Чтобы скрасить ожидание, я полезла в Интернет за информацией о его покойной жене, Анджелике. Я помнила, какая шумиха поднялась в прошлом году, когда стало известно, что она погибла. Я тогда отчаянно прокрастинировала и поэтому излазила все соцсети и сайты, посвященные знаменитостям, – но без толку, супруги Эшервуд тщательно скрывали личную жизнь. Поэтому до сегодняшнего дня я фактически ничего не знала об Анджелике: кем она была, чем зарабатывала на жизнь, даже как выглядела. В голове застрял только заголовок, который дублировался тогда из новости в новость:

Анджелика Эшервуд трагически погибла в автокатастрофе в возрасте тридцати одного года.

Теперь мне удалось разыскать даже несколько старых фотографий, снятых издали явно каким-то папарацци – Эш и его жена на пляже, в бейсболках и солнечных очках и со стаканчиками кофе в руках. Лица было не разобрать, и тем более сложно сказать, была ли она красивой, но мне казалось, что была. Внезапно захотелось встретиться с ней, понять, какая она; узнать в подробностях, что из себя представляет женщина, о которой тоскует Эш, просыпаясь один по утрам. Как и Ноя, меня отличал меланхолический взгляд на жизнь, и именно поэтому Ной стал моей опорой на последнем курсе колледжа, после смерти матери – он понимал черную тоску, царившую в моей душе.

Я листала ссылку за ссылкой, пока не погрузилась в пучину «Реддита». Эшервудам там было посвящено целое сообщество (ну еще бы!), и я минут двадцать изучала посты в нем. Там писали обо всем, от жалоб на купоны из магазинов до теорий о нынешней пассии Эша (а он с кем-то встречался?). А потом глаз зацепился за пост, опубликованный несколько недель назад под заголовком: АНДЖЕЛИКА ЭШЕРВУД ЖИВА!!! Конкретно он гласил: «Итак, я только что видел Анджелику Эшервуд на Карбон бич. Говорю вам, это точно была она!!! Я когда-то разрабатывал ландшафтный дизайн для их поместья и несколько раз разговаривал с ней лично, пока она не «умерла», так что я точно знаю, как она выглядит. Я сказал ей «привет», но она тут же сбежала в дикой панике, что я узнал ее. Муж у нее тот еще Отелло, у меня от него всегда бежали мурашки. Получается, она подстроила свою смерть???»

Стук в дверь раздался так неожиданно, что я подскочила и уронила ноутбук с колен. На часах была половина одиннадцатого, и никто не стал бы искать меня здесь, кроме Ноя.

– Обслуживание номеров, – позвал женский голос.

– Вы ошиблись! – крикнула я в ответ, даже не сдвинувшись с постели.

– Это мисс Фицджеральд? – последовал вопрос.

Я вздохнула, закрыла ноутбук, пересекла номер и открыла дверь. За ней обнаружилась женщина с ведерком со льдом, в котором охлаждалась бутылка «Дом Периньон».

– Я это не заказывала, – сообщила я. В самом деле, странно пить шампанское в одиночку, да и я бы заказала что-то попроще.

Женщина улыбнулась, проигнорировала мои слова и вошла в номер; поставила ведерко на столик и вручила мне записку: «Оливия, простите за задержку, все еще тружусь над переводом. Встретимся завтра снова? Я пришлю машину. Так здорово, что вы согласились работать над проектом. Вы чудо! Ваше здоровье! – Э.».

– Хотите, чтобы я открыла? – спросила женщина, когда я подняла взгляд. Я кивнула и перечитала записку. Вместо того, чтобы просто прислать мне e-mail, как любой другой нормальный человек, Эш прислал бутылку шампанского. Очень дорогого шампанского. Или это просто жест эксцентричного богача, который таким образом подтверждает наше сотрудничество? Эти два дня он устраивал мне испытание, и вот я его прошла?

Вы чудо.

Жар бросился мне в лицо, но тут женщина вручила мне бокал, до половины налитый пузырящимся напитком, и спросила, требуется ли что-то еще. Я сообразила, что, видимо, должна дать ей чаевые, поэтому поспешно перевернула сумочку, найдя только доллар бумажкой и несколько четвертаков, и втиснула ей в руку, бормоча извинения.

Оставшись одна, я вышла на балкон и пригубила шампанское. Оно было гораздо мягче, чем то, простое, что я обычно пила, и я с восторгом посмаковала бархатистое ощущение на языке.

У меня от него всегда бежали мурашки, – всплыли в памяти слова из поста. Но я отпила еще шампанского, растворяясь в восхитительном реве расстилающегося передо мной океана. Мир, в котором жил Эш, был мне, конечно, непривычен, но дорогое шампанское и любопытная история о жене богача из тридцатых годов? Может, мне стоит просто выбросить из головы лишние мысли и наслаждаться тем, что принесет этот новый проект.

– Чем ты тут занимаешься? Он входит в мою комнату без стука, ослабляя галстук и уже с порога хмурясь. Моя комната принадлежит ему. Так же, как и я. У собственности не предполагается наличие чувств, так чего же я все время грущу?

Я поднимаю голову от стола и бросаю взгляд в окно. Оказывается, уже темно. День промчался мимо меня, и – невероятно – уже наступила ночь.

Чем я тут занимаюсь?

Я снова пишу – и это восхитительно. Дает мне чувство свободы. Слова сыплются из головы по рукам, сквозь кончики пальцев, выстраиваясь на чистом листе бумаги. Слова, одно за другим, складываются в предложения, параграфы, смысл. Я так давно не писала, что не сразу вспомнила, какое это завораживающее ощущение. Я забыла волшебную силу слов.

Несколько недель назад я делала уборку и на верхней полке в кладовке наткнулась на коробку со старыми вещами, с историей, которую написала когда-то. Что происходит с женой, когда муж бросает ее, чтобы жить дальше с новой юной женщиной? Я перечитывала свой труд, и мне казалось, что я тогда напророчила будущее.

Слова, записанные на бумаге, превращаются в хранилище воспоминаний. И в лекарство. Слова, которые я однажды породила, придали мне сил. И, возможно, придадут снова. У меня есть что рассказать, и теперь эта история принадлежит только мне.

– Пишешь про меня? – усмехается он. Развязывает галстук, бросает на пол, потом идет через комнату ко мне. Наклоняется и обхватывает меня руками сзади. Слишком крепко. Мне становится трудно дышать.

Я пытаюсь немного вывернуться из его объятий, но он не пускает. Он никогда меня не отпускает.

– Не все в этом мире вращается вокруг тебя, – веско замечаю я. Но, естественно, я пишу о нем.

Он смеется и сжимает меня еще крепче. Он мне не верит. Все вращается вокруг него. Он – солнце, и мне суждено вращаться вокруг него, подобно планете. А если я подойду слишком близко, то вспыхну и сгорю. Вот об этом я и пишу.

Он наконец ослабляет хватку, скользит ладонями по моему животу, накрывает груди, мягко поглаживая большими пальцами сквозь ткань платья. Целует мочку уха.

– Пойдем, – шепчет он, – я подарю тебе немного вдохновения.

– Позволь мне закончить. – Я снимаю его руки со своей груди, и он наконец отходит на несколько шагов. Его щеки покрыты краской досады. Или гнева. Солнце пылает слишком горячо и обжигает себя.

– Дай мне еще полчаса, – прошу я в итоге. – Ты застал меня на середине мысли. Пожалуйста!

Он вздыхает, но все-таки согласно кивает, и я ненавижу себя за эти умоляющие нотки в голосе.

И, возможно, именно тогда я понимаю, что не в силах играть в эту игру вечно. Раз этого еще не случилось, ждать осталось недолго. Он устанет от меня и однажды попросту избавится.

Жена – это временная работа, временная должность. Нельзя вечно танцевать с солнцем – однажды оно спалит тебя дотла.

На следующее утро я проснулась с тупой пульсирующей болью в голове. Сквозь гардины лился солнечный свет – я вчера не задернула их, потому что, выпив всю бутылку (не пропадать же такому прекрасному шампанскому), с трудом добрела до кровати и отключилась.

Я потерла виски, села и проверила телефон. Часы показывали половину десятого – что ж, не без помощи шампанского я перестроилась на местное время. Двухчасовой давности сообщение от Эша гласило, что Нейт заедет за мной в десять, так что я пулей выскочила из кровати, отчего голова загудела еще сильнее. Я застонала, выудила из сумочки ибупрофен, проглотила, не запивая, и поковыляла в душ.