Флин улыбнулся в ответ.

— Что именно вы делали, когда я стоял там, — он кивком указал за окно. — И звонил битый час?

Добродушное выражение, которое успело всплыть на лице старосты с минуту назад, стерлось без следа. Он нахмурил лоб — брови поползли вниз, из-за чего очки немного съехали набок.

— Да ничего я не делал! Дремал прямо здесь, вот в этом кресле.

Флин, боясь упустить момент, тут же вызвал мыслеобраз и...

Не увидел ничего. Так-так, становится все интереснее и интереснее. Теперь сомнений нет — староста нагло врет в лицо дознавателю. Остается понять — о чем и зачем?

Флин научился мыслеобразам еще до того, как судьба привела его на должность в полицейское управление Кентара. Трюк очень простой, даже кровь пускать не надо — достаточно сжечь жалкие крупицы крови прямо в капиллярах. И тогда перед глазами возникала четкая картинка — идеальная копия того, что видел собеседник в нужный момент времени.

Конечно, если бы все работало идеально, то Флин давно бы прослыл легендой криминального сыска всей Ал’Терры, ведь ни один подозреваемый не смог бы ему врать. Можно было бы увидеть преступление глазами самого преступника! Эх, если бы... Но в мыслеобразах крылся один изъян — они появлялись только в тех случаях, когда собеседник не против был поделиться мыслями. Проще говоря — если человек не хотел ничего скрывать, то картинка из его глаз получалась четкой и яркой. А если же он что-то скрывал... То чаще всего Флин видел лишь туман.

Тоже полезно — сразу знаешь, что человек тебе врет. Но в чем именно? Вот это вопрос.

И Доуэлл врал. Врал с самого начала, как только Флин так неудачно для старосты завалился к нему в дом.

«Что же ты скрываешь, старый пень?»

Староста молча глядел на дознавателя, плотно сжав губы в полоску. А Флин размышлял, как быть дальше — давить на него или пока подождать? Наверное, лучше сначала поглядеть на этого Себастьяна, а заодно еще разок переговорить с Мердоком — возможно, он знает больше. А Доуэлл... Пусть пока помучается.

— Тогда я пойду. Спасибо за чай.

До самых дверей староста топал за ним по пятам, громко сопя носом. А на пороге, уже собираясь выходить в прохладу и темноту вечера, Флин, поколебавшись, развернулся и еще раз скользнул взглядом по пухлой и нескладной фигуре старосты. В гримасе старика одновременно читались облегчение и тревога.

— Кстати, забыл сказать — я проверил весь ваш список. Все чисты.

— Рад это слышать, — пробурчал Доуэлл, хотя его мимика говорила о другом.

— Тогда еще... — начал Флин, но осекся на полуслове.

Резкий звук позади старосты вклинился в разговор, заставив обоих собеседников вздрогнуть. Где-то в глубине дома отчетливо и ясно скрипнула половица.

Флин поднял бровь.

— Вы и вправду дома один?

— Я уже сказал все, что нужно. Отдыхайте, пэрр Рубис, — ответил Доуэлл и рывком захлопнул дверь прямо перед носом столичного дознавателя.

Да уж, с тоской подумал Флин, этот поселочек совсем не так прост, как кажется. И сюрпризов, похоже, вскроет еще не мало. Вот и план на завтра: сходить к богатому щеглу, по пути немного поковырять Мердока вопросами и взять за жабры Доуэлла, если получится. А дальше будет видно.

В трактир Флин возвращался в непонятном настроении — вроде и день даром не прошел, но как будто все только запуталось еще сильнее. Заказав ужин (в зале вкусно пахло тушеным мясом и картошкой), он поднялся по лестнице на второй этаж, горя желанием наконец-то скинуть грязную одежду и хорошенько умыться. Но когда подошел к двери, нашаривая в кармане плаща ключ, внутри все словно взорвалось — волна страха пробежала по хребту и сковала кожу морозной коркой.

Страж исчез. В комнате кто-то был.

Рука потянулась к кобуре на поясе — застежка растегнулась, и в ладонь легла родная рукоятка револьвера. Поставить бы защиту, но как узнаешь, кто там внутри? А резать себя прямо в коридоре — плохая идея. Если страж сработал как надо, то гость уже давно ушел восвояси, но...

Но всегда бывают нюансы.

Взявшись за ручку, Флин медленно толкнул дверь — не заперта, ну конечно. Так, надо собраться.

Флин мощным пинком распахнул дверь (если бы за ней кто-то прятался, то уже не смог бы взять неожиданностью) и в то же время юркнул внутрь, ведя дулом револьвера по комнате.

У окна, прислонившись к подоконнику, притаилась фигура — фонари с главной площади светили ей в спину, очерчивая сияющим ореолом. Флин прицелился — палец замер на спусковом крючке, готовый двинуться в любой миг.

— Не советую, — голос прозвучал прямо в голове у дознавателя. — Я не враг. И нам очень нужно поговорить.

Беда никогда не приходит одна.

Так всегда приговаривала его мать, и Киана, если честно, эта фраза бесила — какая-то бесполезная мантра, как будто иначе и быть не может, а случись чего, то нужно просто грустить и ждать, что дальше будет еще хуже. Но на этот раз поговорка сама всплыла в мыслях и уже не вызывала такого отторжения.

Потому что оказалась правдивой.

Все началось в тот самый день, когда он проснулся в комнате у рыжеволосой Найлы с больной башкой и тут же получил нагоняй от Гейбрила. Если, конечно, покопаться глубже, то на самом деле он влез в это дерьмо еще в Кентаре, когда устроил памятную заваруху и отец выслал его от греха подальше в вонючий Кейл, но даже это было терпимо вплоть до утра одного из сентябрьских дней.

Вот с тех пор все совсем пошло наперекосяк.

А ведь в первое время он думал, что обошлось. После нашествия Варры на штаб и проверки складов в порту все затихло на неделю-другую. Киан уж начал забывать историю про тени из воды, почаще навещал Найлу, рубился в карты с Нейтом и даже старый Гейбрил его особо не доставал, но затем все посыпалось ровнехонько в шриаловы склепы. Княжич почти физически чувствовал, как под ним проваливается земля, а наружу тянутся когтистые лапы дэвов Шриала и тащат, тащат его вниз.

Так вот, недели через две после первого появления, неизвестные воры объявились опять. Со складов пропадали продукты, инструменты, рыба, а охранники ничего не могли с этим поделать.

— Я бегу, а оно тудысь! И в воду, — вот, что типично слышал Киан от нерадивых сторожей.

Старшина Тарик заставлял своих ребят дежурить ночью в порту — в такие дни преступники не отсвечивали, но стоило ослабить хватку, как кражи тут же возобновлялись. Киан тоже пару раз посылал гвардейцев на ночные прогулки, но толку от этого не было никакого.

— И что мы будем с этим делать? — спрашивал Нейт, выслушивая очередную гневную тираду от Варры и других купцов.

Киан только кривился.

— Мы? А с каких пор это наше дело?

Ситуация его злила. Их часть поставили в Кейле следить за порядком на случай, если шартехцы совсем оборзеют. Но какое им дело до воров? Есть управа, старшина, у самих купцов охрана и сторожа, в конце концов! Княжеская гвардия-то тут при чем? Но все почему-то ждали помощи именно от нее, и Киан принимал это на личный счет — он ведь командир, и если он ничего не прикажет, то гвардейцы и с места не сдвинутся. А это значит, что местные всех собак повесят на него — и так уже говорок по кабакам да трактирам пошел. Ну за что это ему?

Даже легкомысленный обычно Нейт и тот, казалось, встревожился не на шутку и постоянно докапывался к княжичу: что МЫ будем делать?

«Да не знаю я! Отстаньте все!», — хотелось заорать Каину во весь голос, но он молчал, и на то были две причины.

Во-первых, нужно держать авторитет. Если отмахиваться от проблем и делать вид, что ничего не происходит, пусть к этой ситуации они и не имеют отношение, то его перестанут уважать не только купцы, но и свои подчиненные. Они и так вряд ли его сильно уважали — многие до сих пор воспринимали его как изнеженного княжеского сынка, которого приходится слушаться только из-за устава. Но совсем уж опускаться в их глазах — это путь в никуда.

Во-вторых, и это Киана бесило, в глубине души он и сам не хотел оставаться в стороне. Ему попросту было бы стыдно сидеть сложа руки.