Во время встречи лидеров держав-победительниц в Потсдаме американский лидер не преминул сообщить Сталину, что теперь у американцев есть новое оружие, обладающее невиданной ранее разрушительной мощью. К удивлению Трумэна, на советского руководителя это сообщение не произвело ни малейшего впечатления. Американец поспешил сделать вывод, что Сталин просто не осознал, о чем идет речь. Конечно, советский лидер прекрасно понимал, что американцы испытали свою атомную бомбу, как понимал он и то, что собственная бомба не будет разработана в течение еще одного-двух лет. В то же время Москве, регулярно получавшей разведывательную информацию об американской ядерной программе, было понятно, что попытки США запугать СССР бомбой пока что остаются больше блефом. Слишком мало ядерных боеприпасов имелось в распоряжении Вашингтона, не говоря уже об их несовершенстве и необходимости доставлять их к цели.
Тем не менее Трумэн, который долго размышлял над способами заставить Японию капитулировать таким образом, чтобы заодно показать русским свою силу и нежелательность их вмешательства, восторженно ухватился за идею атомной бомбардировки территории противника. Эта идея вызвала отторжение и критику со всех сторон. Так, группа задействованных в Манхэттенском проекте ученых во главе с Л. Силлардом обратилась к президенту с просьбой воздержаться от атомных бомбардировок Японии, которая, как справедливо отмечали разработчики бомбы, была готова капитулировать. Отдавая должное желанию Трумэна образумить японцев, а заодно поиграть мускулами на виду у Москвы, Силлард и его коллеги предложили устроить еще одно испытание атомного устройства — на этот раз в присутствии международных, в том числе и японских, наблюдателей. Ученые справедливо полагали, что такая демонстрация заставит Токио капитулировать.
Одновременно группа ученых из Чикагского университета во главе с нобелевским лауреатом Дж. Франком подготовила для президента доклад («Доклад Франка»[311]), в котором обстоятельно обосновывалась пагубность плана нанесения атомных ударов по Японии для будущего самих Соединенных Штатов. Как и письмо Силларда и его коллег, этот документ остался без внимания со стороны Белого дома.
Однако не только представители научной общественности, но и многие видные политики и военачальники выступили против трумэновских планов массового убийства мирных жителей во имя эфемерных политических интересов. Нужно отдать должное американскому военному командованию: подавляющее большинство генералов и адмиралов, возглавлявших вооруженные силы США во Вторую мировую войну, выступили против планов атомной бомбардировки. Здесь можно отметить имена таких генералов, как Д. Эйзенхауэра, Д. Макартура, Дж. Маршалла, Г. Арнольда, К. Лемэя, адмиралов — Ч. Нимица, Э. Кинга, У. Лихи. Примечательно, что даже руководство американских ВВС (Арнольд, Лемэй), не видевшее ничего предосудительного в уничтожении японских городов с воздуха, не поддержало идею президента. Военный министр Г. Стимсон, который первым рассказал новому президенту об атомной бомбе, также высказался против задуманной операции. Генерал Маршалл заявил, что если президент тверд в своем намерении опробовать новое оружие на территории противника, то нужно хотя бы довести до него информацию о целях готовящихся ударов, чтобы дать возможность заблаговременно эвакуировать мирное население, тем более что японцы, потерявшие практически все самолеты, заведомо не могли бы предотвратить удар[312].
Аргументация противников атомных бомбардировок была разнообразна. Прежде всего подчеркивалось отсутствие военной необходимости наносить подобный удар по стране, которая уже не имеет возможности эффективно сопротивляться и ждет лишь одного — гарантий безопасности императора. Критики идеи Трумэна обращали внимание на то, что советские руководители мыслят далеко не так примитивно, как представлял себе американский президент: будучи хорошо осведомлены о реальных возможностях Вашингтона в области атомного оружия, они не отреагируют на грубый шантаж со стороны США. Внешнеполитический эффект от применения атомной бомбы, утверждали оппоненты Трумэна, будет обратным: СССР продолжит наращивать военную мощь, исходя из понимания того, что времена Рузвельта прошли и Белый дом окончательно решил вести разговор с позиций силы. Еще одним аспектом, на который указывали противники бомбардировок, была перспектива начала гонки вооружений. Американские ученые вполне справедливо полагали, что СССР форсированными темпами разрабатывает собственную бомбу, физические принципы действия которой не представляют значительного секрета.
Эта аргументация не произвела впечатления на главных сторонников применения атомного оружия против уже разгромленной страны. К таковым относились прежде всего сам Трумэн, Бирнс и Гровс, который не мог смириться с мыслью, что плод его трудов не будет испытан в боевой обстановке (если таковой, конечно, можно назвать удары по мирным городам). Слабо разбиравшийся в технических аспектах ядерного оружия Трумэн заявил Оппенгеймеру, что примитивная наука и промышленность русских в принципе не способна создать атомную бомбу (любопытно, что обслуживавшие американскую пропаганду менее выдающиеся ученые в те годы активно выступали в печати, обосновывая этот тезис). Американский лидер не понимал тех сомнений относительно применения бомбы, которые испытывали люди из его окружения. По-видимому, до последнего дня он так и не смог осознать этого, о чем свидетельствует одно из интервью, данное им на склоне лет. Когда журналист принялся осторожно расспрашивать бывшего президента о том, как, наверное, непросто далось ему решение о бомбардировке Хиросимы и Нагасаки, Трумэн лишь щелкнул пальцами, заметив, что именно так оно и было принято.
Итак, принципиальное решение о бомбардировке было принято, однако оставался вопрос о выборе цели. Этот вопрос рассматривал специальный комитет во главе с генералом Гровсом, который следующим образом сформулировал требования к объекту будущего удара: «Выбранные цели, должны быть таковы, что бомбардировки повлекут за собой самые неблагоприятные последствия для стремления японского народа продолжать войну. Помимо это, они должны иметь военный характер, представляя собой важные узлы управления или места скопления войск, а также центры производства военной техники или предметов снабжения. Для того, чтобы мы смогли точно оценить эффект от применения бомбы, цели не должны быть затронуты предшествующими воздушными рейдам. Было бы также желательно, чтобы первая цель имела такой размер, который позволит полностью локализовать ущерб в ее пределах — таким образом, чтобы мы смогли более определенно измерить мощность бомбы». Исходя из этих формулировок, становится очевидно, что в дополнение к политической направленности атомные бомбардировки Японии имели характер исключительного по своей жестокости «эксперимента», призванного выявить реальные возможности нового оружия. О военной целесообразности операции речи не шло априори.
Вскоре, однако, выяснилось, что во всей Японии едва ли найдется объект, который бы идеально отвечал данным требованиям, поскольку за несколько месяцев 1945 года американская авиация успела разбомбить все более или менее значимые города на территории противника. Тем не менее был составлен список городов, в той или иной степени подпадающих под описанные критерии. Этот список включал в себя Иокогаму, Нагою, Осаку, Кобе, Хиросиму, Кокуру, Фукуоку, Нагасаки и Сасебо. Позднее к этому списку был добавлен еще целый ряд городов, включая Киото — культурную столицу Японии. Киото, однако, был вычеркнут из списка целей лично Стимсоном, который в свое время провел там медовый месяц. В конечном итоге комитет Гровса принял точку зрения, высказанную Бирнсом, суть которой сводилась к тому, что для удара нужно выбрать какой-нибудь завод, окруженный рабочими кварталами, сбросить бомбу без предварительного предупреждения. Последнее делалось в интересах «качества эксперимента», поскольку иначе невозможно было бы оценить количество жертв нового оружия.
