— Поторопись, Ирас! — велела я. — Поставь сундуки с деньгами и шкатулки с драгоценностями на расстеленный плащ, чтобы они не ушли в песок. Да, и кувшины с водой тоже. Потом закутай все это сверху, а сама иди ко мне. Накроемся вместе еще одним плащом, а поверх него набросим одеяло. Получится палатка в палатке.

Ирас сделала все это, и мы стали ждать. Ветер усилился, и вместе с его завыванием стенки шатра прогибались внутрь. Песок проникал сквозь самые крохотные щели в ткани, просачивался, почти как вода. Воздух из-за него подернулся туманной дымкой.

Песчаная буря бушевала несколько часов. Наконец к ночи она стала стихать, но мы еще некоторое время не осмеливались пошевелиться. Нам повезло, что она началась днем, когда заметны признаки ее приближения, и людям удалось подготовиться. Я уже собиралась поднять полог, но тут стенка палатки вновь вспучилась внутрь: ветер все еще оставался сильным, хотя, кажется, больше не нес с собой столько пыли. Неожиданно полог приподнялся, в проеме показались руки. Я увидела, как кто-то заползает внутрь.

— Здесь, господин, — послышался голос одного из моих стражей.

За первой фигурой проследовала вторая, тоже на четвереньках. Обе были полностью закутаны в плащи.

— Царица, — позвал страж. — Ваше величество, вы здесь?

Я откинула плащ, но оставила на лице вуаль.

— Да, здесь. Кого ты ко мне привел? Назови его имя.

— Это Руф Корнелий, посланец Цезаря.

Посланец Цезаря! Я застыла.

— Мы примем его. Встаньте и откройте свои лица.

Оба человека поднялись на ноги и откинули капюшоны. На голове Корнелия я увидела римский шлем с декоративным гребнем.

— Добро пожаловать, — промолвила я. — Что император Цезарь хочет передать царице Клеопатре?

Сердце мое стучало.

— Мой командир Цезарь говорит, что прибыл в Египет, дабы исполнить волю покойного царя Птолемея. В своем завещании царь просил Рим проследить за тем, чтобы его дети Птолемей и Клеопатра правили совместно. Поскольку воля царя нарушена, а брат и сестра воюют друг с другом, Цезарь выражает свою обеспокоенность и огорчение.

«Интересно, — подумалось мне, — что он намерен предпринять, чтобы исправить дело?»

Однако я тщательно и осторожно подбирала слова, ощущая во рту вкус висевших в воздухе песчинок, и вслух сказала совсем другое:

— Меня это тоже огорчает. Увы, предательство нередко препятствует торжеству справедливости. Например, Помпея предали, как и меня. Причем те же самые люди.

— Цезарь выслушает это дело и примет решение.

— А Цезарь его еще не принял? Мой братец наверняка нашептывает ему на ухо сладкие слова.

— Он желает услышать и твои слова. И предполагает, что они будут слаще.

Я застыла. Что это значит? Намек на взятки? На уступку Риму части нашей территории?

— Он хочет, чтобы мы поторговались? Как купцы на базаре?

Мои слова, однако, по-настоящему задели Корнелия.

— Цезарь не так глуп. Кроме того, чтобы торговаться, нужно для начала иметь товар на продажу. Между тобой и Цезарем дело обстоит иначе.

«Да как он смеет!» — с ходу подумала я, но потом сообразила, что римлянин говорит чистую правду.

Цезарь был хозяином положения, он мог забрать все, что угодно, по своему усмотрению. Торговать с ним мне и на самом деле нечем, но вот попробовать убедить его… это другое дело, совсем другое.

— Цезарь просит, чтобы ты приехала в Александрию и встретилась с ним и Птолемеем лицом к лицу.

— А даст он мне сопровождение, чтобы обеспечить безопасность? — спросила я. — Мне придется пройти через войска Ахиллы.

— Очень жаль, — промолвил Корнелий с виноватым видом, — но такой возможности у него нет. Мы не располагаем лишними солдатами.

— Они меня не пропустят.

— Но я могу поговорить с ними…

— Ты можешь поговорить, но они ответят отказом. Или согласятся, но нарушат обещание, едва я окажусь на их территории.

Римлянин смутился. Очевидно, о такой возможности он просто не думал.

— Это Египет, — сказала я, — родина предательства. Однако не расстраивайся: возвращайся к Цезарю и передай, что я попытаюсь устроить нашу встречу.

Следующие два дня ушли на ликвидацию последствий песчаной бури. Несмотря на все усилия, полностью уберечь от песка припасы и сосуды с водой и вином не удалось. Одежду и белье мы вытряхнули и проветрили, а вот выбить матрасы до вечера не успели, и пришлось ложиться на скрипучие от песка постели.

Но главной проблемой было другое: необходимо придумать способ пробраться в Александрию. Ехать открыто невозможно — надо замаскироваться. С учетом того, что мне нужно не просто попасть в город, но проникнуть в тщательно охраняемый дворец, задача казалась невыполнимой.

Я сопоставляла различные возможности. Пролезть через систему канализации? Это отвратительно и опасно. Притвориться служанкой? Слишком ненадежно. Надеть медвежью шкуру, чтобы меня привел «бродячий дрессировщик»? А если они спустят на «зверя» собак? Спрятаться в клеть со съестными припасами? В город попасть, может быть, и удастся, но не к Цезарю. В его покои еду ящиками не носят.

Я лежала на постели и тупо смотрела на устилавший пол шатра узорчатый ковер. И тут меня осенило.

— Слишком опасно, — сказала Ирас. — И не подобает царице.

— Вот поэтому никто и не заподозрит, — настаивала я.

— Ты можешь задохнуться, — предостерег Мардиан.

— Или тебя искусают блохи, — пошутил Олимпий. — На данный момент это самая большая опасность. И как, скажи на милость, отреагирует Цезарь на царицу, вылезающую из пыльного ковра и покрытую блошиными укусами?

— Может быть, он покроет следы укусов поцелуями? — пошутила Ирас, подняв бровь.

Я попыталась улыбнуться, хотя, по правде говоря, эта часть плана представлялась мне самой пугающей.

— Тебе придется снабдить меня мазью от блох, — сказала я Олимпию.

— А если Цезарь поднимет крик и его охранники заколют тебя? — спросил Мардиан.

— Нет, это невозможно. По всем отзывам, Цезарь никогда не теряет самообладания. Вряд ли человек с такой репутацией закричит от неожиданности.

— Ты обманываешь себя. Скорее всего, он подумает, что к нему явился наемный убийца. В конце концов, это куда более вероятно, чем доставленная в ковре царица.

— Значит, придется положиться на богов, — решительно заявила я. — Все в их власти.

Действительно, ничего другого не оставалось. Иного способа попасть к Цезарю не нашлось, а предугадать его реакцию или повлиять на нее у меня не было никакой возможности, хоть от этого и зависела моя судьба.

Именно тогда, Исида, я поняла, что должна довериться тебе. Когда решается вопрос жизни и смерти, когда судьба человека висит на волоске, ему приходится принимать отчаянные решения и ставить на кон свое будущее.

Я вручила его тебе, о богиня, и ты отнеслась ко мне благосклонно. Хвала тебе!

Найти отважных людей, добровольно согласившихся переправить меня в Александрию, оказалось нетрудно. Один у нас имелся — Аполлодор, купец из Сицилии, что поставлял нам ковры и палатки. Куда большие трудности ждали меня по достижении цели. Мне могли потребоваться знания и опыт, которые у меня полностью отсутствовали.

Но боги, по доброте своей, не даруют одним смертным абсолютного превосходства над другими. Поэтому у Цезаря, по многим своим качествам казавшегося сверхчеловеком, оставалась одна вполне человеческая слабость. Он был склонен к любовным утехам — или, говоря совсем откровенно, к плотским утехам.

Однако доброта богов не беспредельна: как раз в этой области мне не приходилось надеяться на превосходство. Будь то искусство верховой езды (Цезарь, по слухам, способен скакать галопом с руками за спиной), я могла бы заслужить его восхищение. Будь то языки, я могла бы поразить его знанием восьми наречий, тогда как он владел всего двумя — греческим и латынью. Будь то богатства, мое личное состояние и сокровища дворца лишили бы его дара речи. Будь то знатность — я происходила из старейшего царского рода в мире, а он хоть и принадлежал к древней патрицианской семье, но был всего лишь гражданином Рима. Но любовь! Соитие! Он имел дело с мужчинами и женщинами всех возрастов и народов, он приобрел знания и опыт, выделявшие его даже среди ровесников. А я оставалась девственницей, совершенно не искушенной в любовных делах и даже понаслышке знавшей о них очень мало — лишь то, что вычитала в книгах. Моим ближайшим другом был евнух! При мысли о возможности интимной встречи с Цезарем я чувствовала себя беспомощной.