Как следствие, второй срок Рейгана был ознаменован несравненно более мягкой и конструктивной линией в отношении главного геополитического соперника. Вновь началось «наведение мостов», а потом — и прямые личные контакты американского лидера с М. Горбачевым, занявшим в марте 1985 года пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Именно радикальная смена курса, затеянная последним, стала многообещающим знаком для Вашингтона, где с облегчением осознали, что игра ядерными мускулами начинает терять актуальность. На этом фоне рейгановский разворот к диалогу выглядел не как тактический маневр, а как великодушный ответный жест.
Эскалация напряженности, действительно, оказалась излишней после 1985 года. То, что не смогли сделать американские военные, сделала экономика. Внутри стран Варшавского договора начали появляться серьезные признаки внутренних разногласий, вызванные в первую очередь недовольством населения крупными провалами административной хозяйственной модели. В Польше стремительно набирало силу профсоюзное движение «Солидарность» под руководством Л. Валенсы, в Чехии делали первые шаги будущие творцы «бархатной революции» 1989 года, в Болгарии, Венгрии и Румынии готовилась почва для свержения власти. Все эти события не просто укладывались в общее русло геополитической стратегии Вашингтона, который год от года наращивал внимание к тематике прав человека в социалистическом лагере, но и проходили при его активном содействии.
Огромную роль сыграла и ситуация на сырьевых рынках. Итогом продуктивных переговоров с арабскими государствами — поставщиками нефти (в первую очередь Саудовской Аравией) стало обрушение цен на жидкие углеводороды, что благотворно сказалось на экономике США и нанесло еще один тяжелый удар по советскому народному хозяйству, и без того переживавшему непростые времена.
Финал правления Рейгана совпал с новым пиком его популярности. Лишь законодательное ограничение на третий президентский срок не позволило ему повторить опыт Ф. Рузвельта. Этой популярности он обязан прежде всего создавшейся у американцев иллюзии того, что изначально придерживавшийся стратегии «жесткой силы», лидер смог перейти к «мягкой силе», благодаря чему впервые за десятки лет мир смог увидеть признаки близкого конца противостояния двух сверхдержав. И хотя это событие пришлось на правление его преемника, Дж. Буша-старшего, в памяти американцев Рейган остался как «президент, заложивший основы для победы в холодной войне»[359]. Эта оценка помешала последующим поколениям критически проанализировать рейга-новскую стратегию и извлечь из нее уроки на будущее.
Конец Ялтинско-Потсдамской системы со всеми ее противоречиями и сложной совокупностью многоуровневых компромиссов был стремительным и во многом нелогичным. Состоявшийся в 1986 году XXVII съезд КПСС, призванный продемонстрировать готовность советского руководства к конструктивному диалогу с Западом, был воспринят США как свидетельство явной слабости государства на международной арене. Выдвинутая Горбачевым концепция «одинаковой безопасности» легла в основу так называемого нового политического мышления, которое в глазах Запада стало завуалированным признаком готовности СССР сложить с себя полномочия сверхдержавы. Особенно характерен был проведенный Горбачевым одномоментный поворот в сторону деидеологизации внешнеполитической стратегии СССР. В отличие от Москвы, Вашингтон от своей идеологии никогда не отказывался.
Вслед за этим начались реальные односторонние уступки. Хотя советско-американский саммит в Рейкьявике в 1986 году не увенчался конкретными результатами, Вашингтон убедился в том, что СССР близок к отказу от своих переговорных позиций по вопросам ядерного оружия. В 1991 году это выльется в договор СНВ-1, положивший начало подрыву ядерного паритета. Ранее, в 1987 году, был подписан Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД), которым уничтожался этот класс вооружений СССР и США. За его рамками остались крылатые ракеты морского базирования «Томагавки», которых в то время не было у Советского Союза. Этот дисбаланс был преодолен лишь в 2015 году с появлением у России принципиально новых систем вооружения, в том числе ракет «Калибр».
Инициативы по ядерному разоружению, озвученные в Рейкъявике, в итоге привели к усилению позиций США как ядерной державы. Апофеозом процесса односторонних уступок стала встреча на Мальте в декабре 1989 года, в ходе которой Горбачев и Буш-старший объявили об окончании холодной войны. Со стороны США наша страна получила всевозможные устные заверения — о невмешательстве в дела в Восточной Европе, о сохранении НАТО в прежних границах. Ни одно из этих обещаний не было выполнено.
Наиболее характерным примером, по всей видимости, стало так и не реализованное США и их союзниками обещание воздержаться от продвижения на восток Североатлантического альянса. Напомним, что главным противником НАТО была Организация Варшавского договора (ОВД), созданная в 1955 году в ответ на вступление в западный блок ФРГ.
В то время пока США и их партнеры в конце 1980-х гг. лишь давали смутные обещания, которые потом были попросту забыты, СССР шел на беспрецедентные геополитические уступки. Если в 1945 г. Советский Союз не дал Германии погибнуть как государству, то на излете холодной войны именно Москва внесла решающий вклад в воссоединение этой страны. Впрочем, впервые с такой идеей выступил не кто иной, как Сталин, по поручению которого в марте 1952 года в адрес США, Великобритании и Франции была разослана нота. В ней отмечалось, что СССР готов согласиться на объединение ФРГ и ГДР, причем в едином государстве. Москва была готова допустить существование вооруженных сил и оборонной промышленности. Основным условием ставилось неучастие объединенной Германии в военных блоках, и именно из-за него предложение Москвы было отвергнуто Западом, который видел в ФРГ один из ключевых элементов сдерживания СССР посредством НАТО.
Когда тремя с половиной десятилетиями позже, в конце 1980-х годов Москва снова заговорила о возможном объединении страны, то главными оппонентами этой инициативы вновь выступили западноевропейские державы, прежде всего Лондон и Париж. К примеру, убежденным противником воссоединения ФРГ и ГДР стал тогдашний президент Франции Ф. Миттеран, который полагал, что единая Германия станет «неконтролируемой силой». Интересно, что его возражения имели не только военно-политический, но и экономический характер. Французский лидер открыто заявлял, что объединенная Германия будет «индустриальным колоссом», который, очевидно, составит конкуренцию Франции. На основании этих соображений Миттеран приложил немалые усилия для срыва переговорного процесса об объединении, а в его окружении даже начали говорить о необходимости возродить русско-французский военный союз антигерманской направленности по образцу Антанты. Не меньше возражений идея слияния ФРГ и ГДР вызывала у премьер-министра Великобритании М. Тэтчер (она отмечала, что «Германия со времен Бисмарка непредсказуемым образом металась между агрессией и неуверенностью в себе»[360]), руководства Италии, а также у целого ряда других европейских стран.
При этом США с энтузиазмом восприняли данную идею. Причина была простой — в объединении Германии они увидели возможность качественно переформатировать европейскую геополитику в сторону усиления американского контроля над ней. Речь шла, в первую очередь, о дальнейшей экспансии НАТО на восток. Впрочем, в контактах с Москвой американцы озвучивали совсем иные заявления. В феврале 1990 года госсекретарь США Дж. Бейкер заявлял министру иностранных дел СССР Э. Шеварнадзе, что Германия будет жестко привязана к НАТО, но взамен будут даны «железные гарантии того, что юрисдикция или силы НАТО не будут продвигаться на восток». Эти же обещания он давал Горбачеву. В заявлении на пресс-конференции в Москве Бейкер публично подтвердил эти предложения. В пресс-релизе Госдепартамента США Бейкер «дал понять, что США поддерживают объединенную Германию в НАТО, но готовы обеспечить то, что военное присутствие НАТО не будет расширяться далее на восток»[361]. Наконец, это обещание публично подтвердил и канцлер ФРГ Г. Коль. Сразу после выступления Коля Москва дала добро на запуск процесса объединения двух Германий.
