– Хм-м-м. – Она улыбнулась. – И вы говорите, у него есть дар красноречия? – Она вернулась на свое место и откинулась на спинку кресла. Возможно ли… Может ли этот ее родственник, который так хорош по описанию, пробудить в ней личную симпатию?

– Он прекрасно умеет поддерживать разговор. У меня была возможность несколько раз побеседовать с ним.

– О чем вы говорили? – Она начала накручивать на палец локон каштановых волос.

– В общем-то, ни о чем. – Мелвилл не мог вспомнить. Темы разговоров были несущественными: погода, популярные мелодии и придворные сплетни. – Лорд Дадли тоже хороший собеседник и интересный человек, – подумав, добавил он.

– Вы смогли понять, что привлекло к нему Елизавету?

Да, он понимал.

– Трудно понять, что привлекает любую женщину, не говоря уже о королеве, – дипломатично ответил он. – Сердце королевы непостижимо, особенно когда речь идет об этой королеве. Позвольте сказать, что она сделала: она попыталась переманить меня на свою сторону и отказаться от верности вам!

– Что? Каким образом? – Глаза Марии возбужденно блестели. Она перестала играть со своим локоном и уставилась на Мелвилла.

В этот момент он хладнокровно проанализировал ее черты, те самые, о которых расспрашивала Елизавета. Волосы, несомненно, были одним из ее лучших атрибутов: густые, блестящие, вьющиеся, роскошного рыжевато-каштанового оттенка. Но ее розовато-белая кожа и немного раскосые сияющие глаза янтарного цвета были настолько поразительны, что создавали впечатление хрупкой энергии. «Если такой парадокс имеет смысл», – подумал он. В них была жизнь, одухотворенность, joie de vivre, несмотря на физическую хрупкость. Ее вид наводил на мысли о мимолетных радостях и элегических удовольствиях; она пробуждала в мужчинах желание обнять ее прямо сейчас, несмотря ни на что.

Мелвилл попытался отогнать неуважительные мысли о женщине, которая была его королевой.

– Она флиртовала со мной, – признался он. – Она показывала мне разные платья и предлагала рассудить, какое из них больше всего идет ей.

Мария невольно рассмеялась.

– Какое же вы выбрали?

– Итальянское. В ее гардеробе есть платья из каждой страны, и в один день она носит английское, в следующий французское и так далее. Но итальянское больше всего шло Елизавете, так как позволяло ей укладывать волосы под сетку и носить дамскую шляпку.

– А какие у нее волосы?

– О, теперь вы заговорили, как она! Ее волосы скорее рыжеватые, чем ячменно-желтые, и вьются от природы. Но она спрашивала то же самое о ваших волосах и о том, какой цвет лучше и у кого они более красивые.

– Нет! – воскликнула Мария. – Должно быть, она играла с вами?

– На самом деле она была совершенно серьезна. Она потребовала от меня ясного ответа.

– И?..

– Я сказал, что вам нельзя поставить в упрек несравненную красоту ваших волос. Потом, – жалобно продолжал Мелвилл, – она велела мне сказать, кого из вас я считаю первой красавицей. Это было просто. Я ответил, что вы самая красивая королева в Шотландии, а она в Англии. Но она не удовлетворилась этим и продолжала давить на меня. Наконец я сказал, что каждая из вас – красивейшая дама в своей стране, но у нее более бледная кожа, хотя ваш румянец выглядит очаровательно.

– Это удовлетворило ее?

– В общем-то нет. Потом она спросила меня, кто выше ростом, а когда я ответил, что вы заметно выше ее, он заметила: «Тогда она слишком высокая, потому что я сама как раз нужного роста».

Мария снова рассмеялась.

– И она не остановилась на этом. Она стала расспрашивать меня о ваших интересах и о том, как вы проводите свое время. Я ответил, что вы недавно вернулись с охоты из Хайленда, что вы часто читаете исторические сочинения и иногда развлекаетесь игрой на лютне и спинете. Тогда она уставилась на меня – мадам, у нее пронизывающий взгляд, как у хищной птицы, – и спросила, хорошо ли вы играете. Я ответил: «Довольно неплохо для королевы».

– Изменник! – Мария скорчила гримаску.

– Я считал, что это выведет из заблуждения о том, будто она должна быть совершенством во всем, что делает. Но нет! Потом она устроила так, чтобы я «случайно» услышал ее игру. Она притворилась смущенной, но на самом деле была очень довольна и снова спросила, кто лучше играет, вы или она. Должен признаться, Ваше Величество, я отдал ей предпочтение только потому, что устал от ее хитростей.

– Ага! Дважды изменник!

– Но этим дело не закончилось. Она задержала меня еще на два дня, чтобы я мог посмотреть, как она танцует, и сравнить ваше мастерство. Я сказал, что вы танцуете не так непринужденно, как она, и это правда, потому что она забывает о приличиях во время танца и прыгает, как мужчина. Но слава богу, она восприняла это как комплимент и наконец отпустила меня.

– Как необычно! Похоже, она не меньше интересуется мною, чем я интересуюсь лордом Дарнли или лордом Робертом.

– Она делала и говорила другие странные вещи. Она отвела меня в свои покои и показала мне ваш портрет и портрет лорда Роберта. Потом она поцеловала ваш портрет и сказала, что пришлет вам лорда Роберта или огромный рубин в знак своего расположения.

– А Дарнли… Как вы думаете, она выпишет ему паспорт, чтобы он смог покинуть Англию?

Внезапно Мария поняла, что она будет чрезвычайно разочарована, если не сможет увидеть Дарнли лицом к лицу.

– Шансы примерно равны, особенно если вы благосклонно воспримете кандидатуру новоиспеченного графа Лестера.

– Тогда, мой добрый Мелвилл, напишите моей кузине, что я глубоко разочарована вашим возвращением без портрета лорда Роберта. Я также разочарована, что граф Лестер сам не прислал мне подарок. Скажите, что я ожидаю встречи с ним. Потом упомяните о том, как я была рада удовлетворить ее просьбу насчет графа Леннокса, и добавьте, что отец с нетерпением ожидает сына, который еще даже не видел своих владений. Между тем я отправлю ей замечательный подарок.

Мелвил вздохнул. Это напоминало теннисную партию, которая могла продолжаться до бесконечности. Подача, прием, подача…

– Да, Ваше Величество.

После ухода Мелвилла Мария долго сидела и смотрела в окно. Как она и сказала, на словах этот родственник выглядел многообещающе. Он не был иностранцем, в его жилах текла королевская кровь, и он провел некоторое время во Франции. Он даже был высоким! Это выглядело слишком хорошим, чтобы оказаться правдой.

«Если бы я выдумала его, то наделила бы его всеми этими качествами, – подумала Мария. – Даже католической верой…»

В холодный декабрьский день перед своим двадцатидвухлетием Мария открыла заседание парламента в Толбуте. Она собрала парламент с целью восстановить графа Леннокса в его правах и владениях и теперь медленно шла по Кэнонгейту из Холируда во главе торжественной процессии. Лорд Джеймс нес корону, но Гамильтоны (которые должны были это сделать) отказались принять участие в церемонии, возвращавшей на сцену их политического противника. Граф Атолл нес скипетр, а граф Кроуфорд – государственный меч.

Внутри сумрачного здания Мария обратилась к трем сословиям государства с речью о своем намерении помиловать графа Леннокса. Потом Мейтленд встал и выступил со второй речью.

– Дорогие соотечественники, – сказал он. – Вам хорошо известно о благородном происхождении Мэттью Стюарта и его родстве с королевой через брак с ее тетей. Наша милосердная королева не хочет видеть гибель никакого благородного рода; она стремится к тому, чтобы древняя кровь продолжала пользоваться уважением. За три года, которые Ее Величество правит нами, мы получили доказательства ее честных и великодушных деяний, а также многочисленные примеры ее милосердия. Нам выпала честь…

На пиру в Холируде, где все поздравляли Леннокса, Мейтленд получил возможность поговорить с лордом Джеймсом, который весь день сверлил его взглядом.

– Вы не только не предотвратили это непотребство, но и восхваляли его, – прошипел он.