И вот наконец я смог отрубить Клавдию руку по локоть. Причём именно ту, которой он держал копьё. Потом настала очередь другой руки, а потом и ноги.

Рухнув набок, Клавдий как-то пронзительно на меня посмотрел.

А потом под вой трибун и выкрик Радислава «НЕ-Е-ЕТ!» я отрубил Клавдию голову и пинком отправил в сторону противника.

Тот уже успел подняться. С его разбитого лица капала кровь, а вокруг глаз так опухло, что он еле видел.

Зачарованные мечи вновь были у него в руках.

— Ты мертвец, ублюдок, — процедил он и снова бросился в атаку.

Исход тут был один.

За несколько ударов я выбил его оружие, а потом опять применил Стиль Стра-То. Вбил мечи в пол и с разворота провёл короткий удар ногой в солнечное сплетение. С применением магии пути Динамис, конечно.

Радислав рухнул на спину и скорчился на полу.

Я ухватил противника за майку и потащил по полу за собой — туда, где оставил своё оружие.

Это было намеренное унижение — такое, от которого Стрелецкий-старший пришёл бы в бешенство, даже если был хладнокровнее и выдержаннее ледяного столба.

В то же время, военная база «Изборск-5»

Иван Чекалин только и ждал этого поворота.

— Молодец парнишка, — еле заметно улыбнулся он, не сводя глаз с экрана.

А там происходило то, что уже не даст Степану Стрелецкому отвертеться. В сиденье его кресла находился микрофон, и сейчас вип-ложу прослушивали не только военные, но и полиция.

Видя, что его сын опозорен на глазах у всех, вице-губернатор быстро подозвал к себе человека и приказал ему:

— Задействуй Дмитрия. Пусть повлияет на сознание Бринера, но незаметно. Иди. Живо.

Чекалин тут же повернулся к помощнику.

— Берём. — Потом обратился ко второму: — Уводите Бринера. Он своё дело сделал.

В этот момент в кабинет к Чекалину ворвался Провидец Евгений.

— Червоточина! — выдохнул он в панике. — Где-то в Изборске должна открыться червоточина!..

Я дотащил избитого Радислава через арену до своего оружия, воткнутого в доски пола.

Бросив противника, выдернул один из мечей и окинул взглядом зал.

Со стороны могло показаться, что я делаю паузу и красуюсь перед зрителями, но на самом деле в эту минуту я считывал, что происходит на трибунах.

Сразу заметил, что вип-ложу Стрелецкого уже оцепили люди в штатском, а некоторых зрителей в зале обезвредили Печатями Блокады и повели к выходу.

Отлично.

Если Степан Стрелецкий и есть Волот, то ему уже не дадут сбежать. А если нет, то он всё равно заслуживает тюрьмы, а лучше — казни.

Ещё я увидел среди толпы Виринею. Её сложно было не заметить, особенно мне.

Кто надоумил её надеть на себя это паршивое платье?

Я понимал, что она якобы пошла на вечеринку, но вот нахрена в такой одежде?

Платье было пошито из серебристых зеркальных пластинок, и на девушку без усилия я даже взглянуть не мог — глаза обжигало болью аж до слёз.

Виринея, конечно, не знала, что моя уязвимость — это чистые зеркала, но в тот момент мне хотелось, чтобы она была в розовом, или вообще сняла своё чёртово платье и осталась голой!..

Я отвернулся от девушки, наклонился и взял Радислава за грудки одной рукой.

Приподнял над полом и тихо спросил:

— Кто зачаровал тебе голема?

Он то ли хрипнул, то ли кашлянул. Из его разбитого носа потекла слизь и кровь, рот скривился от боли.

Радислав шумно выдохнул и окатил мне лицо снопом брызг.

— Сд… сд… — начал давить он из себя. — Сд… сдохни… Бринер…

— Кто сделал тебе мечи?

— Он… отомстит за меня… ублюдок… это ещё не коне-е…

Он снова выдохнул.

А потом его тело свело судорогой, затряслось. Изо рта выдавило розовую пену, потом — ещё раз, а после он обмяк. Его глаза замерли на одной точке.

Радислав Стрелецкий умер.

Он умер точно так же, как до этого умирали все его агенты, которых он отправлял ко мне. Радислав стал таким же расходным материалом, как и его слуги. Его убил Лич.

— Алекс! — услышал я выкрик Виринеи из зала.

Бросил Радислава и посмотрел на девушку. Сощурился до боли, чтобы хоть что-то разглядеть.

Она вытянула руку, показывая на боковые двери.

— ЭТО ОН! АЛЕКС! Я УВИДЕЛА, КАК ОН УБИЛ НА РАССТОЯНИИ! ЭТО ЛИЧ!

Теперь я тоже его увидел.

В боковых дверях стоял Тарас Царёв.

В то же время, гостиница «Трувор»

Пимен Троекуров долго не мог найти внука.

Семён всегда был немного странным и нелюдимым, но профессор очень любил его и прощал ему всё, даже болезненную тягу к любопытству. Его мальчик был безвредным и добрым, он никому не желал зла.

— Семён! Ты здесь, дорогой мой?

Пимен заглянул в его комнату, прошёлся мимо рабочего стола, заваленного газетами и фотографиями, покосился на лупу.

И тут услышал хрип из ванной.

Кинулся туда.

Распахнул дверь и…

Его ноги ослабли и подкосились, сердце сковало тяжестью близкого приступа.

— Семён… мальчик мой… — выдавил профессор, опускаясь на пол и не в силах встать.

Его внук лежал в ванной, бледный. Его трясло. Это были симптомы сильнейшего отравления ядом. Неужели внук выпил его сам?

Нет! Конечно, нет!

О, Великое Солнце… это просто сон… или бред… или неправда… галлюцинации…

Пимен пополз к внуку по скользкому кафельному полу ванной.

— Мальчик мой… Сёмушка… мой мальчик…

А он смотрел на деда, не сводя с него больших пытливых глаз, его пальцы дрожали, он пытался что-то сказать.

— Мальчик мой… — не переставал шептать Пимен. — Потерпи… я сниму отравление… только немного потерпи…

— Его имя… — еле слышно захрипел Семён. — Царёв… скажи Бринеру… Царёв… я искал его имя… меня засекли… а потом отравили… скажи Бри… Бри… неру…

Профессор ухватился за край ванны и еле себя поднял.

— Сёмушка мой… господи…

Он склонился над внуком с трясущимися руками. Неизвестно, откуда в нём нашлось столько сил, но Семён был хрупким мальчиком, а любовь Пимена была слишком сильной и большой.

Наверное, поэтому он смог его поднять.

Навалил на себя и на ватных ногах понёс в свою комнату. Пимен уже понимал, что Семён не выживет — ему были слишком хорошо известным подобные симптомы отравления. Яд был смертельный.

Его внуку оставалось всего несколько минут. Не успеют ни врачи, ни боги. Не успеет никто.

Кроме самого Пимена.

Он ввалился в свою комнату вместе с внуком на руках. А там возле рабочего стола стоял его механический голем. Он был не доделан, но профессор знал, что его искусственный мозг практически готов. Не хватало только человеческого мозга для сращивания. Профессор делал противозаконные вещи, такие негуманные и аморальные, что давно ждал кары.

Самой страшной кары!

Но не такой!

За свои великие грехи он был готов отдать всё! Совершенно всё! Но не внука!

И вот теперь перед ним стоял выбор…

— Сёмушка… — прошептал он дрожащими губами, опуская тело умирающего внука на кровать. — Ты бы хотел жить? Мальчик мой… ты бы хотел быть бессмертным и великим? Скажи мне… умоляю…

— Ц-ц-арёв… — продолжал хрипеть Семён. — Скажи Бринеру…

Профессору было плевать и на Царёва, и на Бринера.

ЕГО ВНУК УМИРАЛ!

Но он забормотал, кивая и плача одновременно:

— Конечно, скажу. Мальчик мой, скажу… всё скажу. Но и ты мне скажи, чего ты хочешь? Ты хочешь жить?..

Семён медленно моргнул, его скрутил рвотный позыв, тело передёрнулось в приступе агонии.

Через душераздирающий хрип он ответил деду:

— Хочу… деда. Очень хочу…

Пимен посмотрел на механического голема и приготовился к главнейшему эксперименту в своей жизни. За такое его ждала не просто земная кара, а небесный суд и вечные муки.

Но ради внука он бы пошёл на любое преступление…