— Я имел в виду: не ставит ли он меня на место Господа?

— С чего бы ему это делать? Он задал простой вопрос, только и всего, а «благим» назвал тебя в знак уважения.

— Я хочу, чтобы он сначала думал о том, как он кого-то называет, прежде чем делать это из желания польстить, — помолчав, пояснил Иисус.

— Что ж, я уверен, отныне он так и будет делать.

— А что ты имел в виду, когда говорил об обретении новых братьев и сестер вместо тех, которых мы оставили? — спросила Мария.

— А разве ты не думаешь, что они у тебя есть? — Иисус указал на тех, кто собрался вокруг. — И их будет больше. Неужели я не говорил этого сотню раз?

— Но ты говорил также, что наряду с братьями и сестрами наступят гонения. Причем ты сказал «в нынешнее время»…

— Вы видите, что они уже начались. Разве люди не обращаются против нас? Ученик не выше учителя своего, и слуга не превыше господина. Если они называют хозяином Веельзевула, то насколько он больше присных его? — Иисус вздохнул. — Но давайте не будем об этом сегодня. Давайте радоваться дивному вечеру, пока мы свободны от нужды и гонений. Впоследствии нам захочется вспомнить сие счастливое время.

— В нынешнее время… ты все время повторяешь это, вместо того чтобы сказать «сейчас». Почему?

Стоило только начать задавать вопросы, как они стали изливаться водопадом.

— Когда мы войдем внутрь, я скажу вам. И это будет, как вы хотите, только для ваших ушей. Но здесь, где бродит так много народу… — он умолк, и ученики неожиданно услышали голоса и движения совсем близко от них, — не самое подходящее место.

Однако Иисусу, похоже, хотелось еще немного побыть снаружи, поэтому он не тронулся с места, и ученикам оставалось только ждать, вдыхая ночной воздух.

Наконец, когда они собрались внутри, Иисус поставил фонарь посередине шалаша и сказал:

— Вы желаете знать, куда я вас поведу. Желание это справедливо и правильно, ибо вы поступились многим, чтобы последовать за мной. Поэтому сейчас я поведаю вам о том главном, чего может быть, лишь касался в каждой своей проповеди, но что всегда присутствовало во всех моих молитвах и помыслах.

Все замерли, не зная, чего ожидать. Мария почувствовала, что во рту у нее пересохло. Воцарилась такая тишина, что она слышала дыхание других людей.

— Нынешний век, каким мы его знаем, скоро закончится, — наконец сказал он. — Я не могу выразиться яснее. Времени у нас осталось немного. Конец придет неожиданно, как вор в ночи. И когда это произойдет, весь нынешний земной порядок, все, что мы знаем, исчезнет. Грядет новое Царствие Божие, и те, кто не приготовился к этому, будут сметены как мусор, что подлежит сожжению.

Все ученики воззрились на него. Да, все знали, что грядет день суда и, может быть, произойдет нечто, имеющее отношение к Мессии или таинственному Сыну Человеческому, но все пророчества и знамения на сей счет были весьма туманны.

— Это случится теперь? — Петр заговорил первым.

— Может быть, завтра, — сказал Иисус. — Вот почему нам следовало поскорее довести послание как можно до большего числа людей. Мы должны были предупредить их.

— А… о чем их можно предупредить? — спросил Иуда, причем вполне серьезно, без насмешки. — Что тут вообще можно сделать?

— Предупредить их о том, что грядущий порядок будет совершенно иным и что, если они не хотят быть уничтоженными при этом сотрясении мира они должны покаяться и изменить свою жизнь. Все будет другим, все! Такова суть послания. Если бы мне нужно было выбрать только одну фразу, я бы сказал: «Первые будут последними, а последние первыми». Бедные будут благословенны. а богатые падут, могущественные станут немощными, а смиренные и слабые станут теми, кто унаследует век грядущий!

Иисус огляделся по сторонам, и вдруг его лицо утратило мягкость и сделалось грозным, таким, каким Мария его раньше не видела.

— Неужели вы этого не видите? Неужели не чувствуете? Что, по-вашему, означали эти исцеления и изгнание бесов? Они важны не сами по себе, но как знамение того, что Царство грядет, что могуществу Сатаны брошен вызов и власть его над миром ослабевает. Демоны, которых мы изгоняем, это признают.

При этих словах его лицо снова преобразилось, теперь он выглядел вдохновенным и окрыленным.

Слушатели молчали. Ни у кого просто не находилось слов.

«Но я не хочу конца! — подумала Мария. — Не хочу, чтобы все исчезло, не хочу исчезать сама…»

— Но мы не можем дойти до каждого, — вымолвил наконец Фома. — Мы никак не можем предупредить всех.

— Значит… вот почему ты думаешь, что усилия таких людей, как я, стремящихся освободить Иудею от римлян, ничего не стоят? — спросил Симон, в первый раз задумавшийся над этим.

— Наконец-то ты понял, — вздохнул Иисус. — Нелепо и постыдно принимать участие в этой мелочной возне, которая именуется политикой, когда весь мир может в любой момент обратиться в ничто. Разве так уж важно, кто кем командует, насколько высоки подати или, скажем, то, что римлянин может заставить кого-то целую милю нести его поклажу? Да хоть две, какая разница? Скоро сгинет и римлянин, и его вьюк.

— А что-нибудь останется? — нерешительно спросил Петр.

— Останутся добрые дела, вот почему вы должны нести поклажу лишнюю милю. Ваши добрые дела сохранятся, тогда как римлянин с его поклажей нет. Это трудно понять, но это часть тайны Господа.

— Учитель, — нерешительно подала голос Мария, — может быть, это неуместный вопрос, но… это будет сопряжено с болью?

— Для тех, кто не прав перед Богом, да, — Иисус печально кивнул. — Не успевших покаяться ждут рыдания и скрежет зубовный. Горестные стенания, худшие, чем падение Иерусалима во времена Иеремии.

Падение Иерусалима… это ужасное видение, сон… О Боже милостивый, не это ли ей открылось? Мария почувствовала как покрывается холодным потом. И это должно наступить скоро — вот. должно быть, к чему этот сон.

— Но… как мы узнаем, когда это настанет? — спросила мать Иисуса, — Как мы можем подготовиться?

Иисус посмотрел на нее, как будто испытывая облегчение оттого, что она с ним и он может предупредить ее сам.

— К этому нельзя подготовиться, нужно быть готовым всегда. Истинно говорю вам: это настанет столь стремительно, что уже никто ничего не сумеет изменить. Из двух людей, лежащих в одной постели, один может спастись, другой — нет. Один может поднять глаза и увидеть, как лежащего рядом уведут. День тот будет воистину страшен, но за ним последуют еще худшие — знамения в небе, и катастрофы, которые погубят землю. Я знаю это. Это знание получено свыше. Вы должны мне верить.

— Но, учитель, ты не говорил, чтобы мы возвещали это людям, — промолвил Петр. — Все, что мы должны были делать, — это призывать людей каяться, верить в грядущее Царство Божие и готовиться вступить в него.

— А что еще им нужно знать? — спросил Иисус. — Неужели ты думаешь, будто те, кто не откликается на это послание, воспримут другое, более подробное? Истинно говорю тебе, все будет так, как во времена Ноя, когда люди продолжали есть, пить и веселиться вплоть до того, как пошел дождь, хотя все были предупреждены. Они вели свою обычную жизнь до тех пор, пока Ной не вошел в ковчег и не затворил за собой двери.

— Но тогда… какой смысл им говорить? — спросил Матфей.

— Таково повеление Господа, — пояснил Иисус. — Так было и со всеми пророками. Он повелевал им вещать, ибо, если они не сообщат то, что им открылось, вина будет на их душах. — Он помолчал и добавил: — Если услышавший послание не внял ему, он виноват сам, но если послание не было сообщено ему, значит, виноват тот, кто не сообщил.

— А почему бы нам не рассказать людям все как есть, про все эти страсти, чтобы их проняло как следует? — спросил брат Матфея Иаков, склад ума которого требовал использовать все возможности.

— Давайте я расскажу вам одну притчу. Смысл ее прост. Жил на свете богатый человек, который как-то отказался подать крошку хлеба побиравшемуся у его ворот нищему по имени Лазарь. Когда оба человека умерли, Лазарь воссел рядом с Авраамом, богач же был низвергнут в ад, откуда умолял Авраама позволить Лазарю обмакнуть палец в воду и освежить его язык. И хотя Лазарь был добросердечным и готов был дать то, в чем отказал ему богач, он не мог исполнить просьбу, ибо рай и ад разделяет непреодолимая пропасть. Тогда богач стал умолять Авраама отпустить Лазаря к пятерым живым братьям этого богача, дабы они были предупреждены и избежали его горестной участи. Авраам же на то ответствовал: «У них есть Моисей и пророки. И раз уж они не слушают ни Моисея, ни пророков, то их не убедить, даже если кто-то восстанет из мертвых, чтобы говорить с ними». — Иисус обвел всех взглядом. — Разве это не ясно?