— Ибо ведомо всем и каждому, сколь много сочетаемых браком и не соблюдших Господни заветы не были венчаны в глазах Господа; и не были их браки законными.

Нет, Господь не запрещал браки между усталыми и больными людьми.

— Генрих, король Англии, Уэльса и Ирландии, король Франции, согласен ли ты взять женщину сию в законные жены, дабы жить с ней совместно по Божиим законам, устанавливающим святыни брачного союза? Согласен ли ты, сын мой, любить, утешать, почитать и хранить ее в болезни и в здравии и, отрекшись от всех прочих желаний, хранить верность ей, пока смерть не разлучит вас?

Именно это я и хотел сделать, хотел всем сердцем.

— Согласен, — ответил я.

Гардинер повернулся к Кейт.

— Кэтрин Парр, леди Латимер, согласна ли ты, дочь моя, взять сего мужчину в законные мужья, дабы жить с ним совместно по Божиим законам, устанавливающим святыни брачного союза? Согласна ли ты подчиняться и служить ему, любить, почитать и хранить его в болезни и в здравии…

О, пусть только в здравии, Боже, не заставляй ее нянчиться со мной!

— …и, отрекшись от всех прочих желаний, хранить ему верность, пока смерть не разлучит вас?

— Согласна, — чуть помедлив, тихо произнесла она.

Что заставило ее помедлить? Нежелание «хранить его в болезни»? Отречение «от всех прочих желаний»? Ведь она еще так молода…

Затем, соединив наши правые руки, он велел мне произнести слова обета:

— Я, Генрих, беру тебя, Екатерину, в законные жены, дабы отныне жить и оберегать тебя в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, любить и почитать, пока смерть не разлучит нас, согласно святому таинству Господа: в том даю тебе клятву перед лицом Господа.

Брачные обеты учитывают превратности жизни: сначала говорится про горе, потом про радость, сперва о бедности, затем о богатстве. В счастливые моменты обеты напоминали нам о горестях и обязывали нас подумать о несчастьях во время ликования.

Кейт повторила те же обеты.

Гардинер заранее взял у меня для благословения приготовленное кольцо — простое золотое колечко без гравировок. И теперь я надел его на тонкий палец Кейт. Ее рука была холодной.

— Я даю тебе это кольцо, жена моя, в знак верности и любви, — сказал я, — и клянусь любить и почитать тебя, как собственную душу и собственное тело, деля с тобой все, что пошлет мне в земной жизни Господь. Во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь.

Вот так. Мы обвенчались. Но в отличие от предыдущего брака я буду совсем по-другому исполнять эти обеты.

— Преклоните колени, — сказал Гардинер, и мы послушно опустились на лежащие перед нами голубые бархатные подушки.

— О вечный сущий Господь, Создатель и Вседержитель рода человеческого. Податель духовных милостей, Творец вечной жизни, ниспошли благодати Твои на слуг Твоих, сего мужчину и сию женщину, коих благословили мы именем Твоим: дабы, подобно Исааку и Ребекке, они, чада Твои, исполняли святые заветы и хранили до конца дней данные ими друг другу перед лицом Твоим обеты, и да пребудут с ними мир и любовь, и да живут они в согласии с заповедями Твоими: во имя Господа нашего Иисуса Христа, аминь.

— Аминь, — хором повторили все.

— Ввиду того, что король Генрих и Екатерина Парр сочетались святыми супружескими узами, — звенящим голосом объявил Гардинер, обращаясь ко всем присутствующим на церемонии, — и засвидетельствовали сие перед Господом и почтенными свидетелями, утвердив сей союз обменом колец и соединением рук, я объявляю их отныне мужем и женой.

Он простер руки над нашими головами.

— Да благословит, защитит и сохранит вас Бог Отец, Бог Сын, Бог Святой Дух: Господь милосердный взирает на вас благостным оком: и да исполнитесь вы Его духовным благословением и милостью, дабы жили вы вместе в мире и согласии и заслужили в мире ином жизнь вечную. Аминь.

Мы поднялись с колен новоявленными мужем и женой. Гостей охватило понятное волнение, они обнимались, оживленно и весело поздравляли друг друга. Мы развернулись к ним, готовые принять добрые пожелания и присоединиться к общему ликованию.

Мария, назначенная подружкой невесты, подошла и обняла нас обоих. Она опустила глаза, но я заметил, что на щеках ее поблескивают следы слез. Она давно знала Кейт, с тех самых пор, как та впервые приехала в Лондон с лордом Латимером и посетила придворный прием ради общения с нашими грамотеями. У Марии с леди Парр сразу завязались близкие отношения. Конечно, Кейт по возрасту не годилась в матери принцессе, зато она испытывала к мачехе глубокие дружеские чувства.

Елизавета тоже поздравила нас. Неловко раскинув руки, она обхватила Марию и Кейт. Девочка молчала, видно, не могла выразить словами свою сердечную радость.

Затем к нам подступили остальные гости. От тесноты и толчеи в гостиной потеплело, но мы только радовались этому. Все принарядились в легкие одежды, а некоторые дамы даже отказались от головных уборов, по-девичьи распустив волосы, — даже чопорная и строгая леди Анна, жена Эдварда Сеймура. Да, она действительно могла быть привлекательной в постели; возможно, Сеймур не такой педант, каким прикидывается.

Хм. Мне не полагалось думать об этом. Какое мне дело до чужих постельных утех.

В соседнем зале накрыли праздничные столы. Принесли свадебный торт, пироги с земляникой, поставили серебряные чаши с вином, приправленным душистым ясменником. Верные нам шотландские лэрды прислали копченую лососину, а наши уполномоченные в Кале закупили французские сыры.

Мы с Кейт торжественно прошествовали к столу и, согласно ритуалу, выпили вина из серебряных свадебных кубков и отведали торта. Солнце поднялось высоко, заливая теплыми лучами сады и цветники, и пьянящие ароматы витали в зале. Осоловев от дурманящих запахов, я покорился сладостному ощущению счастья. Я мог думать лишь о том, какое блаженство дарит нам летний день…

А потом я выглянул в распахнутое окно и заметил, что тени от штокроз стали вдвое длиннее их высоты, а воздух повлажнел. Наступал вечер. Опустели тарелки на белоснежных скатертях, и гости терпеливо дожидались разрешения покинуть праздник.

Вскоре мы остались одни среди остатков пышного пира.

— Пойдемте в мои покои, Кейт, — предложил я.

Хотя теперь они стали и ее покоями. Я привлек жену к себе. С легкой нерешительностью она последовала за мной в малую гостиную рядом с опочивальней.

— Ах! — вскрикнула она, увидев резную дубовую скамеечку возле камина.

Именно на ней она сидела в детстве у ног матери.

— Я приказал привезти ее из Кендала, — сообщил я. — Чтобы вы чувствовали себя как дома.

Ее напряжение исчезло, и широкая улыбка смягчила черты лица.

— Как вы узнали?

— Навел справки, — коротко пояснил я.

Дело оказалось несложным. У старых слуг хорошая память. Неужели ни один из ее престарелых супругов не проявлял к ней внимания?

Она обняла меня с таким восторгом, словно я подарил ей восточные жемчуга.

— Из самого Уэстморленда… — восхищенно пробормотала она, словно это было столь же далеко, как Восточная империя.

— Мне хотелось, чтобы здесь появилась частица вашего детства, — сказал я, — тогда перемена судьбы, возможно, не покажется вам слишком резкой. Ведь вы стали королевой.

— Ах… Да… — Она дотронулась до ожерелья. — Теперь я королева…

— Воистину.

К этому нечего было добавить. Мы сидели, неловко поглядывая друг на друга, почти до полной темноты. Из окон потянуло прохладой. Вскоре из сада донеслась тихая дробь дождя, капли падали на листья и скатывались на землю. Шелест летнего дождя… нежный, как отдаленное жужжание пчел над цветами.

Напряжение между нами нарастало. Она боялась меня, боялась, что я все-таки потребую от нее исполнения супружеских обязанностей. Ее страх был очевиден.

— Не пора ли нам на покой, — наконец предложил я, — усталость берет свое.

В опочивальне теперь было два спальных места: я заказал для Кейт ложе, чуть уже моего собственного, из резного орехового дерева с инкрустациями из слоновой кости. Ее кровать застелили тончайшими простынями, девственно-чистыми и новыми. В изножье белело сложенное шерстяное покрывало.