Глава 7

Бои прокатились по Коннелл-роуд, словно свирепый водный поток, превратив стены и фасады в щебень, корпус мини-автобуса «тойота», сгоревший до костяного цвета, валяется на обочине, словно выброшенный приливом, асфальт в оспинах и комьях грязи. Она рассказывает об этом Ларри, который отказывается верить, бизнес-центр у главной дороги так и не перестал дымиться, бетонная крошка лежит на листьях, на испещренных пулевой сыпью кузовах машин с выбитыми стеклами, в воздухе еще висит белая пыль и, кажется, до сих пор оседает на непокоренный платан возле школы, опаленный до половины высоты, словно какой-то вандал пытался его поджечь. Окна вдоль улицы заклеены мусорными пакетами и пленкой, а пожилой мужчина заколачивает фанерой эркерное окно мини-гостиницы, улица выглядит как два места сразу, будто фильм про чужую войну крутят поверх городского пейзажа, летние цвета слились с мельканием пепельных оттенков разрушения. Неизвестно, сколько придется простоять в очереди к цистерне с водой, они стоят вместе с Бейли, наблюдая за людьми, размахивающими канистрами и прочими емкостями, за детьми, играющими в косых лучах закатного солнца. Она говорит, наших пластиковых бутылей недостаточно, нужно найти что-нибудь посерьезнее. Это ложное ощущение мирного города, жужжание газонокосилки как воплощенная мечта о лете, птицы, пирующие в садах, люди вокруг говорят об инфляции, цены взлетели в десять-двадцать раз, в конце улицы есть человек, который за десятку зарядит ваш телефон от своего генератора, и, когда появляется электричество, боишься включать свет, неизвестно, какой счет тебе потом выставят, если так пойдет и дальше, деньги скоро обесценятся. Мимо проезжает грузовик с повстанцами, она ищет среди них лицо Марка, разглядывает повстанцев, охраняющих цистерну, представляя среди них сына, как он болтает, курит, пялится в телефон, они выглядят довольными собой, недавние служащие всех мастей, студенты, стажеры, безработные, в мгновение ока привыкшие проливать кровь. Бейли хочет знать, почему Марк не звонит, мы должны были получить от него весточку. Она разглядывает лицо сына, замечает, что мягкие волоски над верхней губой начинают густеть, и у нее не хватает духу сказать ему, что их нужно сбрить, не материнское это дело — Ларри или Марк скажут ему потом. Не знаю, отвечает она, я уже ничего не знаю, возможно, мы еще долго о нем не услышим, бои продолжаются в разных частях страны, может быть, звонить на мой номер все еще опасно, мы же не знаем, кто нас прослушивает, будь добр, подставь плечо, мне что-то попало в ботинок. Она опирается на Бейли, стаскивает ботинок, ощупывает носок, это даже не камешек, а его зерно, семечко, медленно прорастающее в острый камень, она выворачивает носок, стряхивает, проверяет ногу, семечка больше нет, но стоит ей наклониться, и оно снова там, на подушечке стопы.

Город оживает перед ней, пока она крутит педали старого велосипеда Бетти Бреннан, осколки стекла, сверкающие среди обломков, разметало по обочинам. Как быстро появились плакаты на рекламных щитах вдоль автобусных маршрутов, листки, написанные от руки или распечатанные на принтере, фотографии арестованных мужчин и женщин, вы спокойно спите в своей постели, просыпаетесь, а в комнате сотрудники ГСНБ, просят вас одеться, готовы помочь в поисках обуви. Она изучает лица на каждом плакате, шепчет имена, пожалуйста, помогите нам найти брата, вы не видели нашего друга, наша любимая мама исчезла, сын пропал без вести… Над городом висит вертолет, когда она слезает с велосипеда и катит его к отцовскому дому, шепча слова благодарности, все так, как должно быть, входная дверь закрыта, собака внутри, все совсем не так, как она себе представляла. Она распахивает настежь облупившуюся калитку, вкатывает велосипед, бросая взгляд через дорогу и делая вид, что не замечает миссис Талли, которая дежурит у окна, горшечные и висячие цветы на веранде ни живы ни мертвы вот уже двадцать лет. Она стоит перед дверью, когда ее окликают, миссис Талли подошла к калитке и машет рукой. Привет, Айлиш, я просто хотела узнать, все ли в порядке с твоим отцом, я видела, как на днях он вышел с поводком в руке, но без собаки, просто волоча за собой ошейник. Открыв дверь, она кричит, пап, это я, Айлиш. Вкатывая велосипед, чует запах собаки, но запах сигарет пропал, из кухни гавкает Спенсер. Улыбка на лице мужчины, который входит в гостиную, принадлежит ее отцу, хотя седая борода — кому-то другому. Мне нравится твой новый образ, говорит она, выглядишь очень благородно. А мне вовсе нет, чертова штука, как там ее, отвечает он, показывая на лицо, я не могу ее включить, где ты взяла велосипед? Нужно, чтобы кто-нибудь глянул звездочку, передача соскальзывает, я должна вернуться до комендантского часа, дети остались дома одни, я прошла два повстанческих блокпоста, на третьем мне велели разворачиваться, и тогда я просто их объехала, придумывают правила на ходу, ничем не лучше режима, по району разъезжает фургон с мегафоном, зачитывает длиннющий список ограничений, никому не разрешается выходить после семи вечера. Ты, наверное, хочешь чаю, говорит Саймон, у меня нет молока, электричество то включается, то выключается, но по крайней мере у меня есть газ. По крайней мере у тебя есть вода в кране, отзывается она и внимательно разглядывает отца, стопки грязной посуды на столе и в раковине, замечает, что он научился обходиться без ножей и вилок, тарелок и чашек, смотрит на его ладони, словно он из них пьет. Зачем ты зажег плиту, на дворе лето, говорит она. На лице отца удивление, затем Саймон переводит взгляд на собаку. Солнце совсем не греет, отвечает он, я чувствую сырость в ногах, знаешь, что учудил на днях этот чертов пес? Убежал от меня в парке, только что был на поводке, и вот его нет, а когда я вернулся домой, сидел в саду в ожидании ужина, думает, тут ему пятизвездочный отель. С грустью и удивлением она наблюдает за отцом, старый командир на посту, не сдающийся разум, храбро взирающий на мир, который расползается перед глазами. Спенсер угрюмо разглядывает их обоих, жмурится и укладывает морду на лапы. У чая привкус плесени, она моет посуду, убирает со стола, через плечо разговаривая с Саймоном. Мне следовало догадаться, что миссис Тафт больше не приходит, сейчас невозможно найти помощницу, ты бы лучше переехал к нам, не пришлось бы ни о чем заботиться, убирать посуду после еды, жил бы в свое удовольствие, пока это не закончится, да и мужчина в доме нам бы не помешал. Она по-прежнему крадет мои вещи, говорит он. Папа, уборщица не приходила несколько недель, мне действительно нужна твоя помощь, не понимаю, как ты справляешься в одиночку, супермаркеты закрыты, за продуктами приходится стоять в очередях часами, проще жить под одной крышей, я могу вызвать такси, еще остались одно или два, соберем сумку, и сегодня же ты к нам переедешь. А ты ей заплатила, спрашивает он. Кому? Миссис Тафт, ты перестала ей платить, отсюда и проблемы. Папа, конечно, я ей заплатила, ты должен ко мне прислушаться, сейчас трудно передвигаться по городу, дорог нет, везде блокпосты, ситуация постоянно меняется, возможно, я какое-то время не смогу тебя навещать… Я уже сказал, я в полном порядке, верно, Спенсер? В твоем доме я буду только обузой, у меня есть припасы, давай сменим тему, а то ты прямо как твоя мать.

Незнакомая женщина сидит на кухне, Молли вскакивает со стула, пытаясь жестами объяснить, что не виновата, пока Айлиш вкатывает велосипед. Женщина поворачивается и встречает ее серьезным взглядом зеленых глаз. Миссис Стэк, говорит она, мне нужно с вами поговорить. Айлиш оставляет велосипед на заднем дворе, подходит к раковине, моет руки в тазу. Что-то в доме подозрительно тихо, замечает она, оборачиваясь к Молли, твой брат наверху? Бейли вышел час назад, когда я укладывала Бена спать, я не знаю, куда он пошел. Кажется, я велела вам обоим не выходить из дома. Молли пожимает плечами и отводит взгляд, пока Айлиш вытирает руки о джинсы, затем кивком показывает Молли на стеклянную дверь, закрывает за ней и выпрямляет спину. Вы пришли из-за моего сына? Легкая улыбка, красивые руки и ногти, уверенные манеры городской жительницы. Меня прислала ваша сестра. Айне? Я боялась, вы принесли новости о сыне, кофе у меня нет, но могу заварить чай. Она кивает на походную печку с кастрюлькой, незнакомка с улыбкой отказывается. Тень подслушивающей Молли маячит под дверью. Давайте выйдем на воздух, говорит Айлиш, жестом приглашая гостью следовать за собой. Они выходят под тень деревьев, молодая женщина тянется к ленточке, дотрагивается и отпускает. Здесь нас никто не услышит, говорит Айлиш, вы не назвали вашего имени. Я состою в маленькой организации, вам незачем знать, кто мы такие, нас нанимают люди вроде вашей сестры, живущие за границей, которые могут и хотят помочь своим близким. Молодая женщина окидывает взглядом задние фасады домов, выходящие в сад, лезет в карман пальто, достает большой желтый конверт и пачку свернутых в трубочку банкнот, перехваченных резинкой. Не потеряйте этот документ, это письмо с подписью высокопоставленного чиновника и печатью Министерства юстиции, оно позволит вам беспрепятственно переходить на сторону, занятую правительственными войсками, чтобы купить свежего мяса, овощей, молока для детей, не платя втридорога, послушайте, миссис Стэк, я здесь, потому что ваша сестра поручила нам вытащить отсюда вас, ваших детей и вашего отца, но мы должны спешить. Айлиш смотрит на молодую женщину, но видит Айне в ее доме в Торонто, которая разговаривает с мужем, улаживает вопрос по телефону, она не общалась с сестрой уже несколько недель. Вытащить отсюда? Мне понадобятся фотографии, личные данные, чтобы подделать паспорта и удостоверения личности, и мы вывезем вас из страны, а ваша сестра организует перевозку в Канаду. Внутри что-то беззвучно ухает на самое дно ее «я», Айлиш отводит взгляд, разглядывая заросшие плющом стены, клумбы, цветы на которых следовало пересадить еще весной, работы в саду невпроворот, закрывает глаза и видит, что все это исчезает, видит время, разевающее темную пасть, и маячащую в пасти чудовищную пропасть. Отсюда, повторяет она шепотом, сжимает в ладони пачку банкнот, затем сует ее в карман джинсов. Да. Такое возможно? Айлиш не может смотреть женщине в лицо. Немного рискованно, но мы занимаемся этим постоянно… Полые глаза в древесной коре наблюдают, смотрят невидящим взглядом, не моргая на ветру, распахнутые навстречу миру, Айлиш смотрит на черные ботильоны гостьи. На это сложно решиться, говорит она, поймите, нет, вряд ли, я этого не хочу. На лице молодой женщины не отражается никаких чувств, она ровно дышит, ясные зеленые глаза изучают Айлиш. Вы так и не назвались. Можете обращаться ко мне Мэйв. Спорим, так зовут вашу мать, Мэйв, неужели моя сестра, не предупредив меня, думает, что я так вот возьму и уйду отсюда, знаете, что случается с домами, когда их бросают, мой старший сын может вернуться в любую минуту, откроет калитку во двор, скользнет на кухню, словно никогда и не уходил, подойдет к холодильнику, пожалуется, что нет ветчины, подвинет стул, спросит, какие новости об отце, моего мужа забрали, и с тех пор мы ничего о нем не слышали… Летние ночи в саду, тлеющий костер, прогоревший до золы, она закрывает глаза, видя, как Ларри наливает вино в бокал, а когда открывает их, с дерева свисает беда, ленты шевелятся на ветру, словно указующие персты, и шепчут, пора уходить. Молодая женщина поднимает глаза и улыбается. Prunus avium, произносит она. Простите? Ваши вишни, дички, моя бабушка была ботаником, и в десять лет я, можно сказать, почти заработала степень по латыни, выглядят старыми, давно их сажали? Думаю, да, они уже не были саженцами, когда мы купили дом, муж считает, их придется спилить, иначе во время урагана они повалятся, а я даже не знаю, лучше подождем, видели бы вы, как они цветут по весне. Миссис Стэк, ваша сестра рассказала мне про вашего мужа, я не знаю, что ответить, не знаю, что вам известно. Гостья хочет продолжить, но поджимает губы, Айлиш молча наблюдает за ней, слышит, что хотят сказать глаза, но не хочет слушать, глаза ошибаются, откуда глазам знать, они не могут знать, ничего не подтверждено. Миссис Стэк, перед вами стоит трудный выбор, оставить собственный дом — самое тяжелое решение на свете, но мне кажется, вы не в состоянии трезво оценить ситуацию, то, что вот-вот начнется, этот самолет-разведчик над головой, как думаете, что он там делает? Прекращение огня — это ненадолго, повстанцы выдохлись, войска начали их окружать, юг города возьмут в кольцо и превратят в ад, они заставят повстанцев капитулировать, вы будете отрезаны от мира, от припасов, все, о чем я говорю, ни для кого не тайна, вы должны подумать о детях, о престарелом отце, который нуждается в медицинском уходе… Об отце? Айлиш срывает лист и скатывает в кашицу. Моей сестре почти никогда не было дела до отца, все, что ему нужно, — жить в собственном доме, в окружении воспоминаний, иметь возможность дотянуться до прошлого, скоро у него не останется ничего, кроме теней, смутного сна об этом мире, отправить его в изгнание значит обречь, по сути, на небытие, я не могу этого допустить. Миссис Стэк, я все понимаю, но вынуждена напомнить, что ваша сестра заплатила кучу денег. Я в этом не сомневаюсь, вы не похожи на торговку людьми. Миссис Стэк, я учусь на врача, вернее, училась, а сейчас занимаюсь этим, пока не смогу продолжить образование, все стоит денег, нужно подделать паспорта и прочие документы, заплатить взятки, транзитные сборы, это рискованное дело, я верю, что вы передумаете, но нам действительно следует поторопиться, дня через три-четыре я пришлю к вам молодого человека, вот список того, что вы должны будете ему передать, а пока можете воспользоваться письмом, чтобы пополнить припасы, у вас теперь достаточно денег, инфляция вам нипочем, канадский доллар стои́т высоко. Бейли подошел к окну, и на мгновение она видит Марка в его годы, то, что не заметно в обычное время, но внезапно проявляется при случайном повороте головы или взгляде, открывающем другое лицо. Айлиш смотрит в землю, качая головой. Передайте моей сестре, что я очень благодарна за деньги, действительно благодарна, и надеюсь сама ей об этом сказать, все страшно подорожало, и что я верну деньги, когда смогу. Она смотрит, как гостья выходит на улицу, и запирает за ней входную дверь. Перепачканный Бейли стоит на кухне, сжимая в руках две прямоугольные грязно-белые канистры. Он с улыбкой ставит канистры на пол, отказываясь отвечать, где их взял. Внутри канистры воняют плесенью, и Айлиш собирается промыть их кипятком, взяв воду из цистерны, она смотрит на Бейли с гордостью и облегчением, а затем внезапно набрасывается на сына. Разве я воспитывала тебя вором? Его потемневшие от обиды глаза сужаются, словно он хочет уменьшить ее. Почему ты не радуешься, спрашивает он, ты никогда ничему не рада, ты же не ждешь, что я верну их обратно? И снова лицо перед ней меняется, теперь это лицо Ларри, Ларри хмурится и отворачивается.