Верная своему прозвищу, «Черепаха» отстала от товарищей и вскоре была взята на абордаж солдатами Киркалди. Теперь у Босуэлла осталось два корабля. Он хотел, чтобы капитан «Черепахи» сдался без борьбы, и надеялся, что Киркалди проявит милосердие, хотя оно не принадлежало к числу качеств, которыми отличались лорды Конгрегации.

Орудийный огонь стал более прицельным, ядра рвали паруса и оснастку и с грохотом врезались в деревянные борта. Босуэлл отдал приказ открыть огонь, и пушки «Пеликана» загрохотали в ответ, попадая в борта и палубы «Первоцвета», «Джеймса» и «Роберта», убивая и калеча солдат и матросов. Четыре меньших судна держались позади, словно благоразумные фрейлины.

Зажигательный снаряд упал на палубу и взорвался, превратившись в сферу чистого пламени. Солдаты разбежались, но у некоторых загорелась одежда, и им пришлось кататься по скользким доскам или надеяться на товарищей, которые поливали их водой. В суматохе они перестали отвечать на огонь, и «Первоцвет» с Туллибарденом на борту – Босуэлл видел его на палубе – смог подойти к ним и дать залп с близкого расстояния. Град пуль обрушился на солдат, проредив строй и снова нарушив боевые порядки.

Босуэлл подбежал к одной из пушек, самостоятельно зарядил ее и выстрелил. Он целился в ватерлинию корабля Туллибардена, надеясь потопить его, но пробоина оказалась выше уровня воды.

Бой продолжался. Все это время корабли уходили дальше в открытое море – береговая линия превратилась в тонкую полоску и постепенно исчезла. Суда продолжали обмениваться пушечными залпами, проламывая палубы и проделывая дыры в бортах. На «Роберте» загорелись паруса, он потерял управление и начал вращаться вокруг своей оси.

Раздался жуткий треск, когда ядро ударило в основание фок-мачты «Пеликана» и перебило ее. Мачта падала медленно и величественно, как подрубленное дерево, и наконец остановилась, запутавшись в оснастке и сломанных реях. Осталась только одна мачта.

Туллибарден начал приближаться. Его моряки стояли наготове с абордажными крючьями.

– Сдавайся! – завопил Туллибарден. – Сдавайся, подлый убийца!

– Сначала я увижу тебя в аду! – ответил Босуэлл и выстрелил в Туллибардена из аркебузы. Пуля прошила его шляпу и сбросила ее на палубу.

– Проклятье! – вскричал Босуэлл. Еще три дюйма, и мозги Туллибардена разлетелись бы во все стороны.

Ему ответил дружный залп, и восемь его солдат упали. Босуэлл выстрелил еще раз.

– Не отдавайте пушку! – крикнул он, но люди пятились под градом пуль.

– Я достану тебя! – взревел Туллибарден, целясь в Босуэлла, но он был так возбужден, что пуля ушла далеко в сторону.

Небо потемнело, словно гигантский кальмар внезапно выпустил чернильное облако. Солнце исчезло, и с юго-запада налетел воющий ветер. Порыв оказался настолько сильным, что «Пеликан» накренился и несколько моряков упали за борт. То же самое произошло и с «Первоцветом», но поскольку вражеский корабль сохранил полную оснастку, он резко замедлил ход. В сущности, он едва не перевернулся – крен был таким сильным, что вода хлынула в пробоину, оставленную выстрелом Босуэлла. Ливень обрушился сверху, словно вода из огромного котла, перевернутого на небе.

Оба корабля шли против ветра. Судно Босуэлла, более легкое и маневренное, все больше увеличивало дистанцию от Туллибардена. Второе его судно держалось поблизости, и оба заворачивали на север. Туллибарден преследовал их еще шестьдесят миль, а потом повернул обратно.

Босуэлл с трудом удерживал равновесие на скользких досках палубы, а волны с обеих сторон казались высокими холмами. Он ухватился за перила и смотрел, как тонны воды обрушиваются на палубу. Холмы поднимались и опускались. Грозная красота темных валов притягивала его к себе. Они казались жутко знакомыми: это были холмы Ада, где Демон-Любовник шел навстречу своей роковой участи в песне из Приграничья, которую он хорошо знал и часто пел Марии: «Это холмы Ада, любовь моя, куда отправимся мы с тобою…» Они могли унести его домой. Тем не менее он крепко сжимал поручень, пока корабль нырял между голодными валами и выныривал обратно всю ночь напролет.

В темноте ревущее море и сильная качка – иногда палуба становилась почти отвесной – вызывали у него ощущение, что их действительно втягивает в жерло преисподней. Моряки, сражавшиеся с парусами на единственной оставшейся мачте, могли поверить в истории об огромном кракене из старинного норвежского фольклора – о чудище со множеством щупалец, которое поднималось из морской пучины и заглатывало корабли вместе с мачтами и парусами. Море заключило судно в ледяные объятия, и вода хлестала им в лицо, словно скользкие щупальца подводного монстра.

Единственная мачта скрипела и стонала, напрягаясь у основания. Рулевой и его помощник сражались с румпелем, который лягался, как мул, и то и дело вырывался из рук. Румпели часто ломаются, а на борту не было запасного. Люди плакали и молились, припоминая все свои грехи и выпрашивая еще один шанс для себя. Они потеряли из виду другой корабль, и никто не знал, следует ли он за ними, сбился с курса или сгинул в смертоносных объятиях кракена.

Шторм бушевал всю ночь и половину следующего дня, но постепенно стих ближе к закату. Когда огромные волны улеглись, на море снова опустилась ночь, и они не могли понять, где находятся. Судя по звездам, их отнесло на северо-восток.

На рассвете, когда небо посветлело, Босуэлл увидел вдалеке очертания земли. Ее окутывала голубовато-белая дымка, но, несмотря на это, различались силуэты заснеженных гор, подступавших почти к самой воде.

– Норвегия, – выдохнул он. Да, должно быть, это так.

Внезапно он вспомнил свой странный сон о Норвегии, в котором он говорил по-норвежски. Недоброе знамение? Он содрогнулся, но в то же время побережье Норвегии казалось дружелюбным местом. «Я уже бывал здесь во сне, – подумал он. – Значит, мне нечего бояться».

Капитан подошел к нему нетвердой походкой и ухватился за поручень.

– Тридцать шесть часов битвы, – сказал он. – Надеюсь, больше мне не придется пережить такое, – его голос сел до хриплого шепота.

– Где мы находимся? – поинтересовался Босуэлл. – Вы сможете определить, когда взойдет солнце?

– Да, – ответил капитан. – Астролябия точно скажет, как далеко мы уплыли. Но я знаю, что это Норвегия; ни в одном другом месте нет таких гор. Это не Исландия или Дания. Оконечность Шетландского архипелага находится в добрых двухстах милях от побережья Норвегии, так что наши враги остались далеко позади. Смотрите!

Он указал на правый борт, где появился покачивающийся силуэт второго корабля.

– Другое судно осталось с нами. Господь доставил нас сюда в целости и сохранности!

– Слава Богу, – отозвался Босуэлл. Он посмотрел на полуразрушенную палубу, пострадавшую от огня, усеянную пробоинами, обрывками канатов и кусками парусины. Повсюду валялись перевернутые бочки, щепки и другой хлам. Мачта покосилась, но еще держалась.

– Нам нужно заняться ремонтом в порту. Но что с того, если мы свободны? Мы победили! – он обнял капитана. – Мы свободны!

Мария Стюарт стояла на коленях перед распятием, но почему-то именно сегодня она не могла сосредоточиться на молитве. Нужные слова никак не шли, мысли путались. Прошло уже почти два месяца с того момента, когда они в последний раз виделись с Босуэллом, и почти столько же с того дня, как ее насильно увезли в Лохлевен – мощный замок на острове посреди глубокого и штормистого озера, которым владела леди Дуглас со своими многочисленными отпрысками. Кроме своего любимого сына лорда Джеймса, леди Дуглас имела семь дочерей и троих сыновей. А Линдсей и Рутвен, одни из основных виновников ее нынешнего заточения и участников заговора, которые когда-то прямо у нее на глазах так жестоко расправились с ее личным секретарем и, по сути, единственным другом Риччио, также состояли в тесном родстве с Дугласами.