Что касается Стекля, которого в исторической литературе часто изображают чуть ли не как «злого гения» продажи Аляски, то его мнение, скорее всего, не было определяющим, а лишь сыграло роль последнего довода, перевесившего чашу весов. Стекль не относился к числу доверенных лиц, допущенных к монаршей особе, однако же он сумел завоевать расположение Александра II, умело поддерживая образ главного эксперта по США в Российской империи. В какой степени этот дипломат, рожденный в Стамбуле, сын австрийца и итальянки, попавший в русскую дипломатию по случайности, желал отстаивать национальные интересы России, остается вопросом. Известно, что за долгие годы своего пребывания в Вашингтоне он обзавелся не только женой-американкой, но и дружескими связями со многими влиятельными политиками, в том числе с государственным секретарем США в 1861–1869 гг. У. Сьюардом — главным сторонником покупки Аляски. Русского посланника в Вашингтоне годами обхаживали на предмет сделки: бесконечные рауты, обеды, прогулки, пикники, доверительное общение с высшими кругами американской элиты. Учитывая крайнюю нечистоплотность американской политики тех лет, можно практически точно предполагать, что дорогие подношения от американских «друзей» также делались на регулярной основе. Неудивительно, что со временем продажа Аляски стала для Стекля идеей фикс[187].
Показательно, что в ходе подготовки к решающему совещанию у императора его участники пытались вновь подкрепить свои доводы фактами и цифрами, которые доказали бы несостоятельность всего проекта Русской Америки. Однако статистика вновь свидетельствовала об обратном. Так, Рейтерн запросил мнение Государственного банка Российской империи, но получил недвусмысленный ответ: да, РАК находится не в идеальном состоянии, но вредной для казны считаться никак не может, приносит определенную прибыль и вполне может успешно развиваться. Излишне говорить, что подобные оценки до императора просто не были доведены.
Протокола декабрьского совещания в МИД до нас не дошло (или он вообще не был составлен), однако, по всей видимости, ничего нового в плане аргументации на нем не прозвучало. Принципиальным было то, что ни одного человека из тех, кто мог бы обоснованно возразить этим доводам, в кабинете не присутствовало. По сути, именно так — кулуарно, поспешно, без экспертной оценки, на основе неполной, а во многом и вовсе недостоверной информации — за считанные часы в декабре 1866 г. была решена судьба всей Русской Америки. По итогам совещания Стекль получил краткую инструкцию — ехать обратно в Вашингтон и предложить американцам Аляску, имея в виду выручить за нее не менее 5 миллионов долларов.
Сегодня трудно сказать, чем именно руководствовались участники совещания, назначая подобную сумму. По современным меркам, она довольно скромная — около 90 млн долларов в пересчете по курсу 2020 года (впрочем, следует понимать, что при уровне цен 1867 года это были значительно более существенные деньги, особенно если учесть, что они должны были выплачиваться золотом). За эту сумму Петербург предполагал уступить территорию площадью более чем 1,5 млн кв. километров. Вполне вероятно, что цену назначали исходя из опыта других подобных приобретений Вашингтона. Например, в 1803 г. Луизианская покупка[188], в общей сложности около 2,1 млн кв. километров, стоила американцам в пересчете на текущий курс около 345 млн долларов. Таким образом, Франция в 1803 г. получила за один кв. километр около 160 нынешних долларов, Россия же в 1866 г. рассчитывала на 60 долларов. Конечно, на землях Луизианы проживали многочисленные индейские племена, которым также позднее пришлось платить за их земли (если дело нельзя было решить силой оружия), но при этом луизианская территория была гораздо более обжитой и обладала значительно более развитой инфраструктурой, чем Аляска, — взять хотя бы крупный морской порт Новый Орлеан. В то же время к 1866 г. Аляска так и не стала многолюдным краем: численность населявших ее русских не превышала 800 человек, к этой цифре нужно добавить около 10 тыс. местного населения, жившего под властью России, и около 20–30 тыс. «неподвластных» индейцев. Видимо, именно подобного рода факты и формировали общую картину у Александра II, посчитавшего Русскую Америку пустыней, за которую можно предложить сумму меньше, чем в свое время запросили наполеоновские власти за Луизиану.
В столбце «План» приведены данные для продажи Аляски по изначально запланированной Петербургом цене в 5 млн долл., в столбце «Факт» — для итоговой цены в 7,2 млн долл.
Что можно с полной уверенностью сказать по поводу запрошенной Петербургом суммы, так это то, что она не могла сыграть никакой существенной роли в улучшении финансового положения государства. Между тем именно на этот аргумент особенно напирал Рейтерн: продажа Аляски якобы должна была значительно поправить дела казны. Достаточно сказать, что итоговая сумма поступивших средств — порядка 11,3 млн рублей — составляла ничтожную часть общих расходов государства, исчислявшихся тогда в размере около 400 млн рублей ежегодно. Очевидно, что опытный финансист Рейтерн не мог этого не понимать.
Возникает вопрос: знали ли российские власти о том, что Аляска — не пустыня, а богатейшая кладовая природных ресурсов — золота, серебра, меди, железа, олова, цинка[189]? Ответ на этот вопрос однозначен: об этом было известно. Например, о том, что на Аляске можно успешно и в больших масштабах добывать золото, знал еще в начале XIX века главный правитель Баранов. Более того, в 1850-е — 1860-е годы золотоискатели уже постепенно проникали на российские территории и составляли крупную проблему для местных властей. О золоте Русской Америки писал и посланный с ревизией капитан-лейтенант Головнин, указывавший на то, что продажа крепости Росс в Калифорнии в 1841 г. уже была сопряжена с потерей больших потенциальных доходов от золотых приисков, которые обнаружились на ее территории. В целом ресурсный потенциал Аляски на момент ее продажи был известен уже достаточно хорошо. Присутствовало и понимание того, что США желают заполучить все эти богатства и будут всячески подталкивать Петербург к сделке. Уже упоминавшийся выше адмирал Врангель, проведя в 1850-е годы по распоряжению великого князя Константина оценку возможной стоимости полуострова, докладывал: «Богатые угольные запасы, лед, строительный лес, рыба и превосходные морские порты представляют гражданам Соединенных Штатов такие огромные выгоды, что правительство Штатов не должно бы затрудняться в приобретении этих выгод сравнительно незначительной суммой»[190].
События, последовавшие за решением Александра II в декабре 1866 г., полностью подтвердили эти слова. Американцы не просто были готовы к покупке Аляски, складывается впечатление, что они уже заранее были уверены в том, что сделка осуществится. Об этом может свидетельствовать хотя бы та быстрота, с которой была совершена эта грандиозная покупка. В середине февраля Стекль прибыл в Нью-Йорк, текст «Конвенции об уступке Северо-Американским Соединенным Штатам Российских Северо-Американских Колоний» был подготовлен в считанные недели, а его подписание состоялось 18 (30) марта 1867 г. Представляется маловероятным, чтобы власти США смогли оформить подобное соглашение за два месяца, если бы не были готовы к нему заранее и не провели внутреннее согласование всех его параметров.
Любопытно, что сам У. Сьюард настолько торопился с заключением соглашения, что настоял на его подписании среди ночи, для чего пришлось собирать разошедшихся по домам клерков, а затем уговорил президента США Э. Джонсона созвать уже ушедший на каникулы Сенат для ратификации договора. Энтузиазм американской стороны выразился и в более выгодных для России условиях продажи: Вашингтон не только не подумал торговаться, Сьюард сам без раздумий предложил сумму в 7,2 млн долларов. В Петербурге новость встретили восторженно, записав это достижение в актив Стекля и его искусной дипломатии. В реальности же, как представляется, американцы прекрасно понимали, что даже значительно большее вознаграждение не будет чрезмерным для той территории, на которую они нацелились. Можно было предложить и более заманчивую цену, тем более что для американской казны сумма отнюдь не была неподъемной. Через несколько лет после продажи полуострова властям штата Нью-Йорк пришлось уплатить почти вдвое больше за единственное здание окружного суда высотой в три этажа, построенное под руководством известной в те времена группы мошенников.
