сначала в один сарай, потом во второй. Потом долго стояли и разговаривали на площади. С того места, где спрятались Миша и его друзья, услышать ничего не получилось. Очень было жаль, потому что там что-то замышлялось.