Блядь.

Я чуть не убил ее.

Почти.

Это было бы нехорошо, не тогда, когда я нуждался в ней, чтобы довести дело до конца.

Все еще без сознания, я приковываю ее к кровати, чтобы она не могла сбежать, когда проснется. Оставляю ее там и спускаюсь обратно.

Райкер ухаживает за Эйнсли, которая уже очнулась и сидела на диване, наклонившись вперед и упершись локтями в колени.

— Ты недооценила ее, — обвиняю я.

— Она такая маленькая! — Эйнсли ворчит, а Рай смеется.

— Я тоже так думал, — кивает он, хмурясь, когда в его кармане звонит телефон. Вытащив его, проверяет экран, а затем выходит из комнаты, отвечая на звонок.

Я наклоняю голову в сторону Эйнсли, одна сторона ее лица краснеет, становится багровой, когда синяк начинает обретать форму.

— Не похоже на тебя, чтобы ты ослабила бдительность. Что случилось?

Она качает головой.

— Больше не повторится.

— Убедись в этом.

Она что-то ворчит, а затем встает, выходя так же, как и Райкер, и тогда я снова остаюсь один.

Какого черта я поселил ее в спальне?

Это не гребаный отель, и она точно не гость. Она средство для достижения цели. Нет, даже не разменная монета.

Она месть.

Холодная жестокая месть.

Мои слова насмехаются надо мной.

Она полностью и совершенно невинна.

Они не ошибаются.

Нетрудно было понять, что он отослал ее, когда она была молода, достаточно молода, чтобы не понимала, кто он такой, и поместил ее с другим парнем из своего ближайшего окружения, чтобы тот мог присматривать за ней и тянуть за ниточки, необходимые для того, чтобы ее жизнь сложилась так, как ему хотелось.

Меня не интересовали мальчишки. Мне нужен был Маркус Валентайн.

Единственная причина, по которой я вообще узнал, что у него есть дочь, заключалась в том, что его люди чертовски слабы и повернулись в тот момент, когда я приставил ствол к их вискам. Никакой лояльности. Без цели. Эта канарейка пела до посинения.

И я нашел слабость Маркуса.

Хотя надо было копнуть глубже. Нажать сильнее. Я бы достаточно быстро сообразил, что она не была с ним близка. Мне показалось странным, что она остановилась в доме Лоусонов: он не был высокопоставленным в команде Валентайна, а это означало, что я не взглянул бы на него дважды, если бы мне не потребовалось. Информация, которую я собрал, не показывала связи с Лоусоном, только с Валентайном. Я не копал достаточно глубоко.

Это была ошибка, которую я больше никогда не повторю.

Мое нетерпение закончить это быстрее перевесило все остальное.

Нужно переместить ее обратно в комнату внизу, она враг, и мне нужно обращаться с ней соответствующим образом.

Я направляюсь к двери.

— Лекс! — Райкер врывается в комнату. — У нас проблема.

— Какая? — огрызаюсь я.

— Склад горит, Валентайн поджег его.

— Блядь!

Рен придется подождать. Я беру ключи и куртку, брошенную на спинку стула, и выхожу. Райкер идет за мной, в то время как набираю номер начальника пожарной охраны.

— Вам лучше взять под контроль это пламя, — рычу я в трубку.

— Сильвер. — Глава Дональд Артур был старым мерзавцем и ворчливым ублюдком, и каждый раз, когда я звонил, он убеждался, что я знаю, что он недоволен моими звонками. Но мне все равно, тот был такой же пешкой, как и любой другой ублюдок в этом городе: удобно сидел в моем кармане и мог быть вызван, когда бы мне это ни понадобилось, в этом вопросе не было выбора.

— Кому ты позвонишь сейчас?

— Кажется, ты меня не слышал, Артур, — бросаюсь я за руль, Райкер садится в «Рейндж Ровер» рядом со мной.

— Мои лучшие парни там внизу, но все выглядит не очень хорошо.

— Тогда тебе лучше сделать так, чтобы это выглядело чертовски хорошо, Артур. Я не уступлю здесь. Если вы хотите сохранить эту работу, я предлагаю вам все исправить.

У меня на этом гребаном складе наркотиков на миллион долларов, черт возьми, и дерьмовая тонна бизнеса буквально испарится, если его не погасить. Поскольку следующая поставка ожидается не раньше следующей недели, я не могу позволить весь этот бардак.

Через двадцать минут я паркую машину на стоянке возле склада. Все здание в огне, небо вокруг него озарилось оранжевым оттенком, а языки пламени лижут ночное небо. Пламя ревет дико и яростно, и нет никакой чертовой надежды, что товар все еще внутри.

Пожарные тушат огонь, но безрезультатно.

Райкер подходит ко мне:

— Пара парней видели, как люди Валентайна вошли со взрывчаткой и бензином. Они убили охранников, а затем подожгли это место.

— Он хочет вернуть свою дочь, — ворчу я.

— Есть еще кое-что, — говорит он.

Я фыркаю:

— Конечно, есть.

Он разблокирует свой телефон и показывает мне фотографию. Это один из моих парней, с простреленной головой, но это не то, что привлекает мое внимание. В центре его груди, с лезвием, воткнутым в его тело, лежит записка.

Три дня, Сильвер.

Верни Рен, или я сожгу весь твой мир дотла.

На моих губах появляется жестокая улыбка, если он хочет вернуть Рен, ему придется прийти за ней самому. К тому времени, когда он отрастит для этого яйца, она уже будет мертва.

РЕН

Возможно, все это был сон, ебанутый, но сон, потому что эта кровать не та, на которой я лежала в прошлый раз, Бог знает сколько времени. Комната освещена лунным светом, льющимся через окно, отбрасывая тени на окрашенные в белый цвет стены и подсвечивая висящие картины. Я ерзаю, чувствуя шелковые простыни под спиной и ногами, и почти стону от такой роскоши, хотя мои руки и ноги снова связаны и уже слегка онемели от долгого нахождения в одном положении.

Интересно, сколько еще раз я получу по голове, прежде чем начну беспокоиться о последствиях, которые они несут.

Вырубить девушку было легко: она сильно недооценила меня. Все, что потребовалось — это быстрый удар локтем, чтобы оглушить ее, а затем колено в висок, и она упала. Однако Грубый — другое дело. Этот ублюдок был огромным.

Хотя я хорошо постаралась, но следующего раза не представится в ближайшее время, я это точно знаю. Это была моя единственная попытка сбежать, они не совершат одну и ту же ошибку дважды.

В горле пересохло, как в пустыне, а желудок урчит от голода.

Как давно я здесь?

Должны быть, дни. Может, три, но я не знаю наверняка, все слилось в один день, и невозможно отличить один от другого.

Я откидываюсь на мягкую подушку под головой и делаю глубокий вдох.

В доме вокруг меня тихо, слишком тихо, что очень нервирует, и я до сих пор понятия не имею, чего они от меня хотят. Где-то внизу дверь открывается и тут же захлопывается, чьи-то ноги топают по лестнице, а потом через холл, громко и сердито, направляясь прямо ко мне.

Большой.

Дверь в комнату распахивается с такой силой, что содрогаются картины, висящие на стенах, и вот он.

В этом человеке есть что-то тревожно-прекрасное. Мужчина смертоносный, опасный и явно сумасшедший, но он столь же жесток, сколь и красив. Все сплошь острые углы и жесткие линии. Запах дыма и пепла наполняет комнату, становясь интенсивнее, чем ближе он подходит к кровати.

— Не думала, что ты куришь, — комментирую я. Это правда, его зубы слишком белые, слишком чистые, но у него явно есть деньги, так что последствия курения можно просто стереть.

— Мы собираемся отправить сообщение, Маленькая птичка, — рычит он мне. О, да мужчина явно в бешенстве.

— Хорошо, круто, почему бы тебе не передать мне мой телефон, и я сразу же займусь этим.

Давить на него сейчас кажется неправильным, но я просто ничего не могу с этим поделать. Никогда не была из тех, кто просто принимает все дерьмо, а потом лежит и плачет. Если будет драка, я буду драться.

Он вытаскивает нож, вертит его в руке. Сталь блестит в лунном свете, когда мужчина перекатывает его, прижимая заостренный край к ладони с такой силой, что разрезает кожу и позволяет малиновым бусинам расцвести на поверхности.