Она просыпается от звуков войны, словно пришествия грозного божества, от грохочущей ярости, заставляющей сердце стучать чаще, не может найти выключатель, рука шарит вслепую, оказывается, выключатель завалился за тумбочку. За окном ничего не видать, только одинокая чайка на краю дымохода переливается в голубоватом свете утра, да моросит дождь. Все собаки в округе заливаются лаем, она закрывает окно, оглядывается на Бена, во сне на его лице играет хитрая улыбка, сжатые кулачки подняты над головой. Айлиш не может найти свой халат и снимает с крючка за дверью халат Ларри, но рука запуталась в рукаве, и у нее никак не получается ее просунуть. Айлиш передвигается по дому, пытаясь заглянуть в будущее, мир разветвляется на невозможные вероятности, ужасные вещи проступают в утреннем свете, который проникает через кухонное окно, два столба черного дыма плывут над южными пригородами, в небе кружит военный вертолет, и она не может сообразить, насколько он далеко, вероятно километрах в трех-четырех. В ожидании новостей она включает радиоприемник и выходит во двор к бельевой веревке, разглядывая деревья в розоватом свете, спрашивая себя, что они могут знать, беседуют ли между собой, как ощущают воздух и выражают страх через почву, давая другим деревьям понять, что опасность миновала или что звук с небес — предвестие всепоглощающего огня, жующего в пасти древесину. Айлиш бросает белье в корзину, смотрит на свои руки, не понимая, как можно оставаться такой спокойной, открылась еще одна дверь, теперь она это видит, как будто ждала этого всю жизнь, это словно атавизм в ее крови, и она размышляет, сколько людей на протяжении скольких жизней смотрели, как война надвигается на их дом, полагались на судьбу, вступали в молчаливые переговоры, шептали, умоляли, разум способен предугадать любые исходы, кроме призрака, которому нельзя смотреть в лицо. Электричество мигает, свет становится тусклым, и по животу Айлиш пробегает дрожь. Червяк гложет, говорит Бейли, и она наблюдает за его лицом, он слишком высокий для своего возраста, вытянулся буквально за последние недели, перегнав Молли, а над верхней губой залегла тень. Молли не сводит с нее глаз, они ждут, что она скажет, а она не знает, что говорить. Нужно быть готовыми к отключению электричества, а вам завтракать и собираться в школу. В школу, удивляется Бейли, я позавтракаю, но в школу не пойду, какая школа, когда такое творится, я просто не вижу смысла. Она ставит на стол коробку с хлопьями и включает государственный новостной канал. Правительство издало ряд указов, все школы и вузы закрыты, гражданам велено не покидать своих домов, выходить можно только для того, чтобы купить продукты и лекарства, или для помощи пожилым и больным. Когда она оборачивается, Бейли стоит, уперев руки в боки. Я же говорил, что школы закроют. Сотри эту улыбочку с лица, отвечает она, обойди дом и собери все батарейки и свечи, которые найдешь. Дел невпроворот, ей необходимо покурить и выпить, починить туфли, заполнить несколько медицинских бланков для отца. Она звонит Саймону, дозваниваясь только с четвертого раза. Этот пес совсем взбесился, говорит тот, решил, что на улице Хеллоуин. Папа, спрашивает она, ты видел новости, у тебя все в порядке? Он снова кричит на собаку. Извини, я не расслышал, что ты сказала. Не бери в голову, я отсюда вижу черный дым. Кто-то стучится в дверь, погоди минутку, говорит Саймон. Она слышит, как трубка звякает о пульт, слышит, как открывается и закрывается входная дверь, как Саймон снова рявкает на собаку. Там никого нет, говорит он, чертовы шутники. Пап, пожалуйста, не выходи из дома и Спенсера не выводи. На линии воцаряется тишина, слышно только рычание Спенсера, словно ему разрешили говорить от имени хозяина. Мне нужен грунт для сада, говорит Саймон, мы не могли бы на неделе за ним съездить? Отключившись, она не двигается с места, разглядывая на ладони беспорядочные отпечатки лун, оставленных ногтем большого пальца. Айлиш поднимается наверх, переодевается в джинсы и черный свитер, сносит Бена вниз и усаживает на стульчик для кормления. Я собираюсь забежать в магазин на углу, как только Бен поест, и мне придется снять деньги в банкомате, осталось кое-что закупить. На лице Молли застыло изумление. Что не так? Оставь Бена здесь, зачем таскать его с собой? Любимая, я же сказала, пока снаружи безопасно, в любом случае я только до угла. Бейли подходит к холодильнику и заглядывает внутрь. Не забудь про молоко, говорит он, старое снова почти закончилось.
Она идет, прислушиваясь к небу, неизвестное смешалось с привычным, повторяющиеся выстрелы и раскаты сменяются странной, разрушенной тишиной. Редкие автомобили и прохожие, колесо из-за неисправного тормозного троса периодически щелкает, интересно, сможет ли она починить коляску, она не замечает, что дождь кончился, пока не опускает зонт перед банкоматом. Банкомат исправен, но нет питания, и на экране трещина, словно кто-то саданул кирпичом. На другой стороне улицы мужчина, прикрыв глаза ладонью, наблюдает за небом: три военных вертолета удаляются в южном направлении, словно медленно распадающийся наконечник стрелы. Ремонтная мастерская закрыта, ставни на овощной лавке опущены, кто-то нацарапал на них синей краской: «ИсТОРиЯ — эТо ЗАКоН СиЛЫ», рядом нарисован кулак. Айлиш идет по дороге в поисках банкомата, вспоминая слова сестры, ее самодовольный голос по телефону: история — это безмолвная летопись людей, которые вовремя не поняли, что пора уносить ноги, утверждение абсолютно ложное, она говорит это Ларри, который сидит за кухонным столом и делает вид, что слушает, а сам играет в телефоне. История — это безмолвная летопись людей, которые не смогли уехать, летопись тех, у кого не было выбора, вы не можете уехать, если некуда и не на что, если вашим детям не выдают паспорта, если вы вросли в эту землю и уехать означает оторвать себе ноги. На экране банкомата в конце улицы черные полосы, в витрине углового магазина объявление фломастером: хлеба и молока нет, рядом печальный смайл. Полки наполовину пусты, она берет несколько помятых бананов, рулон мусорных пакетов, батарейки, выбирает две шоколадки, показывает на сигареты и хмуро смотрит на лежащие на прилавке товары, пока кассир их пробивает. Простите, сколько, вы сказали, стоят сигареты? Кассир разводит руками и бросает сонный взгляд в сторону двери. А что прикажете делать, все идет с наценкой, еще найдите дешевле. Айлиш охватывает ярость, она выкладывает мусорные пакеты на вчерашнюю газету, не может выбрать между батарейками и шоколадом, убирает в сторону батарейки и спрашивает, сколько будут стоить мусорные пакеты и шоколад без сигарет? Она оставляет сдачу, с губ срываются слова, которые уносят ее к двери. Когда все закончится, ты будешь выглядеть полным засранцем и все узнают, кто ты такой.
Бен хнычет, ему надоело сидеть в коляске, Айлиш сворачивает на Сент-Лоуренс-стрит и видит военный грузовик, перегородивший дорогу, солдат правительственных войск в полном боевом снаряжении, другие солдаты в расстегнутых куртках и черных футболках складывают из мешков с цементом контрольно-пропускной пункт метрах в пятидесяти от ее дома. На углу солдат опускается на колено, поднимая винтовку, второй направляется к ней, выставив вперед руку, ладонь в перчатке велит ей остановиться. Айлиш перестала дышать, как будто эта перчатка давит ей на горло, хочет подать сигнал, но боится шевелить руками. Простите, говорит она, я живу на этой улице, мне нужно домой. Солдат крутит ладонью в воздухе, словно разворачивает машину. Улица перекрыта для пешеходов, говорит он. Внезапно ее восприятие расширяется, Айлиш смотрит солдату в лицо, сердитый изгиб бровей над зелеными глазами, полная амуниция — все говорит об абсолютной власти, и все же она замечает тень сомнения, перед ней мальчик не старше ее сына. Послушайте, говорит она, я живу в сорок седьмом доме, у меня ребенок, которого пора кормить. Она подталкивает коляску к солдату, видит панику в его глазах, он что-то быстро говорит в микрофон рации, второй солдат приказывает ей остановиться, офицер в черном берете решительно шагает к ним. Простите, говорит она, я просто хочу попасть домой, мой дом там. Не глядя, куда она показывает, офицер требует предъявить удостоверение личности. Оно в кошельке, кошелек в сумочке, только мне нужно снять ее с плеча. Двое гражданских помогают строить блокпост, одного она знает, он из соседнего многоквартирного дома, перебивается случайными заработками, бывший наркоман, во рту почти не осталось зубов, имени она не помнит, в прошлом году Ларри заплатил ему двадцать фунтов за чистку канавы. Ей велят поставить сумку на тротуар и не закрывать, дрожащими руками она расстегивает молнию кошелька и вынимает удостоверение личности. Офицер переводит глаза с ее лица на лицо ее сына. Здесь зона боевых действий, говорит он, у моих людей приказ стрелять, оставайтесь дома до дальнейших распоряжений. Да, разумеется, говорит она и быстро удаляется, успевая заметить, как с грузовика падает мешок с цементом, от удара о землю мешок разрывается, ветер подхватывает и взвихряет цементную пыль, как будто среди солдат возникает дервиш с чужой войны, глаза закрыты, руки расставлены в стороны.
