Повозка за повозкой со скрипом проезжали мимо, прогибаясь под грудами золота. Колеса одной из них застряли между камнями мостовой, и их пришлось вытаскивать руками. Должно быть, Цезарь обчистил каждую деревушку, ободрал до нитки каждый храм. Создавалось впечатление, что во всей Галлии не осталось ничего ценного.

Затем мимо нас строем прошествовали люди, несшие таблички с надписями: Агединк, Алезия, Бибракте, Лугдун, Герговия, Аварик и другие. Эти странно звучащие слова обозначали места выигранных Цезарем сражений и покоренных земель.

Прокатила колесница с символической фигурой закованного в цепи Океана, знаменующего завоевание Британии.

Потом появилась группа длинноволосых, одетых в кожу и меха пленных галльских вождей. Позади них, отдельно, шагал закованный в цепи рослый мужчина. То был Верцингеторикс, вождь арвернов, возглавивший ожесточенную борьбу своих соотечественников против римлян, но разгромленный в битве при Алезии, хотя силы Цезаря пятикратно уступали галлам в численности. За шесть лет, проведенных в заточении, Верцингеторикс не утратил гордой осанки, и римская толпа, осыпавшая прочих пленников насмешками, по его приближении умолкала.

Я поежилась, вспомнив о том, что в следующем триумфе на месте побежденного галла окажется плененная Арсиноя. Позор, неизгладимый позор!

Вслед за Верцингеториксом вели жертвенных белых быков с позолоченными рогами, украшенными гирляндами, — подношение Цезаря богам в благодарность за дарованные победы.

Раздавшийся с дальнего конца Форума неистовый рев возвестил о появлении самого триумфатора. Ему предшествовали ликторы — все семьдесят два человека, составлявшие свиту Цезаря, трижды избранного диктатором. Должна сказать, что и на сей раз безобразные связки прутьев с воткнутыми в них топорами понравились мне не больше, чем раньше. А алые церемониальные пелерины ликторов походили на яркие пятна крови.

Сам Цезарь ехал на высокой золоченой колеснице, запряженной четверкой коней. Облаченный в золото и пурпур, он взирал на соотечественников с высоты, подобно божеству. В левой руке он сжимал увенчанный орлом скипетр из слоновой кости, в правой — лавровую ветвь. Стоявший позади раб держал над головой Цезаря массивный венец Юпитера, слишком тяжелый для чела смертного.

Толпа приветствовала его безумными воплями восторга. Люди осыпали колесницу цветами, многие в экстазе бросали ему свои украшения, перстни или браслеты.

Позади Цезаря на собственной колеснице ехал стройный и изящный Октавиан. Эта честь выпала ему как единственному, кроме самого триумфатора, взрослому мужчине в роду.

Триумфальная колесница проследовала мимо нас в волнах восхищения, ликования и восторга, подобно пересекающей небеса колеснице Феба.

Внезапно, чего никто не ждал, процессия остановилась. Триумфальная колесница качнулась и накренилась, толпа растерянно зашумела.

Цезарь сошел на землю.

Оказалось, что ось колесницы надломилась как раз в тот момент, когда триумфатор проезжал мимо храма Фортуны. Спешившись, Цезарь помедлил лишь мгновение, а затем двинулся к ступеням, что вели по склону Капитолийского холма к храму Юпитера, где он должен был поднести богу свой венок и скипетр.

На первой же ступени Цезарь неожиданно преклонил колени и звенящим голосом возгласил:

— Узрите! В знак покорности судьбе я поднимусь к храму на коленях!

Так он и сделал: преодолел склон на коленях, а его пурпурная тога струилась по земле позади него.

Народ заходился от восторга. Похоже, в глазах толпы Цезарю удалось обернуть дурное предзнаменование в свою пользу, но на меня случившееся подействовало иначе. Дурной знак — это дурной знак, ничего с ним не поделаешь.

Позади Цезаря шли войска — солдаты, чьими руками добыты его победы. Они выглядели радостными, веселыми, орали во все горло и распевали песни, но когда я разобрала слова этих виршей, настроение мое отнюдь не улучшилось:

Толпа встретила куплет хохотом и аплодисментами, следующий куплет был и того пуще:

Я знала, что, по утверждению недругов, в юности Цезарь был любовником царя Вифинии Никомеда. Мне даже показывали пасквиль на эту тему, приписываемый Цицерону. По моему мнению, то была гнусная ложь, но солдаты либо считали иначе, либо распространяли эту постыдную сплетню, чтобы их вождь слишком не возносился.

Толпа завизжала от смеха. И тут зазвучал следующий куплет:

Форум сотрясался от дикого хохота. Покосившись на Кальпурнию, я увидела, что римлянка улыбается, и попыталась последовать ее примеру — боюсь, без особого успеха. Меня душила ярость.

Последний куплет прозвучал странно:

Я застыла, услышав слово «царь». Почему все поминают это слово в связи с Цезарем? Почему его подозревают в намерении стать монархом? Возможно, связь со мной тоже имеет к этому отношение: кто водит дружбу с царицей, как не царь? И когда римляне увидят, что он поместил в храме Венеры Прародительницы…

Бесконечный поток солдат маршировал мимо нас вслед за Цезарем. Потом от головы колонны донеслись радостные возгласы: как мне объяснили позднее, там происходила раздача наград за храбрость и верность. Каждый центурион получил по десять тысяч динариев, каждый легионер — по пять тысяч. Публика напирала, солдатам приходилось их сдерживать. Городская беднота рассчитывала, что от щедрот триумфатора перепадет и ей.

После того как схлынуло море солдат, шествие завершилось. Солнце к тому времени уже било нам в глаза, несмотря на балдахин, а по Священной дороге потянулась череда носилок. Почетных гостей должны были отнести в цирк, где в честь триумфа устраивали гонки на колесницах. Я знала, что откроет их Цезарь, а мы с Птолемеем, как иностранные правители и почетные гости, будем сидеть неподалеку. Но непосредственно рядом с Цезарем мне поместиться нельзя: эта честь уготована для Кальпурнии и Октавиана.

Пришлось сделать довольно большой крюк, чтобы сначала доставить нас к Капитолийскому холму и почтить Юпитера, проехав мимо его храма. Рядом с храмом стояла колесница триумфатора, а внутри храма я разглядела в полумраке величественное изваяние сидящего Цезаря. Рядом поместили новую бронзовую статую — Цезарь, попирающий ногой мир.

Позднее мне рассказали, что изначально там была надпись, именовавшая Цезаря полубогом, однако в последний момент он распорядился ее убрать.

Обреченные быки мирно дожидались жертвоприношения — оно начнется, как только удалятся последние носилки. Жрецы стояли рядом, добродушно улыбаясь и даже поглаживая животных.

Мы спустились с холма, пересекли пространство, хаотически застроенное лавками, торговыми рядами и жилыми домами, и приблизились к Большому цирку — огромной арене, расположенной между Палатинским и Авентинским холмами. Арену окружали колоссальные стены, а внутри ярусами размещались сиденья. Нас пронесли через входную арку, в то время как солдаты сдерживали многолюдную толпу, дожидавшуюся возможности устремиться внутрь после того, как сановники займут свои места. Я увидела, что на особых местах под сводчатой крышей уже сидели люди, и приметила пурпурную тогу — там был Цезарь. По мере приближения я внимательно присматривалась к нему. Он вел себя согласно этикету, но выглядел очень усталым и так обводил взглядом арену, будто ожидал засады. Этот день дался ему нелегко, и сейчас, когда на нем уже не сосредоточены все взоры, Цезарь позволил себе слегка расслабиться. Теперь он выглядел на свои пятьдесят четыре года: между носом и ртом пролегли тяжелые складки, шея казалась худой, а глаза вовсе не сияли счастьем — и это в день триумфа, которого он ждал с таким нетерпением. Он вежливо кивал Кальпурнии, но в следующий момент заметил наше приближение, и выражение его лица мгновенно изменилось. Если у меня были сомнения относительно его чувств, то они мгновенно развеялись: лицо Цезаря вмиг просияло и помолодело.