— Ну наконец-то, голубчик! — всплеснул руками профессор, когда увидел меня на пороге.

У входа, кстати, остались два охранника, но на этот раз они не стали заходить внутрь и отслеживать все мои разговоры. Это, конечно, не означало, что я тут же должен всё выложить.

Эсфирь повисла на моей шее, крепко обнимая и шепча на ухо:

— Насчёт той белой бусины… Осколки будущего сказали, что это начало чего-то великого и опасного. Ну прямо всё, как я люблю.

Она поёжилась от предвкушения приключений, наконец от меня отлипла и уже громко объявила:

— По всем каналам про тебя говорят, Алекс! И ни разу не пожелали тебе смерти, представляешь! Даже непривычно! Ты теперь герой! А ещё — избранный!

— Кто?.. — опешил я.

— Избранный! — с удовольствием повторила Эсфирь. — Виринея Воронина так в интервью сказала, а по её лицу сразу видно, что врать она не будет.

Я потёр лоб.

Неужели они всё-таки оставили это в интервью и не вырезали к чертям?

«Избранный»…

Насколько серьёзно мне это аукнется, ещё предстояло оценить.

— Почему она назвала тебя избранным? — сощурился Семён. — Что тебя с ней связывает? Почему ты бросился спасать именно её? Ты знал её раньше? Ты с ней встречаешься, да?

Мне в очередной раз захотелось ему врезать.

— Поверь, когда ты будешь падать с червоточину, я не буду тебя спасать, а то мало ли, что про нас подумают.

— А-а?.. — опешил Семён.

Он опять не нашёлся, что сказать.

— Ну всё, друзья, не будем обострять тему, — тут же влез профессор Троекуров. — Лучше, расскажите, Алексей, что вы там видели? В червоточине.

Я рассказал примерно то же самое, что говорил в интервью. Добавил пару новых деталей для правдоподобия.

— Нет, чего-то не хватает, — поморщился Семён. — Почему ты пошёл именно в пекарню Мефодия? Ты же не переносишь големов. У тебя меняется выражение лица, когда ты их видишь. Особенно левая сторона. Очевидно, что…

— Я не знал, что в этой пекарне работает голем, — перебил я его.

— Все знали, а ты не знал? Подозрительно.

Профессор не выдержал.

— Хватит, Семён! Уйми своё болезненное любопытство! Где твоё воспитание? У Алексея был трудный день, ему нужно отдохнуть! — Он подошёл и похлопал меня по плечу, а сам тихо спросил: — Ты же расскажешь нам всё хотя бы за завтраком?

Меня спасла Эсфирь.

Она вцепилась мне в руку и потянула по лестнице наверх.

— Всем доброй ночи! Алекс очень устал!

Семён проводил нас подозрительным взглядом, а профессор рассмеялся, но вдруг его смех резко оборвался, а потом послышался стон невыносимой боли.

Я резко остановился на ступенях лестницы.

— Профессор? С вами всё в порядке?

— ЗУ-У-У-У-УБ! — простонал он, обхватив левую сторону лица ладонью, и прошепелявил: — Веш-шь день ш-шегодня ноет. М-м-м-м-м-м… невынош-шимо…

Потом сунул палец в рот и… вытащил выпавший зуб.

Все скривились от такого зрелища. Все, кроме Эсфирь.

— Ну вот! Я же говорила! — победно объявила она. — Говорила, что у вас зуб выпадет! Послезавтра! А оно как раз сегодня! Ура!

Девчонка потопала наверх.

Профессор со вздохом посмотрел на меня, а потом — на свой выпавший зуб.

— Пророки вш-шегда так безжалош-штны… жеш-штокие люди…

Оставив Троекурова с его зубом в гостиной, я наконец добрался до своей комнаты.

Эсфирь, конечно же, вошла со мной и устроилась в кресле вместе с ногами.

— Ну а теперь рассказывай! Хочу подробности!

— Ты же все новости уже посмотрела, — напомнил я, стягивая пиджак и ослабляя галстук на шее. — Там знают даже больше подробностей, чем я сам.

— Ну нет! От меня ты никуда не денешься! Кто у нас избранный? Ой, это же ты! — Эсфирь тут же приступила к расспросам.

Примерно таким же, какие были у Семёна. Как ты закрыл червоточину? Что там внутри? Почему ты в неё прыгнул?

Не получив ответа, она закатила глаза.

— Ничего не скажешь, да? Думаешь, я слишком маленькая для правды?

После этого она внезапно переключилась на вопросы о Виринее, хотя у Эсфирь на этот счёт были свои догадки.

Пророческие, разумеется.

— Ты ходил к ней на свидание, да? Ну точно. А потом с ней спал, как я и предсказывала? Ну конечно. Это же очевидно. Ты бы просто так за ней потом в яму не прыгнул. Надеешься ещё раз переспать? Факт! Мужская психология. Все мои предсказания сбылись! Даже зуб у профессора выпал, а это уже статистика!

Я устало вздохнул.

Хотел уже по привычке сыронизировать на тему того, что сбываются только самые неприятные предсказания Эсфирь, но тут подумал о том, что ведь действительно: сбылось всё, что говорила пророчица.

Всё, кроме одного.

С некроманткой я так и не переспал. И дело было не в том, что я об этом постоянно думал или прожить без этого не мог, но факт настораживал.

Утром я бы не придал этому значения, но после того, как сбылось всё, что говорила Эсфирь, даже пустяковые мелочи, я стал иначе смотреть на её дар.

— Эй, Алекс? Что с тобой? — забеспокоилась Эсфирь, сразу ощутив смену моего настроения.

Глянув на часы, я нахмурился.

До окончания дня оставалось два часа.

Возникло беспокойство. Вроде бы, на пустом месте, но я привык доверять интуиции, а она говорила, что с некроманткой нужно встретиться, и что Виринея может быть в опасности.

Не знаю почему.

Да, с ней отправилась охрана. И скорее всего, караул так же встанет на входе в её дом, как и у меня. Но этого может быть недостаточно. К тому же, девушка говорила про какой-то подвал…

Я быстро накинул пиджак, уже понимая, что должен отправиться к ней и всё проверить.

Плевать, если это будет ложная тревога.

— Что ты видела про ту девушку и меня? — спросил я у Эсфирь. — Мне нужна каждая деталь твоего пророчества насчёт «послезавтра». Особенно о том, где это случится…

— Зачем тебе пророчество? — заволновалась Эсфирь, ёрзая в кресле.

— Просто скажи мне, что ты видела. Место, время, детали. — Я подошёл к ней и навис горой. — И быстрее.

Она округлила глаза.

— Так ты не спал с некроманткой, да?..

Мне сквозь землю хотелось провалиться, видя, как ребёнок задаёт мне такие вопросы. Но дело было важным.

Понимая, что я вот-вот разозлюсь, Эсфирь сразу добавила:

— Да я же отрывками видела. Это осколки будущего! Ос-кол-ки! А я маленькая, если ты не заметил. И ранга у меня нет даже первого, я могу что-то не так понять. — Она нахмурилась, а потом резко вскочила с кресла и указала на окно пальцем: — Стекло! Там было стеклянное окно или что-то такое! Вы целовались у окна!

— Что было за окном? И что за комната? — тут же спросил я.

Эсфирь приложила кулаки к вискам и прикрыла глаза, вспоминая детали.

Мне бы, конечно, не хотелось, чтобы десятилетняя девочка вспоминала картины того, как я с кем-то сплю, но сейчас это было неважно. Главное — понять, где может находиться Виринея в эти последние два часа до окончания дня.

— Кажется, это оранжерея… с цветами… — забормотала Эсфирь, хмурясь с закрытыми глазами. — Вы набросились друг на друга прямо там, как придурки… стали целоваться… потом переместились на диванчик у кадки с кустом роз… — Она вдруг покраснела и захихикала. — Алекс… ну ты даёшь… неужели мальчики такое умеют?

— Так, всё. Больше ничего вспоминать не надо, — оборвал я её, направляясь к двери. — Сиди дома и никуда не суйся. И береги белую бусину, что я тебе дал. Как зеницу ока.

Она распахнула глаза и бросилась за мной, но не для того, чтобы остановить, а чтобы предупредить:

— Алекс! Только не уколись розой!

Я сбежал по ступеням вниз. Троекуров в это время возился с аптечкой и бубнил, что «мятное драже — вселенское зло», а его внук Семён читал рецептуру какого-то средства от зубной боли.

Бросив им, что скоро вернусь, я выскочил за дверь.

Там стояла охрана, которая и была мне нужна.

— Где живёт госпожа Воронина? Пусть её проверят. Сообщите своим, что она может быть в опасности.