Миша немного попереживал о том, что раны не промыты и явно инфицированы, но потом и об этом забыл, сосредоточившись на составлении плана первоочередных мероприятий в критической ситуации. К тому моменту, когда солнце достигло зенита, у Михаила уже не осталось иллюзий, что это сон или съемки исторического фильма. Не сон это, а самая настоящая реальность.

Матушка любила и частенько читала книжки про попаданцев в разные страны и эпохи. Миша такого не читал, но она иногда за ужином пересказывала сыну интересные моменты. В ее рассказах, судя по воспоминаниям, никто не попадал в тело раба в караване невольников. Счастливчики все чаще оказывались в телах богатеньких аборигенов или умненьких студентов магических академий, которые всех своих врагов побеждали одной левой навыками из двадцать первого века. А еще и всякие умные полезности из своего времени переносили в новую реальность, после чего становились богатыми и влиятельными.

— Эх, мама, мамочка! Что же ты ничего не рассказывала, как в книжках умные попаданцы из рабства вызволялись! Ну, это ладно! Это мы сами тут придумаем! Пока ничего сложного средненький полицейский из продвинутого века не видит в том, как открыть кандалы. В школе полиции и про более сложные трюки преступников рассказывали. Только про рогатины придется подумать. А вот дальше, что делать? Куда двигать? Где им тут требуется наладить работу с мелкими хулиганами и пьяницами?

Миша чуть слышно фыркнул:

— Чувство юмора возвращается. Это уже хорош, шок проходит. Ну, держитесь, бандюганы местные! Российская полиция идет!

Когда начался самый зной, устроили привал. Невольники повалились на землю прямо на месте, кто как шел. Конечно, хозяева каравана, те самые двое белых мужчин, не озаботились тем, чтобы найти для своих невольников укрытие от беспощадного солнца. Главное, что лично для них нашлось дерево с подходящей кроной. Но уже то, что можно сесть и вытянуть ноги, казалось благом. Кроме того, появление охранников с корзинами в руках говорило о том, что будут кормить. Обед, конечно, не напоминал обед даже в скудной столовке школы полиции. Набор был все тот же: горсть муки, лепешка, какие-то сушеные жилки и отвратительная на вкус и вид вода. Пришлось есть и пить.

Плюсы от существования в черном теле нашлись. Жара не настолько сильно чувствовалась, хотя явно температура была очень высокая. Да и съеденная на завтрак жуткая еда и выпитая вода на состоянии здоровья пока никак отрицательно не сказывались.

Напарник, быстро расправившись со скудным обедом, окликнул Мишу:

— Я Узома. А ты?

К этому вопросу Миша почему-то не готовился, поэтому ответил правду:

— Миша.

— А! Миш! Хорошее имя. Миш, а ты давно здесь?

Причин не согласиться с такой трактовкой имени не было. На поставленный вопрос ответа тоже не было, поэтому лейтенант уклончиво ответил:

— Не очень. А ты?

— Я был в другом караване. Кажется, мы сейчас идем в другую сторону, судя по положению солнца. В прошлом караване было немного не так. Меня перекупил дон Диего. Он заплатил за меня слоновьим бивнем и сказал, что сейчас сделает все, чтобы продать дороже.

— Это хорошо, Узома. Если он хочет тебя продать дороже, то должен беречь, — применил свои знания психологии Миша.

— Ты так думаешь, Миш? Это и вправду хорошо?

— Конечно, Узома. Зачем ему портить товар, который надо продать дороже?

Узома явно повеселел.

— Миш, это хорошо, а то шкура не успевает зажить после побоев. Может, и вправду бить меньше станут, а то некоторые охранники такие злые. Даром что одного цвета кожи! Злее, чем белые бывают!

Если раны не будут успевать заживать, то скоро совсем не останется сил идти. Тогда поставят в конец каравана плестись. А это значит, что можно первую же ночь не пережить. Ты слышал, как сегодня ночью львы утащили женщину с ребенком, которые шли в самом конце?

— Да, конечно, — говорить, что сам появился в караване, скорее всего, только под утро, Миша не стал.

— Миш, ты хорошо идешь. Только в самом начале дернул немного. А сейчас хорошо идешь, мне нравится с тобой быть в паре.

— А я бы лучше без пары на свободе был, — решил забросить удочку на будущее Миша.

— Конечно, дружище Миш. Только, сколько раз я пытался бежать! Всегда ловили и били. Видно, судьба у меня такая — быть рабом. И дед раб, и отец, и я раб. Хорошо, что жениться не успел, а то плакала бы сейчас жена, или со мной в караване шла!

— Э-э-э, Узома, ты говоришь, что и дед, и отец тоже рабы? А как это случилось? — Миша не терял надежды узнать подробнее, в каком времени он сейчас находится. Было понятно, что восемнадцатый-девятнадцатый век, но точнее как узнать? Даже если Узома сейчас назвал бы конкретный населенный пункт, известный в двадцать первом веке, он все равно не смог бы понять даже в какой части Африки находится.

Только развернувшийся увлекательный разговор прервала команда вставать. Снова забегали охранники с кнутами, залаяли собаки и караван пришел в движение.

— Потом расскажу, — успел проговорить Узома, вставая впереди Миши.

Первый более плотный контакт с собратьями по несчастью дал информацию для размышления. Во-первых, хорошо, что Узома оказался неплохим малым. Есть шанс у него узнать многое, тем более, что его семейная печальная история оказалась столь длинной. Выяснилось, что есть здесь некий дон Диего. Имя подсказывало, что этот дон, скорее всего, испанец или португалец.

Во время учебы Миша не предполагал, что в жизни пригодится знание географии Африки, и он не очень обращал на нее внимание. Гораздо интереснее было изучать географию России и Европы.

Единственное, что помнил из курса географии Африки, так это расположение северных стран — Египта, Марокко и Туниса. Еще вспомнилось наличие реки Нил и водопада Виктория. Как-то отложилась фамилия Ливингстон. Кажется, он исследовал Африку, но в каком это году было? Ах, да, есть еще ЮАР, это где-то на юге. Есть еще Сомали, где шалят по-крупному.

Еще после долгих размышлений вспомнилось, что было два центра работорговли: на западном побережье и на восточном. Разницу он точно не помнил, но, видимо, дело бы в рынках дальнейшего сбыта. Чисто логически можно было предположить, что в Америку на плантации проще было везти рабов с западного побережья.

В общем, ничего-то путного крепкий хорошист боевой и политической подготовки Михаил Белов не вспомнил. Придется ориентироваться по ходу и складывать информацию файлик к файлику. Вспомнив такие слова, Миша невесело усмехнулся. Получится ли вернуться к той жизни? Однозначного ответа не было. Зато напомнило о том, что надо проанализировать свои последние воспоминания из той, российской жизни.

Вспомнился суматошный рабочий день, чернокожий студент-арестант, Лизонька. Потом сменщик Алешка несколько раз вспомнил про рабов на плантации. Еще — невиданная жара на улице, потом странный подбор новостей по телевизору, не менее странные посты и ролики в смартфоне. Последнее, что вспомнилось, — яркая молния, грозовой разряд и все. Больше ничего после вспышки света и жуткого раската не вспомнилось. Что сработало? Почему именно на нем, на Мише Белове?

Солнце еще не докатилось до горизонта, а поступила команда остановиться. Все снова попадали на землю.

Узома удовлетворенно проговорил:

— Хорошо, что хозяева дальше не пошли сегодня.

— Почему, Узома? — живо подключился к разговору Михаил.

— Видишь, там недалеко деревья?

— Вижу.

— Когда белые в таких местах проходят, они часто начинают болеть. Как же они это называют? Лихорадка, кажется. Тогда они бывают очень слабые, жар случается, трясет их. Только мы здесь хорошо себя чувствуем. Нам не страшно. А ты не знаешь об этом разве?

— Нет, я издалека, — Миша поспешно прервал разговор, грозивший зайти в опасную сторону.

— Узома, ты хотел рассказать про отца и деда, что они тоже рабы.

— Да, я так думаю, что они стали рабами, а не погибли по дороге, как другие. Они тоже очень были здоровые, как я. Сначала дед попал в плен во время войны с соседним племенем. Мы думали, что сможем их выкупить. Но когда собрали все, что они требовали, оказалось, что деда нет. Отцу сказали, что он погиб от ран. Но потом мы узнали, что самых крепких раненых мужчин вылечили и продали каким-то покупателям. Наверно, когда отец приходил в деревню, дед еще где-то лежал. Он был крепкий очень. Раз попал в плен, значит, сильно ранен был.