— О, я так не думаю, — говорит девушка, заходя следом за мной.

— Я не могу писать, когда ты здесь.

Она закатывает глаза.

— Заниматься своими делами, это не та роскошь, которую мы дарим большинству гостей.

— О, я полагаю, что быть прикованным к кровати — это тоже не пятизвездочное обращение.

— Ты бы предпочла, чтобы мы подвесили тебя к потолку? Это можно устроить.

— Вы все чертовы сумасшедшие.

— Нет, мы чертовы Сильверы, и тебе пора узнать свое место.

ЛЕКС

— Валентайн, — протягиваю я, забрасывая ноги на стол и взбалтывая виски в стакане, позвякивая льдом.

— Верни ее.

Без приветствия, очень грубо.

— Я вижу, вы получили мое сообщение.

— О, я получил твое сообщение. Ты — больной сукин сын. Рен не имеет к этому никакого отношения.

И здесь он потерпит неудачу. Вот его слабость, словно маяк в бушующем океане. Маленькая Рен Валентайн — его абсолютная слабость, которая его уничтожит. Как я и планировал. Это как добровольно подставить яремную вену хищнику, а в этих играх с хищниками я всегда выхожу победителем.

— О, думаю, что она имеет к этому отношение, хотя я озадачен.

Тяжелое дыхание на другом конце провода доносится до меня, но он больше ничего не говорит, поэтому я продолжаю.

— Отдаю вам должное, вы долгое время держали ее в секрете. На самом деле я впечатлен, мало что ускользает от меня. — Я подношу виски к губам, прежде чем вернуть стакан обратно, болтаться у меня в руке.

— Верни ее.

Я не удивлен тем, как звучит его голос: едва сдерживаемый гнев, но не слышно беспокойства, только ярость, и это еще больше возбуждает мой интерес. Кажется, его не волнует ее благополучие. Он не спрашивает, как она и жива ли вообще, только то, что хочет ее вернуть. Свои выводы пока оставлю при себе, я докопаюсь до сути, так или иначе.

— Только когда маленький поросенок визжал, я понял это. Сначала думал, что она живет с тобой и точно знает, кто ты такой. Но, знаешь ли, я пришел к выводу, что она совершенно и абсолютно невинна.

Хотя невинность — не то слово, которое я бы использовал, чтобы описать ее. Не тогда, когда эта маленькая дьяволица подстрелила меня и продолжала драться со мной на каждом шагу, но ему и не нужно этого знать. Рен может показаться идеальной маленькой куклой: умной, собранной, покладистой, но я вижу, что скрывается за всем этим. Вижу борьбу, огонь, жажду мести. Это адский афродизиак — смотреть, как сильная женщина сражается и не уступает. Видеть всепоглощающую ярость в ее глазах, когда ее взгляд обращен на тебя, просчитывая все варианты причинения тебе боли, если ей удастся вырваться из своих оков. Одна только мысль о том, что она сражается со мной, заставляет мой член твердеть. В этой жизни вы ничего не добьетесь, перевернувшись на спину. Если бы она была на правильной стороне, она была бы чертовски крутым компаньоном.

— Каково это, Валентайн? — Обычно я не играл со своими жертвами, но Маркус Валентайн был другой породы. Этот ублюдок заплатит за все, что сделал семье Сильвер. Я заставлю этого мудака заплатить не только своей кровью.

Валентайн, вероятно, не осознавал, когда пришел в этот город много лет назад, с кем он играл, но вскоре узнает, что плавает с акулами.

— Что ты хочешь?

Переговоры — его первая цель.

— Ничего такого.

— Деньги? Сеть? Мои поставщики?

Я закатываю глаза, хотя он меня не видит.

— Я знаю все твои сделки, Валентайн, но не волнуйся, я разберусь с этим вместе с твоей маленькой принцессой.

— Сильвер! — Он рычит. — Ты шутишь с кем-то большим, чем ты.

Интересно, как далеко он зайдет, чтобы освободить маленькую птичку. Не то чтобы я собирался отпускать девчонку, но игра с ним мне доставляет удовольствие.

— До свидания, Валентайн. Желаю тебе приятной ночи.

Неужели в этой семье мы так справляемся с дерьмом? Нет. Это не так, мой отец был бы в ярости, но теперь я главный, и это мой город, которым правлю так, как считаю нужным.

Будет пролита невинная кровь, это неизбежно. Я уже научился избавляться от этой вины, меня это не касается.

Я делаю то, что должен сделать для успеха своей семьи, для всех мужчин и женщин, работающих на меня.

Вешаю трубку и допиваю остатки виски, наслаждаясь сладким жжением, которое разливается по моему горлу. Этот первый вкус мести Валентайнам вызывает у меня слюноотделение, требующее большего. Встав с кресла в своем кабинете, я растягиваю мышцы и пересекаю комнату, распахивая дверь, но слышу эхо драки, достигающее моих ушей. Хрюканье и глухие удары разносятся по длинным узким коридорам дома и доносятся до меня на пороге кабинета.

Черт возьми, что еще?

Я следую за звуком и резко останавливаюсь, когда вижу Эйнсли, лежащую на спине, с закрытыми глазами, без сознания, и Райкера с Рен, идущих в коридоре возле ванной.

Я оставил их на пять гребаных минут.

Райкеру лучше знать.

— Достаточно! — ору я.

Спина Райкера выпрямляется, и даже Рен останавливается, обращая свое внимание на меня. Она прищуривает глаза, а губы изгибает в почти зверином оскале, и, несомненно, назло мне, быстро поднимает колено и бьет моего помощника в пах. Когда он сгорбился, запрыгивает ему на спину и натягивает цепочку с наручниками вокруг его горла.

Серьезно.

Эта цыпочка сходит с ума.

Райкер нетерпеливо фыркает, но она отдергивает его, перекрывая подачу воздуха. Он смотрит на меня в поисках одобрения, и легкий кивок моего подбородка дает ему все необходимое, чтобы покончить с этим.

Своим громоздким телом он откидывается назад и впечатывает ее в стену. Это пугает ее настолько, что хватка на его горле ослабевает, и пока та пытается приспособиться, Райкер использует момент, чтобы согнуться в талии с достаточной инерцией, чтобы перебросить ее через свои плечи и голову на твердый деревянный пол.

Она приземляется на спину посреди зала, волосы развеваются возле головы.

Задыхаясь, Рен лежит там, болезненно втягивая воздух. Я направляюсь к ней, и в ноге разливается боль там, где она ударила меня ножом.

Я смотрю на нее сверху вниз.

— Полагаю, нам нужно поболтать, Маленькая птичка.

— Как скажешь, — хрипит она. — Вы знаете, что люди будут скучать по мне, а копы, вероятно, уже взялись за дело.

— Знаю, — киваю, — но я уже разобрался с этим, никто не придет тебя искать.

Ее глаза расширяются, но она не сопротивляется, как будто только что поняла, что здесь у нее нет никакой надежды.

Я наклоняюсь и поднимаю ее. Сейчас она слаба, ошеломлена и ранена, что делает это намного проще. Я поднимаю ее, прижимаю к груди. Все это было бы почти интимно, если бы мы были где-то в другом месте, а я бы был другим. Игнорирую боль в руке и ноге, пока несу ее.

— Я устала, — жалуется она.

— Не время спать, Маленькая птичка.

— Перестань называть меня так. — Ее слова невнятны, и я осмеливаюсь посмотреть на нее: лицо бледное, веки закрыты. Она уходит в беспамятство. Удар головой, когда она упала, оказался сильнее, чем я думал.

Ее голова откидывается назад, а ее глаза закрываются.

Я знаю, что Райкер позаботится о Эйнсли, поэтому делаю крюк и отношу ее в комнату для гостей на верхнем этаже.

Почему? Я понятия не имею.

Когда кладу ее на кровать, я просто стою и смотрю. Рассматриваю ее тонкие черты, изгиб верхней губы, пухлую нижнюю и то, как ее ресницы отбрасывают длинные тени на выпуклости ее щек. Ее медные волосы с тех пор растрепались и спадают вокруг ее головы, словно ореол. Длинные подтянутые ноги, кожа молочная и гладкая. Мой взгляд обводит линии татуировки на ее бедре и руке, замысловато выгравированной на ее коже, нежной и женственной, полной противоречий их обладательнице.

Что-то в ней меня притягивает. Разжигает мое любопытство и распаляет жар в глубине, что совершенно неуместно в данных обстоятельствах.

Я зацепляю пальцами ее подбородок и наклоняю ее голову, изучая синяк, расцветший у нее на виске, и рану на месте, где ударил пистолетом, и, наконец, темно-фиолетовый синяк вокруг ее горла.