— Да, Госпожа, — пробормотал Ингенс, опустив голову и не поднимая ее, когда входил в дом. Бринчиза повернулась и встретилась взглядом с Илной. Тем же холодным тоном она спросила: — У вас есть что добавить, госпожа?

Илна слабо улыбнулась. — Я тоже предпочитаю кирпич, — отозвалась она. — Хотя это никого не касается.

Бринчиза подождала мгновение, затем усмехнулась. — Хорошо, госпожа, — сказала она. — Мы можем помочь друг другу. Моя мастерская находится на верхнем этаже, так что проходите туда, если не возражаете.

Илна рассеянно считала этажи, быстро завязывая узелки на ткани: один, и еще один, и еще один, и, наконец, еще один; по пальцам одной руки — четыре. Дом Бринчизы был не только сделан из другого материала, чем остальной Гаур, он был выше. Лепные барельефы, вделанные в кирпичную кладку над окнами, были, на вкус Илны, слишком вычурными, но она вынуждена была признать, что они сделаны со вкусом. На каждом этаже был центральный холл с расположенными вокруг него дверями.

В самом верхнем коридоре была только одна дверь, закрытая, как и остальные. Илна остановилась рядом с ней и подождала, пока остальные присоединятся к ней. Бринчиза коснулась панели; щелкнула невидимая защелка, и дверь распахнулась. — Входите, госпожа, — сказала она. — И вы тоже можете войти, Мастер Ингенс, но помните свое место.

Секретарь кивнул. Его лицо было напряженным, но он успешно скрывал обуревавшие его эмоции.

За исключением холла и лестницы, верхний этаж представлял собой единственную высокую комнату, освещенную через потолок, покрытый пластинами слюды; который создавал слабое голубоватое мерцание. Стены были расписаны фресками основного цвета свежих сливок. Дверной проем и ниши обрамляли зелено-золотые круги — окон не было, — а в верхних регистрах плавали морские существа.

Илна остановилась у самой двери, почувствовав, как под подошвами ее босых ног захрустел песок. Она посмотрела вниз. То, что она приняла за серый каменный пол, оказалось тонким слоем измельченной пемзы, нанесенной на плотно прилегающие плиты бледного мрамора. Она посмотрела на Бринчизу.

— Это для моего искусства, госпожа, — сообщила Бринчиза. — Чтобы не осталось следов от заклинаний, которые помешают дальнейшей работе. Не волнуйтесь — песок не последует за вами из комнаты.

Илна фыркнула. — Вы ошибаетесь, что они не оставляют следов, — отреагировала она. — Но для меня это не имеет значения.

Ингенс последовал за женщинами внутрь; дверь за ним закрылась, хотя ее никто не трогал. Секретарь сцепил руки перед собой; он медленно повернул голову, чтобы осмотреться, но его тело было таким напряженным и прямым, будто он был привязан к столбу.

Более ранние заклинания Бринчизы действительно оставляли следы, несмотря на тщательность, с которой разгребали песок, но тот факт, что Илна могла видеть оставшийся узор, не означал, что он имел значение даже для сил, от которых зависела вселенная. Она так отреагировала на Бринчизу за ее предположение, что Илна боится испачкать ноги. Бринчиза, очевидно, изолировала себя от реалий жизни даже в этом значительном городе; она, вероятно, не могла представить грязь фермерской деревушки. Что вызвало еще один вопрос…

— Госпожа? — обратилась Илна. — Вы прибыли сюда из другого места, не так ли?

— Я не буду обсуждать место, откуда мы прибыли! — ответила Бринчиза. Она была заметно рассержена, но Илне показалось, что в ее голосе она услышала и страх. — Это не касается никого, кроме меня и Хаттона, а теперь только меня!

— Да, — отозвалась Илна, молча радуясь, что преодолела сдержанность собеседницы. — Но причина, по которой вы прибыли сюда, касается меня, поскольку я тоже здесь. И... Она слабо улыбнулась, чтобы следующие слова не прозвучали как прямое обвинение. — Я пришла сюда по делу, которое меня очень беспокоит.

Бринчиза скорчила кислую мину и кивнула в знак извинения. — Да, конечно, — сказала она. — Я уверена, что вы уже догадались, что Ортран сейчас является связующим звеном великой силы, но остров рыбаков, существовавший в вашей прежней вселенной, имел обратное значение. Он отталкивал использование искусств. Изменение, как вакуум, втянуло Гаур и его ближайшее окружение сюда.

Илна обдумала то, что ей только что сказали. Она не заметила никаких трудностей в том, чтобы выпроводить назойливых рыбаков, но и не связала особо сложного узора. Как бы то ни было, Бринчиза ответила на ее вопрос прямо и вполне правдоподобно. — Хорошо, — сказала она. — Чего вы от меня хотите?

Впервые с тех пор, как она вошла в комнату, Илна нашла время, чтобы осмотреть ее обстановку. С потолка свисало чучело морского волка, молодой самки длиной не больше вытянутой руки. На некотором расстоянии от челюстей, полных конических зубов располагались другие звери. Недалеко от ящерицы был ряд серебряных колец вокруг общего центра, каждое кольцо с золотой бусинкой где-то на окружности.

Илна, должно быть, вопросительно нахмурилась, потому что Бринчиза сказала: — Это планетарий. Его можно отрегулировать так, чтобы показать относительное положение всех тел на небосводе. Илна не знала, что такое «небосвод», не говоря уже о том, что такое «тела». Она предположила, что это не имеет значения.

Кирпичные колонны, выступающие в комнату, поддерживали крышу. На нижних этажах в нишах, вероятно, были прорезаны окна, но в этой рабочей комнате стены были сплошными; пространство было заполнено книжными полками и стеллажами для свитков. В одном конце длинной комнаты стоял глиняный саркофаг, отлитый в форме пухлой женщины, которая улыбалась с наигранным идиотизмом. В другом был скелет, стоящий вертикально в деревянном шкафу — Илна не могла сказать, как он был закреплен; казалось, что он стоял нормально. И еще была ванна из мыльного камня, в которой лежал труп, чья коричневая и восковая плоть лежала поверх костей. Эти предметы были более впечатляющими примерами атрибутов шарлатанов, которые периодически появлялись в их деревушке, их принадлежности перевозились на спинах измученных мулов. Бринчиза, кем бы она еще ни была, шарлатанкой не являлась.

— Мой муж Хаттон и я приехали в Гаур семнадцать лет назад, — сообщила Бринчиза. — Город подходил для наших исследований, как и следовало ожидать. Однако в законах общества есть особенность, которая создала для меня трудности. Говоря это, она поигрывала серебряным атаме. Отражения на плоской поверхности лезвия, казалось, не показывали комнату, в которой стояла Илна. — Как я уже говорила вам, мой муж умер три дня назад.

Илна коротко кивнула. Она ожидала, что в этом будет какой-то смысл, и поняла, что они не достигнут понимания быстрее, если она не скажет: «Почему, по-вашему, меня волнует смерть человека, которого я никогда не встречала?», или что-нибудь более вежливое с тем же смыслом.

— Предчувствуя смерть, Хаттон поместил свой самый ценный инструмент искусства в ларчик, который привязал к груди «волоском», — продолжила Бринчиза. — А потом он вышел из дома и умер перед зданием муниципального собрания. И я не смогла помешать похоронить его вместе с ларчиком. Она швырнула атаме на каменный пол, он музыкально зазвенел, его острие изогнулось. Ингенс слабо хмыкнул.

— Это было его имущество, — мягко сказала Бринчиза. Она продолжала улыбаться, но ярость в ее глазах была очевидна любому. — Мои сограждане боятся меня, как и должны бояться. Но больше всего они  боятся нарушить свои погребальные обряды... и в этом они тоже мудры. Ничто из того, что я могла сделать или сказать, не изменило их мнения.

Ингенс открыл, было, рот, затем снова закрыл его с потрясенным выражением лица. Илна взглянула на него, перевела взгляд на Бринчизу и спросила: — Мастер Ингенс, у тебя есть что сказать?

Ингенс облизнул пересохшие губы. Его взгляд быстро перебегал с одной женщины на другую. Он ничего не сказал.

— Мастер Ингенс, — отрезала Илна, — твое место там, где я скажу! Если тебе есть что сказать, говори это! Она пристально посмотрела на Бринчизу. Бринчиза вежливо поклонилась.