— Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделала. — Ее пальцы играют с тонкой бретелькой, удерживающей ее платье, сдвигая ее вниз по изгибу плеча, а затем обратно вверх, в то время как ее другая рука поднимает подол платья вверх, пока не показывает углубления на ее стройных бедрах и тонкий кружевной край нижнего белья.

Она чертовски сексуальна.

Моя эрекция разрывает молнию штанов.

— Ты хотела потанцевать, Птичка. — Я кладу ладонь на свой член, сильно сжимая, — Потанцуй для меня.

Одна сторона ее рта поднимается вверх, а затем она поворачивается, показывая мне свою спину и округлые изгибы своей задницы. Платье облегает ее тело, следуя по позвоночнику к округлым ягодицам, от чего у меня текут слюнки.

Она поднимает руки вверх, поднимая гриву растрепанных медных волос, и они складываются на ее голове массой хаотичных кудрей. Ее кожа блестит, тонкий слой пота заставляет ее кожу светиться при таком освещении офиса, и только включенная в углу лампа излучает тусклый оранжевый свет, а кожа приобретает кремовый, золотистый оттенок, припорошенная мелкими, легкими веснушками.

Она извивает свое тело в такт музыке, ее бедра раскачиваются из стороны в сторону, платье сминается и смещается вместе с движениями. Ее икроножные мышцы работают, когда она сгибает колени и немного приседает, танцуя для меня.

— Повернись, — хриплю я, кусая внутреннюю часть щеки, чтобы не схватить ее прямо сейчас. — Я хочу видеть твое лицо.

Она делает, как ей говорят, медленно поворачиваясь ко мне лицом.

На ее щеках румянец, но это не от смущения, нет, я вижу темноту в этих глазах, то, как пульсирующая точка на шее бешено бьется, словно бабочка, запертая в банке. Если бы я провел рукой по ее бедру и пальцами по киске, я уверен, что нашел бы ее мокрой, нуждающейся и готовой.

Она продолжает свой танец, двигая своим телом, гипнотизируя меня. Ее руки поднимаются к лямкам, погружаются под тонкий материал, чтобы снять его с плеч, но затем она снова их опускает, ее руки следуют по холмикам груди к ребрам и животу.

Внезапный хлопок эхом разносится по комнате, достаточно громкий, чтобы на долю секунды заглушить музыку.

Рен замирает передо мной, ее глаза расширяются, и я мгновенно насторожился.

Мое сердце начинает колотиться в груди, когда я поднимаюсь со стула, пересекая небольшое расстояние между нами и сжимая ее плечи.

— Рен? — зову я. — Рен, что случилось!?

Ее глаза бегают между моими, пухлые и опухшие губы приоткрыты, а затем она наклоняет подбородок, глядя вниз между нашими телами. Я следую за взглядом туда, где ее руки прижаты к животу.

Краснота просачивается сквозь ее пальцы, и когда она отдергивает руки, я вижу ладони в крови.

Нет.

Ох, черт возьми, нет.

С тихим, страшным криком ее ноги подгибаются.

Я быстро ловлю ее, не давая хрупкому телу упасть на пол.

Нет, нет, этого не может случиться.

Я лихорадочно обыскиваю комнату, нахожу идеальную дыру в окне, через которую прошла пуля, прежде чем остановиться на рубашке клубной формы, сложенной на столе. Я хватаю ее и прижимаю к ране, из которой пульсирует кровь в животе.

Она делает пару судорожных вдохов, пока я прижимаю ткань к ее коже, пытаясь остановить кровотечение.

— Больно, — ее голос тверд, несмотря на дрожь в дыхании и теле, — Лекс.

— Я знаю, Маленькая птичка, — не могу соображать. Хлопаю по карманам в поисках телефона.

Она была в безопасности. Она должна была быть в безопасности.

Мои карманы пусты, телефона нигде нет, но мне нужна помощь. Музыка слишком громкая, чтобы меня могли услышать, а это значит, что мне нужно уйти отсюда.

Кровь пятнает белоснежную рубашку, все еще наполовину расстегнутую, кровь Рен размазывается по моей коже.

Для нас это ни в коем случае не было концом. Мы только начали.

РЕН

Боль пронзает мое тело, словно лава течет по моим венам. Моя кожа влажная и липкая, теплая кровь течет по коже. Все, что я вижу — красный цвет.

Лекс прижимает комок ткани к моему животу, держа его над дырой, из которой пульсирует кровь, но я не могу ни на чем сосредоточиться. Края моего зрения искрятся черными и белыми пятнами, в голове легко, как будто я нахожусь в моменте перед тем, как заснуть, но все еще в сознании, едва-едва.

Чувствую, как мое тело опускается, но это не имеет смысла, разве я уже не лежу?

Твердый пол давит на мою спину, усиливая давление на ране в животе. Головокружение прогоняется ослепляющей болью, и я не могу сдержать крик, вырывающийся из моего горла.

Это то, как чувствуется смерть?

Это сейчас? Я уйду в луже крови с огнем, разливающимся по венам.

— Все в порядке, тсс, — выдыхает Лекс, — Просто дыши, ладно?

Никогда не видела его таким. Это человек, который ничего не боится, и все же, клянусь, в его глазах полный ужас.

Мне это не нравится. Когда я смотрю на его лицо, мое тело начинает охватывать чувство спокойствия. Полагаю, смотреть на его брутальную красоту — не такой уж и плохой способ. Пальцами я провожу рукой по его лицу, хмурясь, глядя на красные полосы, теперь портящие его кожу.

— У тебя кровь, — хриплю я.

Он качает головой, а затем встает, его ноги стучат по полу. Слышу грохот двери, а затем тяжелая музыка проносится по комнате, как злой ветер, но я не против музыки.

Я могу спать под шум, меня это не беспокоит, а даже если и беспокоит, сейчас очень устала. Так устала.

Если просто закрою глаза, я смогу заснуть.

Вот что я делаю… Засыпаю.

ЛЕКС

— Нет! — Поднимаю ее с пола, морщась от того, как грубо это получается, но у меня нет времени быть нежным. Ей нужна больница. Сейчас. — Не смей закрывать глаза, Маленькая птичка.

Гнев пульсирует во мне, как бык, раскаленный и разъяренный. Она не может оставить меня в таком состоянии.

Ей на хер не уйти от меня.

— Просыпайся, Рен, — трясу ее, чувствуя, как теплые ручейки крови стекают по моим рукам. Как давно это было? Минуты? Бля, сейчас нет, кажется, прошло несколько часов.

Толпа в клубе продолжает бешено пульсировать в такт музыке. Никто не поворачивается в нашу сторону, никто даже не моргнул глазом на мужчину, держащего на руках истекающую кровью женщину.

Я поворачиваюсь к двери, но толпа слишком густая, чтобы пройти сквозь нее, не уронив Рен и не причинив ей еще больше вреда.

Это Синдикат.

Они поймали ее.

Я поворачиваюсь назад и наклоняю голову к балкону, видя Райкера на диване. Он все еще пьет виски, его голова запрокинута назад и обращена к потолку.

Словно почувствовав мой взгляд, он медленно поднимает голову и встречается со мной взглядом через стекло.

Это не занимает у него ни секунды.

Он вскакивает с дивана и начинает выкрикивать приказы, которые я не слышу сквозь музыку. Это мог бы сделать я, но не могу ни думать, ни тем более говорить.

Я смотрю на болезненно-бледное лицо Рен, ее глаза снова закрываются.

— Просыпайся, детка, — трясу ее я, — просыпайся.

Мне нужно двигаться.

Проталкиваюсь сквозь толпу, пробираясь к лестнице и единственному легкому выходу. Райкер приближается ко мне.

— Что, черт возьми, произошло? — Он подходит к ней, и что-то во мне щелкает. Я загораживаю ее, обхватывая тело, словно пытаясь защитить, хотя в глубине души знаю, что ей нужна защита не от Райкера.

От меня.

Я стал причиной этого. Из-за того, что я сделал, она истекает кровью у меня на руках.

Этот странный запах поражает меня за полсекунды, прежде чем всемогущий грохот сотрясает стены клуба.

И Райкер, и я с Рен на руках сбиваемся с ног взрывной волной, мгновенно вспыхивает пламя. Ошеломленный, со звоном в ушах, я опираюсь на локти и тянусь к Рен.

Она лежит лицом вниз на земле, ее растрепанные медные волосы развеваются вокруг нее огненным ореолом.

Я чувствую жар пламени, слышу крики и панику толпы и чувствую топот ног, сотрясающий пол подо мной, когда они спешат к выходу, но мое внимание сосредоточено не на этом; не на том, какого хера это случилось или кто виноват; только на ней.