В полусне она бормочет Ларри, чтобы тот ответил, рука придавлена весом тела, и, когда Айлиш наконец просыпается, слышит в прихожей телефонный звонок, неподалеку воют сирены, Молли спит на ее руке. Айлиш спешит в прихожую, думая, что скоро рассветет, по пути беседуя с Марком, черт возьми, меня не удивляет, что ты забыл мой номер, кто сейчас помнит номера мобильных, но уж домашний-то номер ты мог вспомнить, я с детства тебе все уши прожужжала… Она узнает отца по манере откашливаться, характерный вдох, затем голос начинает дрожать. Ты меня слышишь, она ушла, слышишь, я спал — проснулся, а ее нет. Папа, говорит она, который сейчас час, городские телефоны не работали несколько дней, ты говоришь о собаке? Ты должна меня выслушать, я говорю о твоей матери, я обошел весь дом, но ее нигде нет, забрала все свои вещи, ее шкаф пуст. Мне следовало догадаться, что рано или поздно это случится, я должен был знать, что она уйдет от меня. Высокий голос падает до шепота, а потом ему становится трудно дышать. Я задыхаюсь, говорит он, я не могу вдохнуть… О господи, папа, пожалуйста, давай вызовем врача. Нет, говорит он, оставь меня в покое, эта женщина хочет моей смерти. Айлиш давит на веки большим и указательным пальцами, сжимает переносицу, что она может сказать мужчине, который грезит наяву, как сообщить ему о кончине жены, если он не помнит, что она умерла. Дрожь проходит по ее телу, она поднимает глаза, видит в дверях Молли и жестом велит ей возвращаться в гостиную. Сквозь черный и пыльный телефонный провод она пытается разглядеть отцовское лицо, хочет обнять его, видит, как он стоит в прихожей без халата и тапочек, а свет горит во всем доме. Она велит ему глубоко вдохнуть, открывает глаза и видит два бледных настороженных лица, наблюдающих из-за двери. Папа, говорит она теперь уже шепотом, поворачиваясь к детям спиной. Папочка, ты должен меня выслушать, пожалуйста, вдохни глубоко и слушай, мама никуда не ушла, она скоро вернется, она просто… Ты лжешь мне, говорит он, ты вечно мне лжешь, я знал, что без тебя не обойдется, ты всегда принимаешь ее сторону, таскаешься за ней, как собачонка, без вас в этом доме стало легче дышать. Она слышит, как он с шумом втягивает воздух, затем всхлипывает. Я не могу дышать, говорит он. Папа, папочка, все будет хорошо… Я должен был знать, что это случится, должен, но я закрывал глаза, ты же знаешь, как я любил ее, я все еще ее люблю, скажи мне, куда делась наша любовь, я не могу вспомнить, когда все пошло прахом, куда уходит любовь, ведь совсем недавно она билась в наших руках. Айлиш ошеломлена, она шепчет, извивается под кожей, дергает себя за волосы. Папа, пожалуйста, выслушай меня, ты все неправильно понял, я приду утром, как только рассветет, как только смогу. Нет, отвечает он, я не хочу, чтобы ты приходила, мне твоя доброта ни к чему, только не сейчас, твоя мать меня бросила, бросила всех нас, в этом вся она, дай мне побыть одному. Она слышит в трубке шуршание, как будто он прикрывает ее рукой. Пап, я не слышу тебя, что ты сказал? Она яростно машет детям, чтобы закрыли дверь. О, моя дорогая, что я наделал, я не слушал, я никого не слушал, я должен пойти и разыскать ее, я знаю, куда она ушла, если выйду прямо сейчас, я еще успею ее остановить… Папа, пожалуйста, выслушай меня внимательно, ты не должен выходить из дома, еще только пять утра, город обстреливают, а через два часа начнутся авианалеты, пожалуйста, оставайся на месте, я найду способ до тебя добраться и вызову доктора. Айлиш слышит, как трубку кладут на рычаг, и ей остается в тишине выкрикивать отцовское имя.
Она набирает номер миссис Талли, хочет попросить ее проведать отца, но телефон не отвечает. Автоответчик в приемной врача выдает информацию о часах работы и переключает на другое сообщение, запрашиваемая вами услуга больше недоступна, дежурный врач покинул страну вместе с семьей и вряд ли вернется, он забрал с собой своих родителей, если ваш случай не терпит отлагательства, обращайтесь в ближайшее отделение неотложной помощи. Паника на лице Молли, когда Айлиш говорит детям, что ей придется пересечь город, Молли идет вслед за ней в прихожую, Айлиш тянется за плащом, оборачивается и видит, что Молли стоит перед дверью, скрестив на груди руки. Мама, ты не должна выходить на улицу, когда там такое, неужели ты не можешь просто подождать, с дедушкой все будет в порядке, он снова уснет и потом не вспомнит, что было, сейчас он сидит на кухне и бурчит над старой газетой, пьет чай с прокисшим молоком, очки висят на груди, а он не может их найти, ты же его знаешь. Айлиш смотрит Молли в лицо, на мгновение поверив, что ее слова правда, видит, как ладонь дочери сжимает ее запястье, Молли шепотом умоляет ее не ходить. Ладно, говорит Айлиш, надеюсь, ты права, подожду, пока не развиднеется, кажется, обстрелы и правда стихают после обеда. Это ощущение, словно ты входишь в темную комнату и за тобой закрывается дверь, обстрелы и авиаудары не прекращаются ни на минуту, и день ускользает из рук, а вечер сменяется ночью. Они едят холодный ужин, Айлиш слушает Би-би-си, несмотря на возмущение международного сообщества, правительственные войска усилили обстрелы, переключается на правительственное радио, режим уверяет, что бомбит террористов. Она выключает радио, но ей не спится, разная ложь вращается в голове по кругу, ее будит Бен, который наконец-то заснул, сжимая ладонями ее лицо. Утром она с решительным видом стоит перед детьми, продевает руки в рукава плаща, тон торжественен и серьезен. Я больше не выдержу, говорит она, я должна идти прямо сейчас, вернусь, как смогу.
Птицы всегда будут населять землю, птицы приветствуют рассвет в проломах и среди разбитых деревьев, пока она катит по городу на велосипеде. Просветы возникли там, где их раньше не было, здания превратились в руины, везде торчат одинокие стены и дымоходы, лестница завершается внезапным обрывом. Айлиш прокалывает заднюю шину и, спрятав велосипед за стеной школы, вынуждена продолжить путь пешком, на юго-востоке города гремит канонада и все затянуто серой дымкой, слышны спорадические ружейные выстрелы, она шепотом беседует с Ларри, граница между правительственными войсками и повстанцами размылась, возможно, ее больше нет. Она торопится миновать тихие жилые районы, клубится пыль, блокпосты повстанцев заброшены, дети жгут покрышки в мусорных баках, поднимающийся черный дым ослепляет военные самолеты. Улицы, окружающие отцовский дом, безмолвны, редко проедет автомобиль. Спенсер сидит на коврике перед входной дверью, она окликает его, и пес начинает носиться кругами в ожидании, что она впустит его внутрь, потом замирает, когда Айлиш барабанит костяшками по его черепу. Что ты здесь делаешь один? Она стучится, прислушивается, отпирает дверь своим ключом, цилиндр замка провернут на два оборота, вступает в прихожую и понимает, что дом пуст, его пальто исчезло с вешалки, свет везде выключен, трубка беспроводного телефона лежит на зарядном устройстве. Шторы в спальне Саймона раздвинуты, кровать кое-как застелена, тапочки стоят перед шкафом. Она отправляет собаку в сад, снимает трубку, линия отключена. Прикрывает входную дверь, проходит до конца улицы, затем привычным отцовским маршрутом в сторону парка, все местные лавки закрыты ставнями, останавливает каждого встречного, но никто не видел мужчину, которого она описывает, а нетрезвый юнец на велосипеде просто смеется ей в лицо. У миссис Талли ставни опущены, дом заперт, растения сохнут на веранде. Гас Карберри не спешит открывать, затем, опершись о косяк старческой рукой и выставив наружу седые усы, оглядывает улицу, качая головой. Она переходит улицу к миссис Гаффни, которая приглашает ее зайти и перевести дух, в прихожей висит запах благовоний, Айлиш следует за хозяйкой в полутемную кухню и садится на стул. Выпейте чаю, и посмотрим. Миссис Гаффни включает газовую плитку и наполняет старый чайник водой из канистры. Я не знаю, что мне делать, говорит Айлиш, не осталось служб, куда я могла бы обратиться, «Гарды» в южной части города, похоже, просто нет, но можно попробовать обзвонить больницы. Она смотрит на чайник, который греется на газу. Вы не могли бы за ним последить, в любой момент он вернется, позвольте оставить вам мой номер, и вы перезвоните, если будет связь, понятия не имею, что делать с этим чертовым псом, так я и знала, что от него будет одно беспокойство. Чайник начинает свистеть, миссис Гаффни встает и со звяканьем вынимает из шкафчика две чашки. Собаку я возьму, если у вас есть еда, у меня просто нечем его кормить. Айлиш разглядывает морщины на лице женщины, пытаясь вспомнить лица ее сыновей, когда-то бегавших по улице, теперь они взрослые мужчины, у них собственные дети, которые живут на фотокарточках, расставленных на подоконнике. А как поживают ваши сыновья? О, давно уехали, оба в Австралии, они меня долго уговаривали, но я не хочу. Почему, миссис Гаффни, почему вы остались? Женщина долго молчит. Прикладывает к щеке покрытую пигментными пятнами руку, собирается заговорить, но вместо этого вздыхает и отводит взгляд. Кто знает, почему мы остаемся? Айлиш бродит по дорогам, мнется в дверном проеме, затем поворачивает к дому. На перекрестке слышит позади стук копыт, оборачивается и видит на дороге трех лошадей — две серые в яблоках, одна пегая, — лошади, словно бешеные, проносятся мимо, выпучив глаза.
