Дни утекают между пальцами, по ночам кругом обстрелы, она видит Саймона как призрака, который нависает над ней, затем отступает в молчание. Она пересекает город еще раз, стоит в пустом доме, прячется на улицах, больше она не оставит детей одних, шепчет она Ларри, я должна была предвидеть, что это случится, понимала, что мне следовало сделать, да, понимала, должна была предвидеть, только я одна во всем виновата. Телефонная связь восстанавливается, и ей звонит миссис Гаффни, сообщить, что собака сбежала. Сестра звонит из Канады, и она отключает телефон, зная, как Айне воспримет новость, что отец пропал, Айлиш не справилась, и теперь ей стыдно, в надежде, что Саймон вернется, она солгала детям, она столько раз лгала себе. Айне засыпает ее сообщениями. Я не могу дозвониться, нам нужно поговорить, пожалуйста, скажи, что у тебя все хорошо. Юг города в осаде, бомбардировки не прекращаются ни днем ни ночью, по Би-би-си сообщают, что военные сбрасывают с вертолетов бомбы, начиненные шрапнелью и горючим, дети спят под лестницей, Бен вопит от боли, верхние и нижние клыки лезут наружу. Внутри ее тела что-то скрутилось в узел, который невозможно развязать, тело постоянно начеку, тело слышит во сне, видит сквозь верхнюю часть черепа, пока Айлиш стоит в очередях за водой и продуктами. Она как раз стоит в очереди, когда встречает одноклассника, и что-то в его изможденной улыбке на миг заставляет ее вспомнить, каково это, когда тебя обнимают, каково это — лежать рядом с любимым, выбросив из головы мысли, ощущая только свое тело, на краткий миг полностью утратив свое «я». Айлиш отворачивается, стесняясь того, как выглядит, она давно перестала причесываться, опасаясь, что волосы окончательно вылезут. Тот мужчина трогает ее запястье и говорит, что на Крамлин-роуд открылся подпольный магазин электроники и там можно найти что-нибудь нужное. Она идет по полуразрушенным улицам мимо добровольцев из гражданской обороны, те в белых касках прочесывают завалы возле многоквартирного дома, вооруженный охранник запускает ее в магазин электротоваров, и она встает в очередь. Подержанные стиральные и сушильные машины, посудомойки и плиты, вот только нет электричества, чтобы ими воспользоваться, она снова надела не ту обувь, летние лоферы жмут, она снимает туфельку и изучает свои ступни, вспоминая, что раньше эти лоферы ей нравились, ее ноги изменились с тех пор, как родился Бен, свод стопы опустился, кости вытянулись, это больше не ее ноги, в сумке звякает телефон. Она читает сообщение, смотрит на экран, перечитывает снова. Знайте, что он в безопасности. Она пишет сестре, кто в безопасности? Невыспавшиеся глаза и небритое лицо за прилавком. Ей нужно сухое молоко и детский парацетамол, мужчина уходит в заднюю комнату, а юноша подсчитывает сумму на калькуляторе. Она быстро прикидывает в уме, за парацетамол просят в двенадцать раз дороже обычной цены, в ожидании ответа Айне она смотрит на экран, такими темпами деньги скоро кончатся, и надо будет снова одалживаться у сестры. Айне долго не отвечает, и она повторяет вопрос: кто в безопасности? Она торопится домой, проклиная туфли, когда приходит ответ, она останавливается и дважды перечитывает сообщение. Папа в безопасности, наши друзья его вывезли, я целую вечность пытаюсь тебе дозвониться.

Глава 8

Заднее колесо щелкает, когда она заносит велосипед в прихожую и прислоняет к стене, с кухни доносится звон таймера. Она зовет кого-нибудь выключить духовку, оглядывается в поисках тапочек, снова зовет и босиком проходит на кухню. Где Бейли, интересуется она спустя некоторое время у Молли, которая лежит ничком на матрасе в наушниках, уткнувшись в ноутбук, Бен же с деревянной ложкой в руках дремлет в кроватке. Она переложила черный хлеб с формы на решетку, постучала по основанию буханки, прислушиваясь к глухому звуку, прежде чем вспомнила, что нужно выключить таймер, электричество может вырубиться в любую минуту, неплохо бы устроить постирушки. Теплая умиротворенность хлебной корочки, она думает о Кэрол Секстон и ее кислой гримасе, оказывается перед Молли, размахивая прихваткой, почему ты не выключила духовку, я же просила. Раненые глаза отрываются от экрана, глаза принадлежат Кэрол Секстон, а не ее дочери, Айлиш разворачивается к кухне, прислушивается и закрывает голову руками, звук рушащегося мира, дрожь под фундаментом, шорох осыпающегося цемента. Она подбегает к Бену, выхватывает его из кроватки, велит Молли спрятаться под лестницей, Молли стягивает наушники, Айлиш диким взглядом обводит гостиную. Где Бейли, кричит она, куда подевался твой брат? Паника на лице Молли, рот открывается, но оттуда не слышно ни звука, слова унесло вперед, под лестницу, девочка показывает на дверь. Он вышел, кричит она, сказал, сходит за молоком. Айлиш сует Бена Молли в руки и пихает ее в нишу, а сама бежит к двери, выкрикивая имя сына, рука распахивает дверь во двор, глаза обшаривают улицу, какое молоко, где он собирался его купить, и тут ее отрывает от земли и отбрасывает к дому, руки раскинуты в танце света и тьмы, во рту бетонное крошево. Она лежит в безмолвной темноте, погребенная под необъятной давящей тишиной. Что-то застряло у нее во рту, но это не кровь, кровь пульсирует вокруг прикушенного языка, обволакивает то, что во рту, но это не бетон, что-то другое, глаза видят прихожую, всю в битом стекле и пыли, Молли, наклонившись, поднимает придавивший Айлиш велосипед, в изгибе локтя она держит Бена и что-то беззвучно кричит, но Айлиш не понимает, ее тянут за руки, заставляя сесть. Внезапной волной накатывают рев, вопли, крики о помощи на фоне орущей сигнализации, как будто всех разбудил звон утренних колоколов. Молли вытирает ей лицо, Айлиш видит на рукаве дочери собственную кровь, хватает Молли за запястье, но не может открыть рот, хочет привстать, но вес тела словно бы сосредоточился в черепе, и волна головокружения откидывает ее к стене. Всем весом она опирается на руку, заставляя себя подняться, оставляя на стене кровавый отпечаток ладони. Бен хнычет и цепляется за сестру, Молли велит матери сесть. Айлиш должна заставить свой рот говорить, заставить язык шевелиться, чтобы произнести слово, которое застряло в крови под прикушенным языком, имя, единственное имя, которое может расшевелить ее рот, и после того, как она его произносит, рот превращается в безмолвную пустыню. Спотыкаясь, она шагает через дверной проем, и нет силы, способной ее остановить, Айлиш встречает отвратительная смешанная вонь, вонь проникает в нос, рот и глаза, обжигает горло, когда она вступает в бездну дыма и пыли, заполняющую пространство между домами. Она идет, зовя сына, мужчины и женщины возникают из пыли, осколков стекла и бетонного хруста под бегущими ногами, волонтеры в белых касках перекликаются, направляясь к месту авиаудара. Сквозь пыль внезапно проступают обломки домов справа от Зэйджеков, цементная пыль висит в воздухе, легкий ветер рассеивает дым, который сливается с дымом от первого авиаудара в конце улицы. Кажется, в голове у нее сломался какой-то механизм, и она не может вспомнить, кто жил через дорогу, не может представить лица тех, кого знала, просто одиноко бредет в безмолвном мире, яростно вглядываясь сквозь пыль, кто-то берет ее за локоть, лицо под белой каской спрашивает, не ранена ли она, ей на плечи накидывают одеяло, отводят к обочине и заставляют сесть на дорогу. Вы не понимаете, говорит она, пытаясь выдавить улыбку, несмотря на кровавую кашу во рту, мой сын должен вернуться из магазина, мой сын пошел за молоком. Молли стоит рядом, прижимая Бена к груди, волосы и лица побелели от пыли, пока Бен не разевает рот, чтобы зареветь, и Айлиш видит его забавный розовый язычок, Молли умоляет ее вернуться в дом, Айлиш пытается проморгаться, пристально вглядываясь в улицу. Через дорогу она видит занавески за окном спальни. И снова бредет к месту первого авиаудара, сжимая одеяло, борясь с накатывающей тошнотой, ощущая мерцающий запах газа, бредет к дымящемуся месиву битых кирпичей, расщепленной древесины и оборванных кабелей, где когда-то стоял ряд домов, люди толпятся на обломках, перебирают их, мужчина тянет женщину за подмышки, ее босые ноги волочатся по земле, другой мужчина подхватывает женщину за лодыжки и несет к хетчбэку, который ждет с открытым багажником, пока он откидывает сиденья. И тогда Айлиш видит сына, узнает его сразу, хотя Бейли стоит спиной, сгорбившись, между белых касок и гражданских, разгребающих обломки, его волосы и одежда побелели от пыли, и крик застревает у нее в горле. Он не слышит ее, пока Айлиш не хватает его за руку и не вытягивает из толпы, заключает в объятия, а пыль садится на его длинные ресницы, когда Бейли моргает, пытаясь вырваться. Все в порядке, мам, говорит он, да успокойся ты, я должен вернуться и помочь. Она кричит от любви и боли, всматриваясь в него с затаенной гордостью, гладит по голове, смотрит на руку, разворачивает Бейли за плечи и видит слипшиеся на затылке волосы. Она хрипло вскрикивает, глаза обшаривают улицу, велит Молли найти врача, женщина в гражданском с маской на лице и сумкой через плечо подходит, успокаивает Айлиш, легко прикоснувшись к ее запястью, с отработанной ловкостью усаживает Бейли на землю, наклоняет его и льет воду из бутылки ему на затылок, Бейли поднимает глаза на мать. Вот видишь, я же тебе говорил, я в полном порядке. Женщина поднимается с корточек. У него в черепе застрял осколок, думаю, все будет хорошо, но осколок нужно извлечь. Сегодня утром детскую больницу в Крамлине разбомбили, но вы все равно туда езжайте, а если они не смогут его принять, тогда в больницу на Темпл-стрит, если решитесь через передовую на ту сторону, только найдите кого-нибудь, кто вас подвезет. Прогорклый дым вьется в воздухе, забираясь Айлиш прямо в рот, заполняя ее целиком, и она не может выдохнуть, вытолкнуть из себя то, что застряло в запахе гари. Врач уже переключилась на мужчину, который одиноко сидит на обочине, обхватив колени и уставившись в пространство. Айлиш ничего не соображает, улица забита людьми, которые кричат и машут руками, пытаясь рассадить раненых по машинам, Молли заговаривает первой, Молли смотрит вниз, на ее ноги, и говорит, мам, ты забыла туфли, у тебя все ноги в крови.