– Почему бы и нет?

– Даже во время вашего бегства в Данбар, которым все восхищались, вы проскакали лишь двадцать пять миль. А теперь шестьдесят миль, и лишь для того, чтобы поприветствовать больного!

– Я не собираюсь нянчиться с ним. Мне нужно выслушать его рапорт и отдать распоряжения.

– Разумеется, – сказал лорд Джеймс. – Тогда, с вашего позволения, мы будем сопровождать вас.

Рассвет был ясным и немного морозным. Они оседлали лошадей, когда солнце показалось над верхушками деревьев, быстро сбрасывавших листву.

Марии не терпелось поскорее отправиться в путь. Она заставила лошадь повернуться вокруг и сказала:

– Мы выезжаем. Проводник поведет нас по самому короткому маршруту.

Они галопом проскакали по главной улице города и мимо руин другого аббатства туда, где начинались сжатые поля. Снопы соломы поблескивали от инея, словно призрачные стражи, и стерня казалась серебряной. Вдоль полей тянулись фруктовые сады, обобранные почти полностью. Можно даже было видеть лестницы, прислоненные к деревьям, и корзины, расставленные на земле.

Но дальше аккуратные поля и сады сменились зарослями, а потом широкими грядами серовато-коричневых холмов с нитками ручьев, ниспадавших каскадами между крутых мшистых берегов. Редкие белые бабочки танцевали над алыми и коричневыми зарослями вереска и рогоза, и соколы парили в огромном небе, но земля казалась пустой и заброшенной Богом.

– Болото! – крикнул проводник, указывая на большой участок густой травы и камыша, который выглядел так же обманчиво, как и все вокруг. Они проехали стороной.

Солнце уже находилось почти в зените, и стало довольно тепло. Они скакали уже шесть часов.

– Там! – крикнул он и указал на серую массу, выраставшую на подъеме в двух-трех милях впереди.

Даже на таком расстоянии крепость казалась огромной, и по мере приближения она становилась все больше, как портал древнего города. Серые стены росли до тех пор, пока не загородили небо и не затмили солнце.

Всадники приблизились к настилу из досок, который действовал как подвесной мост, перекинутый через ров, но дозорные увидели их приближение, как только они показались на вершине холма. Решетка ворот была поднята, и часовой побежал с докладом к своему господину.

– Пойдемте, он лежит здесь, – сказал один из солдат, проводивший их через сырые помещения, где Мария слышала звук падающих капель, в сводчатый зал с пещерообразным камином, где потрескивающий огонь немного разгонял сумрак и сырость. Дым наполнял помещение, но запах был приятным.

Босуэлл спал под горой мехов и шерстяных одеял; мальчик-слуга сидел на табурете возле его кровати. Когда Мария подошла к нему, ее охватила такая тревога, что руки и ноги как будто заледенели. Но почему? Она знала, что он жив. Она увидела его рыжеватые волосы, а потом и округлое лицо с закрытыми глазами. Вместо обычного загара оно имело бледный оттенок грушевой мякоти. Ее сердце болезненно сжалось – он походил на труп.

Но тут он пошевелился. Открылся один глаз, потом второй. Увидев ее, он не казался довольным или удивленным. Слуга принес рубашку и плоскую доску для подпорки, когда Босуэлл начал сбрасывать одеяла одной рукой и попытался использовать ее как рычаг, чтобы приподняться.

– Подождите, не напрягайтесь, – сказал мальчик и просунул доску ему под спину, подперев ее скомканными простынями. Босуэлл крякнул, опустил голову и дождался конца этой операции. Потом он поднял глаза и сказал:

– Добро пожаловать, Ваше Величество. Добрый день, лорд Джеймс, Мейтленд, – он пригладил волосы здоровой рукой.

Это движение, так характерное для Босуэлла, тронуло Марию больше, чем она могла представить. Этот маленький жест наполнил ее ликующей радостью – он описывал все, что она помнила и любила в нем.

Да, любила. В то же время это слово, отчетливо прозвучавшее в ее мыслях, оставило после себя гнетущее чувство обреченности.

«Да, я люблю его, но в этом нет ничего, кроме горя, стыда и зловещей судьбы, – подумала она. – В самом моем счастье заключено несчастье – их нельзя разделить.

Если бы я не знала этого, то, наверное, продолжала бы жить по-прежнему и оставаться женой Дарнли, справляясь с отвратительными последствиями его вероломства и с глубокой неприязнью лордов Конгрегации. Скудный рацион, состоящий из скуки, уныния и повседневных мелочей, можно было бы вынести как наказание за отсутствие знаний о Шотландии с самого начала и даже за бездумные радости во Франции, когда я праздно наслаждалась иллюзией вечного лета. Но теперь я не могу продолжать… я уже не такая, как раньше. Но я боюсь узнать, кем могу стать в ближайшем будущем».

– Нам сказали, что вы умерли, – тихо проговорила Мария.

– Тогда, надеюсь, это стало приятным сюрпризом, – отозвался Босуэлл. Его голос, поначалу слабый, стал более звучным.

– Не сюрприз, – возразила Мария. – На следующий день мы с облегчением узнали, что вас только ранили, но не смертельно.

– Он очнулся, когда его везли на телеге, – объяснил мальчик. – Мы думали, что везем окровавленный труп, и телега подпрыгивала и застревала через каждые десять ярдов, когда он неожиданно застонал и пошевелился. Тогда мы побежали! – с радостным смехом добавил он. – Вы когда-нибудь видели, как труп возвращается к жизни? Лишь когда мы услышали, как он ругается, то поняли, что это не привидение.

– Разве призраки не могут ругаться? – спросил Босуэлл. – Думаю, они должны делать это с самого начала. В конце концов, кому нравится быть мертвым?

Мария видела, что его левая рука туго забинтована, а повязка на голове влажная от крови.

– Хуже всего с животом, – сообщил он и сдвинул одеяло здоровой правой рукой. Всю брюшную полость покрывал такой толстый слой бинтов, что он напоминал стеганую кожаную куртку, какие носят в Приграничье. – Вертикальная рана почти в шесть дюймов. Он достал меня, когда я наклонился над ним и напросился, чтобы меня разделали, как фазана. Ну да ладно – по крайней мере он мертв. Да сгинут все враги королевы, – беззаботно добавил он. – Надеюсь, он-то не очнулся в телеге?

Мейтленд улыбнулся ему:

– Нет. А вы скоро поправитесь и будете убивать новых врагов.

– Увы, у королевы их много, – согласился Босуэлл. – А как прошел суд в Джедбурге? Заседания закончились?

– Безусловно, – ответил лорд Джеймс. – Мы не стали бы делать перерыв ради визита к вам.

– И?..

– Приговоры вынесены, – сказал Мейтленд. – Казней не последовало.

– А как же Керр? – недоверчиво спросил Босуэлл, повысив голос.

– Королева лишь наложила на него штраф, – ответил лорд Джеймс. – Судя по всему, ее тронула история о личных недостатках аббата. Наш царственный король Яков Пятый не столь мягко обходился с этими преступниками. Боюсь, из-за такого женского подхода ваши раны оказались бесполезными. Если бы Джоку-с-Поляны удалось выжить, он бы тоже, несомненно, сочинил какую-нибудь грустную историю, чтобы избежать казни. Возможно, его сын страдал от меланхолии, или любимый боров подавился желудем. Какое горе!

Босуэлл перевел горящий взгляд на Марию. Она коротко посмотрела на лорда Джеймса, приказывая ему замолчать.

– Если есть доклады о ваших рейдах и других событиях в Приграничье, мы возьмем их в Джедбург для изучения, – сказала она, постаравшись принять величественный вид. – Я привезла вам записи судебных слушаний. До конца октября мы останемся в Джедбурге. Когда вы сможете передвигаться, мы распорядимся, чтобы вас доставили на носилках.

– На носилках! – воскликнул он. – Только беременных женщин и инвалидов перевозят на носилках!

– Я пришлю вам носилки в течение десяти дней, – настаивала она. – И вы воспользуетесь ими… по моему приказу.

Время приближалось к трем часам, и они уже слишком задержались. Марии совсем не хотелось уезжать, но когда она получила доклады Босуэлла, то поняла, что время пришло. Значительную часть обратного пути придется проделать в темноте.

Солнце выглянуло из-за туч и временно оживило пейзаж, превратив охристые холмы в ярко-желтые, окрасив тусклый багрянец вереска в алый цвет и сделав заросли осоки светло-коричневыми. Но это продолжалось недолго, и после первых трех холмов солнце исчезло, краски потускнели, и от болот стал подниматься туман, протягивавший длинные пальцы к возвышенностям.