Я стону от слов, выходящих из его рта, но звук застревает в моем горле, когда он толкается вперед и пронзает меня своим членом. Он давит на мой позвоночник, заставляя его еще больше выгнуться, так что моя задница выдается вперед, и, удерживая меня одной рукой, а другой сжимая мое бедро настолько сильно, что появится синяк, он двигает бедрами, продвигаясь все глубже с каждым толчком.

Он вращает бедрами, замедляя свои движения, пальцы массируют мою плоть, он опускает колени и толкается дальше, головка его члена трется о сладкое место внутри меня.

Мои глаза закатываются, когда он преодолевает последствия моих предыдущих оргазмов, крепко притягивая мое тело, слишком сильно, оно сломается.

— Да, Лекс, — стону я, — Ох, черт.

— Скажи мне, — хрипит он.

— Я твоя, — мне не нужны подсказки.

Его рука скользит вверх по моей спине, когда он сжимает мои мокрые волосы в кулаке, закручивая пряди между пальцами у корней и дергая, оттягивая мою голову назад, так что мое горло беззащитно. Я держусь на грани: острая боль в корнях моих волос только усиливает напряжение внутри меня.

Его пальцы сжимаются крепче, моя кожа горит, когда его бедра вбиваются в меня снова и снова, наша влажная кожа неприлично громко шлепается друг о друга.

— Ты моя, — кричит он, — Только моя. Всегда моя.

— Да! — Мой голос напряжен, когда звезды начинают взрываться перед моими глазами.

— Кончи, Маленькая птичка. — Он рычит. — Я хочу чувствовать, как ты кончаешь на мой член.

Он толкается так сильно, что я чувствую, как у меня трясутся кости, а затем кончаю. Нет, я лечу. Все мое тело напрягается, а затем… расслабляется.

Мой крик возвращается ко мне и у меня такое чувство, будто сердце выпрыгнет прямо из моей груди, болезненно ударяясь о грудную клетку, но кульминация продолжает вызывать хаос во всем моем теле. Мои мышцы сокращаются, стены сжимаются, а пальцы ног подгибаются.

Лекс стонет и рычит позади меня, его толчки становятся спонтанными, но не менее сильными, когда он высвобождается внутри меня. Я чувствую, как он наполняет меня, мои спазмы вытягивают из него все до последней капли.

Его рука мягко отпускает мои волосы, и я наклоняю голову вперед, растягивая напряженные мышцы задней части шеи. Он все еще держит мои бедра, его член все еще глубоко внутри меня, когда он наклоняется надо мной и прижимается в нежнейшем поцелуе к моей спине, полный контраст с разрушениями, которые он только что причинил.

Он мягко обнимает меня за талию и поднимает в положение стоя, его член выскальзывает из моего тела, когда он прижимает мою спину к своей груди. Он наклоняется и берет губку и немного мыла, выливает кремовую жидкость на нее, а затем скользит ею по моей бледной коже. Мыло холодит мою разгоряченную плоть, но мне так приятно. Мурашки бегут по моей коже, когда он намыливает ее, по холмикам моей груди, по тонкой линии моего живота. Он убирает мои волосы, чтобы добраться до ключиц и горла, проводя губкой по моей чувствительной плоти.

Я не останавливаю его, когда он разворачивает меня и приседает, проводит губкой по моим бедрам, а затем опускает ее между моих ног. Я подпрыгиваю, когда он прижимает мягкость к моему центру, смывая следы своего присутствия с моей кожи.

Он заботится обо мне так, будто я для него самое дорогое, что есть на свете. Как будто я редкая драгоценность, и если он хотя бы на мгновение отведет от меня взгляд, могу исчезнуть.

Те же руки, которые убивали, пытали и калечили — расчесывают мои волосы. Он наклоняет мою голову под воду, смачивая ее еще больше. Затем он распределяет шампунь на локоны.

— Что ты делаешь? — Я шепчу.

— Люблю тебя, — легко отвечает он, его пальцы пробегают по прядям, вспенивая шампунь на них.

Мои глаза закатываются от удовольствия при каждом нажатии его пальцев на мою голову.

Я позволяю ему любить меня.

Я позволяю кошмару, которым является Александр Сильвер, заботиться обо мне.

ЛЕКС

Рен выходит из спальни, тихо закрывая за собой дверь.

— Ты выглядишь потрясающе, — говорю я ей, осматривая ее. На ней черное шелковое платье с тонкими бретелями и глубоким вырезом. Материал не слишком обтягивает ее фигуру, до середины бедра, позволяя видеть ее кремовые бедра. Ноги обуты в туфли на каблуках, а волосы она перекинула через одно плечо, локоны лежат свободно, а кудри подпрыгивают на груди.

Ее глаза встречаются с моими, прежде чем посмотреть на мои губы, а затем и на все мое тело.

Нам нужно, чтобы наша встреча с Гриффином выглядела совершенно нормально. Раз уж мы готовы к войне, люди поймут, что среди нас есть посторонний, поэтому я одет в темно-серый сшитый на заказ костюм, белая рубашка расстегнута сверху, пиджак застегнут. Мои руки в карманах дергаются, желая коснуться ее кожи, почувствовать ее мягкость под пальцами.

Беру ее за руку, когда мы спускаемся по лестнице и отправляемся в не по сезону холодную ночь. Тучи закрывают темное небо, луна задыхается под толстым одеялом, а ветер тревожит дубы, окружающие территорию. Рен садится на задние кресла внедорожника, а я следом за ней, притягивая ее, когда она пытается сесть с другой стороны.

Она качает головой, но все равно садится ко мне под бок.

Гравий на подъездной дороге хрустит под шинами, когда мы начинаем свой путь по длинной дороге.

Моя рука лениво рисует круги на ее обнаженном плече:

— Я хочу, чтобы ты была осторожна сегодня вечером, — говорю ей.

— Со мной все будет в порядке, — вздыхает она.

Я не могу не чувствовать, ее ложь. Не намеренно, но предчувствие дурного сильно давит на меня.

Это подстава.

Засада.

Теперь, когда у меня есть Рен, я не могу с ней расстаться. Она наркотик, и, как и все наркоманы, я нуждался в ней с каждым днем все больше и больше.

Был ли я эгоистом? Конечно.

Я знал, что держать ее при себе принесет больше вреда, чем пользы, но теперь угроза существует: я не могу просто вернуть ее. Маркус Валентайн хочет от нее чего-то, и я знаю, что это не передача его долбанного наследия, и Синдикат уже дважды покушался на ее жизнь. Оба раза, когда она была со мной.

Я терял контроль.

Не могу этого допустить.

Сегодняшний выход был не только в информационных целях, он доказательство всем ублюдкам, которые нападают на нас, что мы сильны. Нас нельзя запугать. Мы их не боимся.

Это мой город уже долгое время, а Сильверы вероятно владеют им дольше чем большинство из них живет на свете. Чтобы получить ключ, им придется вырвать его из моих холодных мертвых ладоней.

— Маленькая птичка, — я поднимаю ее подбородок, — знаю, что ты будешь осторожна, но я серьезно, что бы не случилось, не отходи от меня.

— Как будто ты мне позволишь, — усмехается она, поддразнивая.

Просовываю большой палец между ее губ, подавляя стон, когда она обхватывает его пухлыми губами и сосет.

— Этот рот доставит тебе неприятности, — предупреждаю я.

Она поднимает бровь, бросая вызов.

— Доставит мне неприятности или тебе?

Я смеюсь. Ох, этот рот может доставить мне много неприятностей. Ее зубы царапают кожу на моем пальце, прежде чем она отпускает его и наклоняется вперед, чтобы поцеловать мое горло. Когда она отстраняется, ее брови низко опускаются, глаза изучают мое лицо, как будто она ищет ответы на вопросы в своей голове.

— Что такое? — спрашиваю я.

Она качает головой, отводя взгляд.

— Ничего.

Она врет.

— Ну, птичка, — тяну ее назад, — Что происходит в этой голове?

— Мы на месте, — перебивает водитель, давая Рен прекрасную возможность выскользнуть из моей хватки и выйти в открытую для нее дверь на другой стороне машины. Мой человек стоит рядом, прикрывая ее своим телом, как было приказано.

Обладал ли Валентайн или даже Синдикат такой лояльностью? Защищать женщину, даже если придется использовать собственное тело, чтобы оградить ее от любых встречных атак? Я сомневался в этом.