«У меня были добрые друзья в Шотландии, – подумала она. – Но они похожи на чередование узоров в самой ткани жизни: друг, предатель, друг, предатель… Это не та ткань, в которую хочется завернуться для уюта. Кинжалы предателей всегда будут колоть кожу».

Босуэлл издал странный вскрик и резко повернулся. Он что-то бормотал во сне. Марию охватило необыкновенное чувство, превыше благодарности и даже самой любви. Он был ее жизнью – бесценным даром, с которым можно было сравнивать все остальное.

Он завозился в постели и выбросил руку на одеяло.

– Ш-ш-ш! – прошептала она и обняла его. – Тебе приснился дурной сон.

Она поцеловала его вспотевший лоб. Он застонал и почти проснулся.

– Прогони ночных призраков, – сказала она. – Ты не тот человек, который боится духов.

– Nei, vi kom i fjor, – ясным голосом ответил он.

– Как? – она встряхнула его за плечи. – Что это за язык?

– Jeg venter penger fra… – пробормотал он и открыл глаза. – Мне приснилась Норвегия… а может быть, Дания. Я был пиратом, но мое судно попало в штиль посреди гавани, откуда я не мог вырваться, не мог уплыть на свободу.

– Откуда ты знаешь, что это была Норвегия или Дания?

– Судя по виду домов на крутом горном склоне. И по запаху… море у тех берегов имеет особый запах, – он передернул плечами.

– Хорошо, что ты так далеко смог уплыть во сне. А что касается моря, его запах доносится из открытого окна.

– Да, – его голос снова стал невнятным, и он погрузился в сон.

Позже, в полной темноте, проводившей истинную черту между днем и ночью, Босуэлл пошевелился и обнял ее. Ветер стих, и даже море, казалось, задержало дыхание между всплесками прибоя. Мария проснулась и почувствовала его объятие, его потребность в ней перед решающим часом. Еще никогда его прикосновение не было таким требовательным и настойчивым. Она с радостью открылась ему навстречу во тьме, доверяя ему свое тело и душу.

Наступил рассвет – он прокрался в комнату, постепенно высвечивая темные углы. Босуэлл застонал и сел в постели.

– Уже поздно, – он свесил ноги с кровати и сонно помотал головой. – Только бы не слишком поздно!

Мария подняла голову и прищурилась, чтобы рассмотреть маленькие часы, стоявшие на столе.

– Нет, – наконец сказала она. – Всего лишь четыре утра.

– Поздно, поздно, – бормотал Босуэлл. Он стал одеваться и продолжал трясти головой, словно пытаясь избавиться от дурного предчувствия.

К пяти утра они выступили на Эдинбург – три с половиной тысячи человек с немногочисленным отрядом конницы и полевой артиллерией, тяжело катившейся в обозе. Вместе с Марией ехала Мэри Сетон, которая решила во что бы то ни стало сопровождать ее. Босуэлл находился во главе войска, которое казалось уставшим даже после ночного отдыха. Люди немного подкрепились, но не имели возможности найти еду по пути.

Босуэлл собирался идти прямо в Эдинбург и сражаться с мятежниками в городе, пока Бальфур будет стрелять по ним сверху, чтобы выгнать их из укрытий. Замок, находившийся в руках сторонников королевы, был бастионом, обеспечивавшим ее успех, как и после убийства Риччио.

Но по мере приближения к городу он внезапно увидел, что мятежники уже захватили господствующую высоту за стенами и поджидают их. Они расположились на склоне холма недалеко от вершины, чтобы любой солдат, атаковавший их снизу, становился удобной мишенью.

– Нас предали! – произнес он. – Кто-то выдал наши планы, и они перехватили нас на марше, – он повернул лошадь и подъехал к Марии. – Они были предупреждены. Кто-то рассказал им о наших передвижениях, и теперь они засели у нас на пути.

Удивление, охватившее ее, быстро сменилось гневом и возмущением.

– Неужели мы никому не можем доверять?

В их рядах не было других военачальников, кроме Босуэлла. Должно быть, это обычный солдат или один из простолюдинов, которые до сих пор были преданы ей.

– По-видимому, нет, – ответил он. – Теперь мы должны занять позицию на противоположном холме, – он указал на пологий склон с другой стороны ручья, бежавшего между двумя холмами. – Ты знаешь, что это за место? Лорды хорошо его выбрали, потому что они любят аллегории и предзнаменования.

– Это… Это Муссельбург, – медленно сказала она. – Битва при Пинки-Клаф.

– Место битвы, из-за которой тебе пришлось отправиться во Францию еще ребенком, – он кивнул. – Я хорошо помню ее. Тогда мне было двенадцать лет, и я жаждал увидеть настоящее сражение. Я наблюдал, но не принимал участия в нем. О, если бы дело обернулось иначе, кто мог бы сказать, где бы мы находились в этот самый момент? Сесил сражался на стороне англичан, в него едва не угодило пушечное ядро. Если бы погиб он, а не человек, стоявший рядом с ним, это изменило бы ход истории. Старого Хантли взяли в плен и отвезли в Англию. Именно там он научился быть предателем, после того как взял английское золото. Англичане перемололи нас – десять тысяч человек пало на склоне этого холма.

Росистый зеленый луг играл радужными блестками в косых лучах утреннего солнца. Мятежники спокойно завтракали на своих позициях.

– «Черная суббота», – сказала она.

– Да. А поскольку мы не могли противостоять англичанам, нам пришлось продаться Франции, и ты была частью этой сделки, – он взмахнул рукой. – Если бы ты не отправилась во Францию…

– Это бессмысленно, – перебила она. – Если бы никто не сделал того, что он сделал, его жизнь сложилась бы иначе. Если бы ты не приехал в казначейство, то мы не стояли бы здесь сегодня. Поэтому давай сразимся, потому что мы все-таки встретились там, хотя встреча была случайной, – она вскинула голову. – Случайно или намеренно, я принимаю все, что было до сих пор, и все, что будет дальше.

Медленная улыбка расползлась по лицу Босуэлла. Казалось, он совершенно успокоился, впервые за это утро.

– Тогда будем сражаться, и пусть судьба решит остальное, – он отсалютовал ей и вернулся к солдатам.

Мария и Мэри Сетон заняли позицию у подножия холма, за передними рядами королевской армии. Босуэлл расположил свои войска по всему склону до вершины и установил пушки на середине склона для отражения возможной атаки. Двести аркебузиров стояли у подножия холма, шестьсот конников равномерно распределились вдоль фронта, а тысяча пограничников Босуэлла прикрывали фланги. Еще две тысячи плохо вооруженных и необученных крестьян большей частью находились в тылу.

Королевский штандарт стоял рядом с тем местом, где находилась Мария, и знамя с вышитым красно-желтым львом развевалось на ветру. Остальная часть армии шла в бой под крестом Св. Андрея.

Босуэлл, подъехавший к ней, выглядел другим человеком – бодрым и переполненным энергией. Он указал на мятежников, смотревших на них с расстояния двухсот ярдов.

– Подведем итоги, – сказал он с довольным, почти злорадным видом. – Силы почти равны, хотя у них больше опытных кавалеристов и лучшее вооружение. Но там слишком много командиров. Они будут путаться с приказами.

Мария посмотрела на отряды солдат, носивших мундиры разного цвета. Но на сердце у нее стало тяжело, когда она увидела прибывших горцев под командованием графов Атолла и Гленкерна. Казалось, там были тысячи конников.

– Графы Мортон и Хоум командуют конницей, – сказал он. – Те самые, которые осаждали нас в Бортвике.

– Эрскин, – печально добавила она и указала на него. – Опекун моего сына. Даже он пошел против меня.

– Это произошло не сейчас. Он всегда был против тебя.

Эти слова глубоко ранили ее. Эрскин был другом и человеком, которого она знала с раннего детства.

– Даже близкий друг, которому я доверяла и который делил хлеб со мной, теперь ополчился на меня, – пробормотала она.

– В Шотландии так бывает почти со всеми, – ответил он. – Смотри, вон молодой сын чародея, и лорд Линдсей рядом с ним. Убийцы Риччио снова собрались вместе. Но, кроме Киркалди из Грэнджа, среди них нет ни одного опытного командира. Нам следовало бы опасаться лорда Джеймса.